Странная разведка: Воспоминания о Секретной службе британского Адмиралтейства

Когда эта попытка провалилась, немцы организовали вторую. Пришло новое письмо, в котором выражалось сожаление по поводу несостоявшейся встречи и с жаром предлагалось встретиться снова. Теперь отправитель был бы «рад предоставить сведения чрезвычайной важности». Подпись была уже читаемой и указывала адрес в берлинском пригороде Шарлоттенбурге. На это письмо агент ответил следующим посланием:

«Я благодарю вас за ваше дружеское предложение, но хочу вас заверить, что я ни в коей мере не интересуюсь конфиденциальными сведениями о немецком военно-морском флоте. Это было бы равноценно шпионажу, преступлению, за которое наказывают очень сурово. Информация о флоте, которую я собираю, я полностью получаю из немецкой прессы и делаю это чисто в коммерческих целях».

«Dienstmann», то есть посыльный, очень удивился, когда принес письмо по указанному адресу. Как только он пришел туда, его тут же задержали, отвели в соседний полицейский участок, где несколько часов допрашивали, пока не выяснили, что он ничего не знает о человеке, вручившем ему это письмо.

Как ни невероятно это звучит, но вскоре наш информатор получил и третье письмо с приглашением встретиться с людьми, «желающими передать секреты немецкого флота».

В другой раз его квартирную хозяйку затерроризировала полиция, заставляя составлять ежедневное донесение о перемещениях ее жильца. Но честная женщина быстро продемонстрировала, что справилась со своей задачей, и рассказала нашему агенту всю эту историю. Его комнату дважды обыскивали в его отсутствие в поисках компрометирующих улик — их не было — и в этих двух случаях, обыски, проводившиеся якобы в строгом секрете, были такими бестолковыми и неловкими, что он с первого взгляда смог это определить.

Больше, чем немецкой полиции, ему приходилось бояться кандидатов в добровольные помощники, чье усердие переходило рамки сохранения тайны. Нередко навстречу к нашему другу набивались британские офицеры, обычно армейские, приехавшие в Германию в отпуск. Они желали немного поработать на разведку самостоятельно. Они не проходили никакой подготовки, у них не было инструкций, но до отъезда из Лондона они заходили в штаб разведывательной службы, и там им сообщали, где они могут найти нашего агента.

Он, впрочем, не имел ни малейшего желания становиться гидом, учителем и другом тем, кто ему навязывался. Его посетители обычно были очень молодыми людьми, совершено неопытными, и не имели ни малейшего представления о правилах, по которым живет разведка. На самом деле они были источником хлопот и даже риска. Они либо усаживались в кафе или другом общественном месте и весело болтали о том, что они собираются делать в Киле или Вильгельмсхафене, либо — и это было еще хуже — вели себя точно как опереточные заговорщики, разговаривали только шепотом, передавали записочки, написанные тем, что они считали шифром, обычно это был просто греческий алфавит! В общем, они делали все, чтобы немедленно вызвать к себе подозрения даже самого бестолкового полицейского.

«Эти славные парни делали мое существование невыносимым, — рассказывал наш агент. — Даже сегодня, у меня на голове волосы встают дыбом когда вспоминаю некоторые их поездки. Однажды, в момент слабости, я разрешил одному из них сопровождать меня в поездке в Киль. Я туда ехал просто ради нескольких наблюдений чисто общего характера, потому что, когда мне предстояла серьезная работа, я предпочитал работать в одиночку. Но через день или два мой юный и блестящий попутчик заскучал и попрощался со мной, чтобы поработать самостоятельно. Вернулся он в гостиницу в тот же вечер, очень взволнованный и самодовольный.

Целый день он бродил по Гаардену, на другом берегу порта, где расположены верфи концерна «Крупп-Германия» и Имперского Арсенала. Наконец, его занесло к главным воротам Арсенала, где маленькая группа посетителей ожидала разрешения войти. Но, случайно узнав из замечания одного ротозея, что для входа нужно показать удостоверение личности, он мудро решил отступить, причем ушел с большой поспешностью. В соседнем кафе он наткнулся на двух немецких матросов, вступил с ними в разговор и узнал, что один из них говорит по-английски. Угостив их несколькими кружками пива, он узнал еще, что они служат на миноносце, который сейчас ремонтируется в Арсенале. Его тут же пригласили посетить корабль следующим утром, и один из моряков пообещал встретить его у ворот в десять часов утра и провести вовнутрь. Мой невинный юный друг тут же принял это предложение и теперь с нетерпением не мог дождаться этой новой встречи.

Однако я ему объяснил, что это вполне может быть ловушкой. Оба моряка знали, что он англичанин — собственно, он сам им это сказал — и должны были знать, что иностранцы никогда не получат разрешения на посещение какого-либо немецкого военно-морского объекта. Мне было совершенно понятно, что матросы сообщили об этом случае своему начальству, что один из них, получив соответствующие инструкции, действительно явится в назначенный час к воротам, и как только мой друг подойдет к нему, он тут же будет арестован по подозрению в шпионаже.

Но мне было ужасно трудно переубедить его и пришлось, в конце концов, пригрозить ему, что я отправлю в Военное министерство протест в самом жестком тоне с жалобой на его неразумное поведение. К счастью, он не оставил морякам своего адреса в Киле. Несмотря на это, я посчитал самым разумным для нас обоих немедленно уехать, и мы покинули Киль первым же поездом. Тем самым мы наверняка избежали одного из тех «инцидентов», которые так любили подготавливать и умели использовать немецкие власти. Сам адмирал фон Тирпиц как-то заметил, что каждый арестованный английский «шпион» стоит для него целого крейсера. Он хотел этим сказать, что Рейхстаг после каждого случая шпионажа всегда выделяет деньги на строительство нового корабля.

Через пару месяцев после этого случая мне представился другой офицер британской армии. Он был капитаном Королевской гарнизонной артиллерии и приехал в Германию в отпуск на пятнадцать дней.

В холле отеля «Бристоль» в Берлине он объяснил мне свои планы. В его кармане была карта, где были отмечены оборонительные сооружения Кильского порта, то есть, батареи в Фридрихсорте, в Мёлленорте и в Лабё, на изображении каждой были отмечены предполагаемое количество и калибр пушек. Капитан хотел лично посетить форты и проверить эти сведения.

Независимо даже от явно опасной природы самой этой затеи, которая представлялась мне невозможной, я сразу же увидел, что мой собеседник именно из тех людей, которым не стоит заниматься таким ремеслом. Он был болтливым, нервным и неосторожным. Я попытался было умерить его пыл, начав обсуждать эти дела, но это было все равно, что биться головой об стену.

Он еще сильнее рассердился, узнав о моей позиции, и совсем заупрямился, поняв, что я пытаюсь убедить его отказаться от своего глупого плана. Я заметил ему, что хотя его безопасность это его личное дело, но его неминуемый арест, — если он так настаивает на том, чтобы посетить форты Киля, — тут же создаст для Правительства Его Величества значительные трудности в получении информации постоянными сотрудниками британской военно-морской разведки. Немецкие власти и без того проявляли необычайную бдительность, вызванную постоянными попытками, почти всегда неудачными, со стороны любителей выполнять работу профессионалов из Секретной службы.

Но мои аргументы наталкивались на стену непонимания. Мой компаньон не собирался отказываться от идеи отправиться в Киль, и именно в Киль он готов был поехать на следующий день. В таких условиях я не только отказался ввязываться в эту авантюру, но решил про себя, что самое лучшее — вставить ему палки в колеса, чтобы этот артиллерист понял, что это за игра.

Час спустя на определенный адрес в Лондоне окольным путем была отправлена длинная телеграмма.

На следующее утро мой посетитель получил депешу, в которой было сказано, что его отпуск отменяется, и он должен прибыть в расположение своего полка. Он был, разумеется, ошеломлен и достаточно разгневан, но даже не заподозрил о моей связи с этим событием. Я помог ему сесть на поезд «Хоок ван Холланд Экспрес». Даже сегодня — при условии, что он пережил войну — он понятия не имеет, что моя шифрограмма в Лондон спасла его от вполне вероятного долголетнего тюремного заключения в Глаце или Везеле.

После такого опыта, а случаев такого рода было не два, а гораздо больше, я послал в штаб живописное увещевание, указав на неразумность официального поощрения и стимулирования таких неопытных любителей. А еще опасней, писал я, направлять этих любителей ко мне. Мое положение в Германии довольно непрочное, и я не могу позволить подвергать себя дополнительному риску со стороны тех, кто без спросу вмешивается в мою работу.

Этот протест, похоже, возымел действие, поскольку мне больше не надоедали непрошеные гости».

Этот агент имел честь оказаться предметом заинтересованности такого незаурядного персонажа как барон Рихард фон Кюльман, временный поверенный Германии в Лондоне в два последних предвоенных года. Действуя, без сомнения, в соответствии с инструкциями из Берлина, этот дипломат предпринял большие усилия, расспрашивая в определенных кругах людей, которые, по его мнению, могли лично знать нашего агента и быть осведомленными об его делах. Но эти расспросы проводились так прямолинейно, что ничего не принесли.

Вот какой случай можно привести в качестве примера дипломатических методов господина фон Кюльмана. Он познакомился с одним довольно известным лондонским журналистом, пригласил его на ужин и представил ему там двух немецких морских офицеров, находящихся в гостях в Англии. — Двое моих друзей, — сказал он своему гостю, — очень хотели бы познакомиться с «Х» (он назвал имя британского агента), они думают, что он сейчас живет где-то в Германии. Его образ жизни, похоже, довольно интересный. Не знаете ли вы случайно, где можно его найти?

Такой наивный подход сразу же насторожил гостя, и он сообразил, что не стоит рассказывать ничего, что ему было известно. Учитывая репутацию господина советника-посланника фон Кюльмана как тонкого дипломата, этот случай стоит вспомнить.

В довоенное время немецкая пресса часто атаковала более или менее открыто членов британского Дипломатического корпуса, служивших в Европе, создавая иллюзию, что наши дипломаты проводят незаконные операции в области военной и морской разведки. У нас есть более высокие власти, которые могли бы заявить, что эти обвинения были совершенно необоснованны. Не только поведение наших военных и морских атташе всегда было безупречным, но, по политическим причинам, они даже не пытались использовать преимущества своего официального статуса для получения разведывательных сведений, даже если им такая возможность представлялась. Они никогда не встречались с агентами разведки, никогда не переписывались ни с кем из них, никогда не оказывали им помощи каким-либо образом.

Интересно было бы знать, все ли сотрудники немецкого посольства в Лондоне в последние предвоенные годы вели себя столь же безупречно. Существуют, как минимум, твердые доказательства, что не все из них проявляли активность в деле налаживания добрососедских отношений между двумя странами и преодоления взаимных подозрений. В своей знаменитой книге «Ютландская битва» капитан третьего ранга Георг фон Хазе (немецкое название — «Великая победа германского Флота открытого моря») рассказывает о беседе, состоявшейся в Киле в июле 1914 года с военно-морским атташе в Лондоне, капитаном второго ранга Эрихом фон Мюллером. Вот что говорил атташе капитану фон Хазе:

«Не спускайте глаз с англичан! Англия готова к бою. Мы находимся в преддверии войны. Единственной целью этого визита (визита английской Второй линейной эскадры) является шпионаж. Они хотят составить ясное впечатление о боеготовности нашего флота. Прежде всего, ничего не говорите им о наших подлодках».

Капитан третьего ранга фон Хазе добавляет, что хотя эти взгляды полностью совпадали с его собственными, он, тем не менее, был «удивлен, услышав, как открыто они были высказаны».

Интересен факт, до сего времени неразглашенный, что Франция и Россия располагали определенным количеством агентов своих морских разведок в Германии. Русских было больше и, как известно, им удалось получить довольно много полезной информации. Есть свидетели, утверждавшие, что некоторые служащие Имперского арсенала в Данциге были российскими агентами. Если это так, то это объясняет, почему Морской генеральный штаб Российской империи был так хорошо осведомлен о немецких подлодках еще в самом начале войны, ведь именно Данциг тогда был основным центром немецкого подводного кораблестроения.