Странник

Он убил восемь несчастных птиц, а одна все еще трепыхалась на земле. Я принес ее домой, но она умерла через пару дней. Конечно, я подал жалобу в дисциплинарный комитет, и Квина вызвали на заседание — и он явился, и дал объяснение, — он представил рисунки и медицинские справки, объясняя, что птицы были больны, а он их просто пожалел и хотел остановить распространение инфекции. В заключении комитета говорилось, что впредь он должен обратиться с любой возникшей у него проблемой к коменданту, который и примет решение, как лучше поступить. И все. Даже мелких неприятностей — и то у Квина не было.

К концу семестра я уже был не единственным, кто считал его маньяком. Ко мне постоянно поступали жалобы от других студентов на антиобщественное поведение Квина. Иногда он начинал подозревать в злом умысле людей, которые случайно на него посмотрели. Начинал угрожать им, ругаться, если только на мгновение встретился с ними взглядом. Обычно Квин бродил по общежитию с этой вечной своей улыбочкой и пялился на всех, словно чеширский кот. Он принимал массу наркотиков, я знал об этом, но доказать было трудно. Да и потом не он один это делал. Мы поймали как-то пару ребят: они оказались настолько глупы, что оставили эту дрянь у себя в комнатах, и их исключили до конца семестра. Квин был слишком умен, чтобы позволить себе так попасться, но что-то должно было случиться, разрази меня гром, и уже в середине семестра я был уверен: на экзаменах он обязательно провалится.

История Перрина опять прервалась долгой паузой: комендант, очевидно, исчерпал силы.

— Не хотите сделать перерыв, мистер Перрин?

— Я хотел бы покончить с этим и уже не возвращаться к неприятной теме, если вы не возражаете.

— Как вам угодно. Я готова. Итак, что же случилось?

— Завалил экзамен по анатомии, так сказано в отчете. Но я думаю, там было что-то посерьезнее. У Квина по анатомии всегда были отличные оценки. Всегда. Должно быть, он просто натворил что-то на практике. Другие студенты рассказывали, что пришел старший преподаватель и остановил его, потому что Квин якобы искромсал труп — изрезал его вдоль и поперек на полоски.

— А в личном деле это записано?

— Нет. Как я сказал, мне об этом рассказывали другие студенты. Они были поражены его поступком и боялись, что это как-то отразится на их работе, поэтому спрашивали у меня совета. Но все дальше пошло гладко, так что им не понадобилась помощь.

— Понятно. Значит, в личном деле ничего не записано?

— Нет, но наверняка тот преподаватель — я сейчас не могу припомнить, кого ребята мне называли, — должен был представить докладную начальству. А затем уже экзаменационная комиссия должна была посмотреть, что такое Квин там натворил. Так что очень может быть, что где-то остались бумаги — докладная и все такое.

— А профессор Годвин участвовал в этом деле?

— Годвин был председателем экзаменационной комиссии, именно он должен был подписать приказ об исключении Квина.

— И с тех пор вы ничего про него не слышали?

— Ничего. Но это отвратительное преступление… Кто знает?

— Надеюсь, что мы узнаем, и достаточно быстро. Еще один момент. Как он выглядел?

— Его внешний вид менялся. Когда Квин впервые появился здесь, он выглядел обыкновенным школьником — округлые щеки, короткие волосы, очки в черной оправе, через несколько месяцев он отрастил волосы, заметно похудел. И очки тоже сменил. Завел эти мерзкие современные штуковины в тонкой металлической оправе — как у парня из «Битлз», они тогда были в моде.

— Как у Джона Леннона?

— Точно. Думаю, он старался выглядеть, как Джон Леннон. Еще год спустя Квин пытался подражать другой звезде — еще хуже — у того парня еще такая копна кудрявых темных волос. Сначала Квин их слегка подкрашивал, я уверен, но к моменту отчисления они стали совершенно черными. А может, наоборот, он потом их красил. Бог его знает, как он теперь выглядит. Тут я вам не помощник.

Брайони убрала блокнот и встала.

— Вы оказали нам огромную помощь, мистер Перрин. Спасибо. Суперинтендант полиции Макриди, который возглавляет расследование по данному делу, возможно, захочет сам побеседовать с вами, но я уже и так отняла у вас сегодня слишком много времени. Еще раз спасибо.

— Было бы за что, — ответил Перрин и открыл перед ней дверь.

Глава 13

Когда Донна вошла в кафе, — опоздав на десять минут, в коротком кожаном плаще, распахивающемся при ходьбе и демонстрирующем мини-платье на поясе, — Брайони отметила, как сидевшие за столиками возле дверей мужчины вытягивают шеи, чтобы получше рассмотреть красотку. Брайони покосилась на собственную невзрачную юбку и нечищеные туфли, но неожиданно вместо смущения и досады испытала облегчение, почувствовав себя в безопасности. Когда вокруг бродят уроды вроде Мэтью Квина, вовсе не хочется привлекать всеобщее внимание, решила она. Интересно, Донна когда-нибудь задумывалась об этом?

— Привет! Присмотри за моими вещами, пока я закажу чашку чая. — Донна бросила розовую холщовую сумку изрядного размера на стул напротив Брайони; пряди светлых волос упали ей на лицо, когда она наклонилась, чтобы достать кошелек. Девушка отбросила их назад резким движением головы, одновременно выпрямившись, но они тут же скользнули на прежнее место.

— А где твой шлем? Ты, кажется, говорила этим утром, что надеваешь мотоциклетный шлем?

— Оставила на работе. Ближе к делу, Брайони Уильямс: где твой зонт?

— У меня его нет.

— Вот именно. Но ходят слухи, что с зонтом Макриди случилось нечто подозрительное, и не исключено, что ты можешь помочь полиции в расследовании этого дела.

— О, черт! Черт, черт, черт!

— Еще чая?

Донна вернулась с двумя чашками апельсинового чая, длинной булочкой и мороженым.

— Итак, около четырех часов пополудни меня не было на месте, но впоследствии дежурный сержант сообщил мне, что была спецдоставка из центрального подразделения Вест-Энда, включавшая один-единственный предмет, а именно — зонт Макриди. Кто-то забыл его в вестибюле.

— А как они определили, кому принадлежал зонт?

— Все знают зонт Макриди. Это фамильная реликвия или что-то вроде этого.

— А почему вдруг решили, что эта история имеет отношение ко мне?

— Стив Латем видел в окно, как ты свернула за угол в направлении Вест-Энда, а зонт показался ему великоватым для тебя.

— Я начинаю ненавидеть этого парня.

— А Стив, между прочим, считает тебя хорошенькой. Он сам мне сказал.

— Он считает меня тупой.

— Ну и на здоровье. Это дает тебе временное преимущество.

Брайони автоматически начала собирать рассыпавшиеся по столу крупинки сахара в маленькую горку.

— Но я не могу позволить, чтобы Макриди считал меня тупой.

— Перестань. Не надо этого бояться. Он тебя насквозь видит. Босс убежден, что ты просмотрела дело еще до того, как он успел его открыть.

— Похоже, ты знаешь все на свете.

Донна подалась вперед, сделала глоток чая, посмотрела на Брайони, а потом поставила чашку на блюдце: та громко звякнула.