Странники Гора
Шрифт:
– Эти чайки с Воска, – сказал Камчак. – Весной, когда на Воске ломается лед, они летят на север.
Я вытащил несколько монет из кошелька и заплатил.
– Первыми летят на юг луговые коршуны, – объяснил мне хитрый тачак. – Они уже тю-тю. А лесные харлеты и рогатые джаймы не тронутся с места, пока не наступит поздняя весна. В это время летят чайки с Воска.
Распевая тачакские песни, мы с трудом нашли свой фургон.
Элизабет грела на огне мясо, хотя оно было почти пережаренным.
– Мясо пережарено, – сказал Камчак.
–
Я посмотрел на девушек. Обе они сейчас были прекрасны особенно.
– Нет, – поправил я её. – Мы божественно набрались.
Камчак пристально рассматривал девушек, наклонившись вперед и при этом заметно покачиваясь.
– Что-то не так? – спросила Элизабет.
Я заметил, что на её лице был большой синяк, что волосы были немножко повыдерганы, а на щеке слева красовались пять длинных царапин.
– Нет, – сказал я.
Африз находилась в худшем состоянии. Она потеряла, по-видимому, больше чем один клок волос. На её левой руке запеклась кровь, похоже от укуса, и синяк располагался под правым глазом.
– Мясо пережарено, – проворчал Камчак.
Хозяин не интересуется стычками между рабами – это ниже его достоинства. Хотя, разумеется, он не одобрил бы, если бы его девушка была покалечена или ослепла.
– Боски стреножены? – спросил Камчак.
– Да, – хмуро ответила Элизабет.
Камчак посмотрел на Африз.
– Воды принесли? – спросил он.
Африз вскинула голову, в её глазах стояли слезы.
Она бросила злой взгляд на Элизабет.
– Да, – сказала она, – принесли.
– Хорошо, – сказал Камчак, а затем ткнул пальцем в мясо.
– Оно пережарено.
– Вы задержались на несколько часов, – промолвила Элизабет.
– Уже поздно, – поддержала её Африз.
– Оно пережарено, – сказал Камчак.
– Я поджарю свежее мясо, – сказала Элизабет, вставая.
Африз только фыркнула.
Когда мясо было готово, Камчак наелся и выпил ещё кувшин молока боска, я сделал то же самое, хотя молоко для меня не очень-то хорошо сочеталось этой ночью с пагой.
Камчак, как делал это часто, уселся на какой-то штуке, напоминавшей обработанный камень. Это был прямоугольный предмет с закругленными углами. Когда я первый раз увидел эту штуку, лежащую в куче всякой всячины в углу фургона, в том числе шкатулок с драгоценностями и маленьким тяжелым сундуком, наполненным золотыми монетами, то подумал, что это просто камень. Но как-то раз, роясь в своих вещах, Камчак швырнул странный предмет мне, чтобы я посмотрел. Я был удивлен, что эта штука отскакивает от ковра, взял её в руки и удивился её легкости. Вещица имела структуру, похожую на кожу, и зернистую поверхность. Она напоминала пемзу или пенопласт, и я вспомнил, что видел подобное в некоторых покинутых частях пещер Царствующих Жрецов глубоко под Сардаром.
– Что ты думаешь об этом? – спросил Камчак.
– Интересная штуковина, – сказал я.
– И я думаю, что интересная.
–
Он протянул руки, и я швырнул ему предмет обратно.– Мне её оставили два путешественника.
Я тогда промолчал и не высказал своих предположений…
Когда Камчак доел свежеподжаренное мясо и допил молоко, он встряхнул головой и потер нос.
– Тенчики и Дины больше нет, – сказал он Элизабет. – Ты можешь снова спать здесь в фургоне.
Элизабет посмотрела на него с благодарностью.
На земле спать было, конечно, жестковато.
– Спасибо, – сказала она.
– Я думала, что он твой хозяин, – сказала Африз, кивнув на меня.
– Нет, Камчак.
Я теперь понял, почему в фургонах частенько случались ссоры, если в нем находилась более чем одна девушка. Впрочем, Тенчика и Дина не очень много ругались. Может быть, это было потому, что сердце Тенчики находилось в фургоне кассара Альбрехта?
– А кто были Тенчика и Дина? – спросила Африз.
– Рабыни, тарианские девки, – сказал Камчак.
– Их продали, – проинформировала Африз Элизабет.
– Может, и меня продадут?.. – тихо вздохнула тарианка.
– Может быть, за тебя дадут высокую цену, – сказала Элизабет.
– Ну безусловно большую, чем за тебя, – ответила Африз.
– Не тебе решать, маленькая Африз, – сказал Камчак, – так что можешь не строить планов… Вдруг я передам тебя в публичный фургон рабов?
– С надеждой жду этого дня, – сказала она.
– С другой стороны, – сказал Камчак, – я могу накормить тобой каийлу.
Тарианская девушка вздрогнула и опустила голову.
– Я не думаю, что ты для чего-нибудь годна, – сказал Камчак, – кроме как для каийлы.
Африз гневно посмотрела на нее. Элизабет рассмеялась и захлопала в ладоши.
– А ты, – сказал Камчак, тыкая пальцем в Элизабет, – глупая маленькая варварка. Ты даже не умеешь танцевать.
Сконфуженная Элизабет тут же потупила взгляд.
То, что Камчак сказал, было правдой.
Голос Африз был тих и спокоен.
– Я тоже не могу, – сказала она.
– Что? – вскинулся Камчак.
– Я никогда не училась, – пояснила Африз.
– Каийлий корм! – заорал Камчак.
– Мне жаль, – сказала Африз немного раздраженно. – Я никогда не собиралась становиться рабыней.
– Все равно придется научиться! – закричал Камчак.
– У меня ничего не получится.
– Это будет стоить денег, – проворчал Камчак, – но ты научишься. Я заставлю тебя научиться.
Африз фыркнула и отвернулась.
Элизабет посмотрела на меня, затем повернулась к Камчаку и, к моему удивлению, спросила:
– А меня тоже можно научить?
– Зачем?
Элизабет вспыхнула.
– Она всего-навсего варварка, – сказала Африз, – она-то никогда не научится.
– Маленькая варварка не хочет оставаться второй девушкой в фургоне?! – рассмеялся Камчак и грубо встряхнул Элизабет: – Вы будете биться за место! Великолепно!