Странники

Едва проснувшись, наскоро поплавав в своих изумительных бассейнах, они встречались за завтраком в отсутствие чем-то занятого Валентая, который, к тому же, частенько где-то пропадал. Они "с утра" обменивались планами на наступивший "день", ведь дворец по желанию своих обитателей поддерживал суточный режим, иначе они окончательно свалились бы от переутомления впечатлениями.

Залы волшебного дворца представляли из себя как бы окна в другие миры - их было столько, сколько творений Пространственника и Альваара имелось во Вселенной, то есть, бесконечно. Как всё это умещалось в относительно ограниченном пространстве? Да очень просто, говорил Альваар: дворец всякий раз изменяет метрику замкнутого объёма, какой представляет собой очередной зал - просто модификация формы!

– сворачивает в точку те, что свободны от посещений, и разворачивает в полный объём тот, в который думают заглянуть. Это помимо постоянно действующих "стационарных" помещений - просто для удобства.

Рушер ни сном, ни духом не ведал таких свойств волшебного жилища, а Альваар знал их! Вот и шатались они с Фальконе с утра до ночи по чудесным мирам, сотворённым Пространственником на пару со своим вечным Спутником. Это было здорово: заходишь прекрасными, волшебными дверями в иной зал и оказываешься на планете, полной изумительных, непостижимым разумом чудес - фантастических измышлений свободного от оков всяких штампов и традиций вечного ума. Альваар любил показывать миры, в которых он сам был творцом - самые лучшие, самые удачные.

Надо ли говорить, что многие из "экспонатов" дворца оставались лишь в его памяти, на самом деле они давно умерли. Некоторые сохраняли жизнеспособную среду, которая поглотила изначальное творчество космических первопроходцев, там прошли волны эволюции, перемолов, переработав исходные формы и вырастив новые виды, имеющие корни в начальной точке - мало кто из обитателей этих разумных миров догадывался о своем "божественном" происхождении! Такие Альваар тоже любил показывать: вдвоем с Фальконе они бродили по многим планетам, при том не покидая дворца! Их никто не видел, а они видели всё: жизнь таких невероятных существ Вселенной!

Видели они технические цивилизации, занявшие место некогда роскошных древних джунглей, населённых дивными созданиями бессмертного ума. Дворец показывал то, что было изначально, и то, что есть теперь. Демонстрировал процессы эволюции водных, воздушных, подземных, космических, огненных сред! Показывал, насколько доступно это было ограниченному сознанию землянина, причудливые временно-пространственные формы существования, обитателей одновременно нескольких измерений.

Были внепланетные формы, носящиеся среди ледяных просторов Космоса. Были разреженные формы, как обитатели скоплений звёздных облаков - существа, сквозь которых можно проникать, как сквозь голограмму. Были и откровенно неудачные творения, которые Альваар не любил показывать, потому что первоначальная задумка была испорчена процессом дальнейшей эволюции и дошла до полного абсурда.

Одним из таких миров был тот, с обитателем которого однажды так неудачно познакомился Фальконе - в те дни, когда он с Валентаем совершал фантастически небывалое путешествие в прошлое - ко дворцу Пространственника, в Юрский период планеты Земля. Чрезвычайно ядовитое растение ливорус, обладающее некоторыми навыками хищника и зачатками рефлексов.

– Не понимаю, вина я что ли перебрал тогда, - жаловался Альваар, - такую дрянь сотворил! Правда, единственное, что оправдывало это безобразие, это то, что из него можно приготовить отличное средство для отпугивания дракона Харрашта. Но это тогда, когда он был маленький, а теперь-то из него ничего не приготовишь!

В голове Альваара звучало такое опасение, что Джед просто не мог не уговорить его показать хоть издалека, хоть одним глазком опасную тварь по имени ливорус, который был последним селекционным достижением Спутника Искателя - так сказать, самостоятельной работой.

– Ума не приложу, что с ним случилось, - говорил волшебник, придерживая своего невысокого приятеля за плечи - чтобы тот не вздумал в исследовательском азарте броситься к растению-животному, которое было единственным обитателем планеты.

– Ну вот она, моя Лимбия, - грустно сказал волшебник, - дитя моего творческого экстаза.

Джед во все глаза смотрел на бесплодную землю некогда прекрасной планеты - теперь она представляла собой голый камень, без всяких признаков почвы, куда ни посмотри. Воды на планете не было и в помине, зато всё пространство за исключением некоторых мест, занимали разросшиеся гигантские леса растений необыкновенно дикого и агрессивного вида. Красно-сине-фиолетово-жёлтые корявые, изогнутые древоподобные лианы, обросшие безобразными, похожими на паразитарные, наростами - все цвета необыкновенно пронзительные, ядовито-вызывающие. Растения-животные стояли плотным войском, под сень крон которого не проникал яркий солнечный свет, оплетя змееподобными корнями бесплодные камни и вздымая к небу омерзительные цветы размером со спутниковую тарелку.

– Ну да, ошеломлённо бормотал Джед, во все глаза рассматривая этот сумасшедший мир, - туда соваться что-то не хочется...

– Тут есть ещё кое-что, - объяснял волшебник, - за прошедший период, пока я был в отключке, с ним произошла какая-то мутация, и я не понимаю её результата.

Он развернул приятеля в другую сторону, и картина стала последовательно изменяться: перед наблюдателями проносилась панорама пейзажей, среди которых преобладали сплошь заросшие ливорусами плато континентов и провалы океанов, исключения составляли только крутые отвесные горные ущелья, а так проклятый овощ занял всю планету целиком.

– Сожрал все остальные виды, - несчастным голосом от сознания своей ошибки, сказал Альваар.

– А для чего ты выводил его?
– поинтересовался Джед.

– С очень гуманной целью, - оживился волшебник, - я хотел создать универсальный утилизатор космического мусора, каким некоторые цивилизации уже заполнили галактическое пространство. Затем хотел предложить к пользованию законченные образцы.

– Так ты сумел, - убеждённо ответил Джед, - Он всё утилизирует, до чего может дотянуться.

И показал на странный предмет, боком вонзившийся в дно глубокой расщелины.

Оба путешественника по мирам стояли посреди зала, стен, потолка и пола которого видно не было, вместо этого была под ногами сухая, растрескавшаяся почва, вся сплошь состоящая из камней. Над головой - чистое, без малейших признаков облаков, голубое небо Лимбии, на котором весело светило солнце.

Во все стороны простиралась открытая панорама, потому что два приятеля занимали место на краю пропасти, а далее хищно высился ядовитый лес растений-хищников. Внизу, если подойти к самому краю пропасти и посмотреть на дно, был виден разбившийся космический корабль. Большой, напоминающий формой классическую летающую тарелку, со множеством технологических подробностей на боку, которым смотрел вверх, он был явно очень стар, его металл даже отсюда, с высоты, смотрелся очень обветшало - это был явно след какой-то давней трагедии.

– Э, не всё так просто, - пробормотал Альваар, заглядывая в пропасть.

Джед его придержал за руку, чтобы у волшебника не закружилась голова, и он не упал с края скалы.

– Не беспокойся, - отвечал тот, - тут невозможно упасть, ведь под ногами у нас пол дворца, а не почва планеты. Это всё иллюзия для полного впечатления. Если ты попробуешь ступить с края пропасти, то никуда не упадёшь - дворец не даст.

Он тут же продемонстрировал правду своих слов, шагнув с каменистого обрыва прямо на воздух, и никуда не упал.