Странные занятия

— И последнее, — настойчиво сказал старик, — я перевел агента в режим обучения, чтобы он мог запомнить твою внешность и манеры, накопленные знания и цели. Будь осторожен с тем, чему ты его учишь.

— Не боись, старик, — бросил Раф. — Все под контролем.

7 Незапланированное отставание

…последний шанс представился в восьмидесятых. Но русские в отличие от китайцев, которые быстро интегрировали dian nao(буквально «электрический мозг») в свою мутирующую разновидность марксизма, не смогли им воспользоваться. Резко ограничив роль компьютеров в жизни общества из страха перед разрывом социальных связей, сопровождающим свободный обмен информацией, они сами отбросили себя на задворки нового мирового порядка, на обочину постиндустриальной экономики, в которой информация стала одновременно и товаром, и средством обмена и расчета. С этого момента упадок их государства сделался неизбежным, и последовавшее затем переключение мировых ресурсов с гонки вооружений на более разумные цели приобрело беспрецедентный в мировой истории размах. Вкупе с экономическим благосостоянием это дало плоды в виде таких прекрасных проектов, как «Корпус консервации городов»…

«Конец империи» Найленда Пигго-Джонса

8 Рождение инфогосударства

МЕТАИНФОРМ: глобальная система, включающая и объединившая в единое целое все телекоммуникации, компьютеры и компьютерное пространство, издательства, индустрию развлечений, мониторинг и управление роботизованными устройствами.

Энциклопедия «Британника» он-лайн, издание 2045 г.

9 Обращенная внутрь

Эвелин Мейкомб (парализованные конечности усохли, но ум остр как никогда) неподвижно сидела в инвалидном кресле, а ее мозг лихорадочно работал над созданием ловушки для беглого агента, слоняющегося в ее системе. Материализовавшись из узла в подлокотнике автоматизированного кресла, агент самой Эвелин Мейкомб схватил за спинку вечный трон своей владелицы и покатил ее по комнате.

Иллюзия, в которой здоровая и поразительно красивая молодая женщина возит свою погруженную в раздумья двойняшку-калеку, казалась полной.

Впрочем, и саму иллюзию, и ощущение от нее Эвелин описала бы иначе.

Она бы сказала, что это ее истинное «я» возит по комнате иллюзорное.

И плевать, если кто-то назовет ее «сим-сим».

Но ей сейчас не до ярлыков. Во всяком случае, теперь, когда над метаинформом нависла угроза агента Фройндлиха, обещая потрясти основы мировой экономики, подорвать сущностную чистоту всех агентов, а следовательно, их надежность.

(Если бы она могла, то поежилась бы при одной только мысли, что ее собственный агент может стать нелояльным. Нельзя позволять таким страхам препятствовать успешному завершению дела, да еще и самого важного в ее карьере. Однако угроза столь велика, что трудно быть объективной. Как еще она может вести достойную человека жизнь, если не посредством агента? Впрочем, ничего иного она не хотела. Но что, если даже это существование у нее отберут?)

Эвелин вновь перебрала события последних двух дней, пытаясь составить цельную картину из беспорядочного нагромождения данных и лиц, агентов и поступков.

Все началось утром, когда в ее квартиру на Централ-парк-уэст [18] неожиданно явился агент ее босса.

Ее босом был Сэм Хантмен, глава Агентства национальной безопасности. Эвелин знала, что агент Хантмена ни в коей мере не похож на своего владельца. Решительно ничего не предписывало, что агент должен выглядеть именно так, как его владелец, хотя большинство людей сохраняли подобную видимость, разве только убирали какую-нибудь бородавку или прыщ, чтобы производить более приятное впечатление. А вот агент Хантмена был явно сконструирован с тем, чтобы скрыть личность владельца.

18

Улица старинных особняков и многоэтажных зданий начала XX в. к западу от Центрального парка.

Эвелин всегда казалось, что высокий седовласый мужчина с волевым подбородком выглядит в точности так, как полагается главе шпионского ведомства, а потому знакомство с его хозяином во плоти обернется огромным разочарованием. Она даже радовалась, что подобная встреча крайне маловероятна, учитывая природную скрытность Хантмена и ее собственное заточение в инвалидном кресле.

Агент Хантмена прервал ее спокойное созерцание летней зелени далеко за окном, окликнув низким (без сомнения, измененным) голосом. Поскольку собственного агента она отправила с заданием в глубины метаинформа, Эвелин нажала на пластину в небе, управлявшую парой-тройкой макроконтроллеров, в которых она нуждалась в отсутствие агента. Одно колесо замкнуло, другое отчаянно завертелось, разворачивая инвалидное кресло так, чтобы Эвелин оказалась лицом к лицу с агентом Хантменом.

Легким кивком показав, что она вся внимание, Эвелин выслушала историю открытия Фройндлиха, его смерти при попытке к бегству и исчезновения его агента.

Хантмен (посредством агента) завершил рассказ так:

— Проследив агента Фройндлиха от момента переподчинения лондонского диспетчера трансатлантического кабеля, мы узнали, что он послал себя в нью-йоркский нексус метаинформа. Через местные архивы мы выяснили, что контролер как будто отключил и уничтожил агента после того, как рутинная сверка с базой данных выявила смерть владельца.

Эвелин попыталась придать непослушному лицу вопросительное выражение: мол, что дальше?

— А вот что, — продолжал Хантман. — Поначалу мы вздохнули с облегчением и приготовились закрыть дело. Но потом спросили себя: почему мы столь легко изловили агента, проявившего такую изворотливость в европейском метаинформе? Наше программное обеспечение не многим лучше, чем у них. А сегодня мы обнаружили, что один из полицейских агентов в нашем городе был скомпрометирован — по всей видимости, после того, как случайно наткнулся на что-то подозрительное. Очевидно, агент Фройндлиха не уничтожен, а лишь каким-то образом перерегистрирован. Он еще на свободе, Эвелин, и одному богу известно, кто им управляет и что планируют агент и его владелец.

Эвелин шумно выдохнула.

Хантмен кивнул:

— И я того же мнения, Эв. Чтобы найти его, нам понадобятся твои способности.

На сем он растворился.

Отозвав своего агента с предыдущего задания, Эвелин немедленно ввела ее в курс дела. Булькающая, почти неразборчивая речь женщины была для агента вполне вразумительной, а Эвелин говорила, не испытывая и тени смущения, которое мучило ее в присутствии людей. Агент внимательно выслушала и факты, и немногие предложения Эвелин относительно того, с чего можно было бы начать, и, мигнув, исчезла.

Агент Эвелин всегда функционировала в полностью автономном режиме. Для Эвелин наложить на агента какие-либо ограничения было все равно, что сковать цепями саму себя.

Оставшись одна, она погрузилась в размышления. Вскоре ее мысли ушли от насущной проблемы и углубились в прошлое.

АНБ рекрутировало Эвелин вскоре после того, как она опубликовала в метаинформе свою кандидатскую диссертацию. Руководство распознало в ее работе превосходное интуитивное понимание того, как именно функционирует метаинформ и как — силой или лаской — выжать из него все возможное. Эвелин всегда знала, что наделена редкой способностью чувствовать мировую систему информации, но понятия не имела, насколько ценен этот дар. Знала она и другое: она ничего на свете не желает так, как копаться в метаинформе (то, что она делала, едва ли можно было назвать «работой»). К тому же ходили слухи, что АНБ встраивает в своих агентов особые умения, до которых простых смертных не допускают.

Получив приглашение, Эвелин отправилась в Вашингтон и переступила порог (вспомнить только, она могла ходить!) кабинета без таблички, где состоялось собеседование, которое проводил не агент, а — какая редкость! — живой человек, и прошла его без сучка без задоринки.

Следующие несколько лет были заполнены пьянящей смесью учебы и карьерного роста, как для нее, так и для ее нового агента. Она справлялась с одним трудным заданием за другим.

А потом болезнь выбила у нее почву из-под ног.