Странные женщины

– Куда? – Александра озадаченно дернулась.

– Ко мне. Будешь у меня ночевать, пока Арсений здесь. Ты же, если я правильно понимаю, собираешься его у себя оставить?

– Собираюсь, конечно, – Александра нахмурилась.

– Вот и собирайся, – Маруся хитро улыбнулась. – И тебе спокойнее, и человеку комфортнее. Не будешь мельтешить у него перед глазами.

Когда подруги, отправляясь спать, распахнули входную дверь, мужчина, кашлянув, вдруг смущенно проговорил, робко улыбаясь:

– Спасибо вам! Я даже не знаю, что сказать… Как благодарить… Какие-то вы удивительные! Честное слово, я таких еще не видел!

– Мы еще и не такое можем, да, Марусь? – весело усмехнулась Александра.

– Перестаньте, – устало отмахнулась Маруся. – Я тут на вас наорала, а вы чему-то удивляетесь…

– Ну, что вы… Это же странно: пускаете в дом незнакомца, даете ему еду и одежду. Оставляете ночевать, обещаете помощь. У меня голова кругом. Я думал, сейчас уже таких людей и не бывает!

– Что тут странного – человеку помочь? – задумчиво улыбнулась Маруся. – Это нормально. Просто в нынешнее время мы много чего нормального позабыли. А жаль…

Александра, обняв подругу за плечи, подмигнула.

– Оказывается, ты ошибался! Разные люди бывают. Не зря говорят: на странных мир держится.

Они ушли.

Арсений прошел в комнату, осторожно присел на диван и, обхватив голову руками, замер, прислушиваясь и к себе…

Долгий-долгий день подошел к концу. Вечерний сумрак, щедро перемешавший синий с серым, давно взял в плен уставший город. Тишина, вечная спутница ночи, ласково обняла уснувшие дома. Призрачное безмолвие медленно, но настойчиво вступало в свои законные права. Тишина завораживала и умиротворяла…

Арсений, совершенно обессиленный, упал на прохладную подушку… Впервые за последние дни он спал, как ребенок, безмятежно и счастливо улыбаясь во сне.

Глава 10

Часы пробили восемь. Лидия Васильевна посмотрела на стрелки, замершие в положенном месте, и удовлетворенно улыбнулась. Она очень любила эти старинные часы с боем, доставшиеся ей от бабки с дедом. Они напоминали о далеком-далеком детстве. Она так отчетливо помнила все из ранней поры ее жизни, что иногда даже представляла, что чувствует запах домашних вещей, ощущает покрытие стен и полов, тепло или прохладу окружающих предметов.

Лидия Васильевна, прихрамывая, прошла по комнате, открыла старинный комод, достала еще бабушкин, видавший виды, саквояж и присела в глубокое кожаное кресло.

Она долго молчала. То ли чего-то ждала, то ли что-то вспоминала, то ли просто набиралась смелости. А потом, щелкнув замком, раскрыла саквояж, извлекла из его глубин несколько детских вещей. Грустно улыбнувшись, развернула первую из них и положила себе на колени.

Замерев, женщина глядела и глядела на кружевную распашонку, боясь пошевелиться. Затем, вздохнув, погладила ее морщинистой рукой, прижала к лицу и застыла, погрузившись в тяжкие думы.

– Жизнь… – горестно пробормотала она. – Сколько глупостей, сколько ошибок! Трагических, глупых, никчемных… И ничего не вернуть, ничего!

Она отложила распашонку, взяла другие вещи. Чепчик, отороченный белым кружевом, пожелтевшим от времени, ползунки бледно-голубого цвета и маленькое атласное покрывальце, больше напоминающее по размеру обычную пеленку…

Лидия Васильевна время от времени прикрывала глаза, тяжко вздыхала. Нелегко ей давались эти свидания с прошлым…

Сентябрьские вечера коротки. Серые питерские сумерки подбирались властно, крепко обнимали дома, набережные и проспекты. С Невы дул пронзительный ветер, привычный для местных жителей и невыносимый для приезжих.

Входная дверь чуть скрипнула, открываясь, потом захлопнулась, и в комнату вошел высокий широкоплечий мужчина лет сорока. Протянул руку, нажал на кнопку выключателя. Поморщился от вспыхнувшего яркого света и удивленно глянул на Лидию Васильевну.

– Мама, опять в темноте сидишь? – он подошел, чмокнул ее в щеку. – С тобой все в порядке?

– Не начинай. Все хорошо, – Лидия Васильевна ласково потрепала сына по плечу.

– Точно? – мужчина внимательно всмотрелся в ее лицо. – Ты бледная, синяки под глазами. Ничего не болит?

– Перестань, – она досадливо отмахнулась. – Я не умру раньше времени, не тревожься. А когда придет время – умру, и ничего тут не поделаешь. Никто не знает, когда это время наступит. Так что успокойся – живу пока живется, пока мои часы не остановятся.

– Мама, опять ты в какую-то философию ударилась, – он кивнул на детские вещи у нее на коленях. – Вот зачем ты опять эти вещи достала? Нравится тебе себя мучить?

– Что ты, сынок… Какое же это мучение? Это милость божия, что прошлое свое я еще не забыла. Это во-первых. А во-вторых, если кому-то и рассказать, как я прожила свою жизнь, никто не поверит. Никто! Скажут – врет бабка. Такого, мол, не бывает. Понимаешь? Слишком уж невероятна моя история. Вот так, милый. То, что мы с тобой оба знаем, на хороший детектив потянет. А это просто жизнь. Моя жизнь, будь она неладна… – Вздохнув, она медленно встала с кресла, собрала вещи, убрала их в саквояж. – Да не стой ты истуканом. Все хорошо. Сказала же: если соберусь умирать, тебе первому позвоню, не волнуйся. Пойдем на кухню. Расскажешь, как в Москву съездил. У нас сегодня борщ. И есть котлеты холодные, разогреть?

– Ого! Все, что я люблю, – Сергей радостно потер ладони. – Давай и борщ, и котлеты подогревай, и хлеба побольше.

Лидия Васильевна расплылась в доброй улыбке.

– Ах, ты мой голодушник! Что ж тебя в Москве не кормили?

– Мам, ну, конечно, я ел. Вопрос – как ел? Это другое дело. Ресторанную еду я не люблю, ты знаешь, а домой никто, к сожалению, не приглашал. В Москве у меня близких друзей нет, а компаньоны, так уж водится, домой не зовут. Так что целая неделя в Москве оказалась настоящим испытанием: без тебя, без Галины, без ее котлет и борщей мне плохо…

Он захохотал, откинув голову назад, а она, обняв его за плечи, ласково хлопнула ладошкой по лбу.

– Ах ты, подлиза! Ну, ладно, ешь скорее, а то от голода язык проглотишь!

Они жили с сыном душа в душу. Сергей вырос заботливым, умным и серьезным человеком. Мать свою обожал. А она, очень его любя, все тревожилась, что такой хороший человек без семьи. Ей, прожившей нелегкую жизнь, очень хотелось для сына простого человеческого счастья.

Лидия, как и любая мать, мечтала о внуках, о заботливой невестке, о семейных обедах, о веселых общих праздниках. Ей хотелось повторения, которое возможно в детях, но чаще всего даруется нам внуками…

Но годы неумолимо бежали, а Сергей все оставался один. То учился в институте, то служил в армии, то создавал свою компанию, то развивал бизнес. Ему всегда не хватало времени, не оставалось сил, руки не доходили…

Мать откровенно нервничала. Сын не молодел и порой жаловался то на боль в спине, то на желудок… Лидия тревожилась, ходила в церковь, молилась у иконы Пресвятой Богородицы, просила за сына, иногда плакала и все чаще заводила разговоры о детях… Однако Сергей разговоры эти решительно пресекал, отшучивался: «Какие мои годы, мамочка? Успеется».