Странствие по дороге сновидений; Середина октября - смерти лучшая пора; Место, где убивают хороших мальчиков; Хризантема пока не расцвела; Старик в черном кимоно; Ниндзя: специальное задание

Оставив на конторке мелочь, он взял свежие номера токийских газет, издающихся на английском языке.

В холле было многолюдно, и это устраивало Ла-детто. Он отыскал свободное кресло и уселся лицом к входной двери. За низенькими столиками расположились группы беседующих людей. Между ними сновали официантки. Аадетто заказал чай с лимоном и кусок пирога с клубникой. Около гостиницы поминутно останавливались такси — в «Империале», видимо, предстояли традиционные праздничные проводы уходящего года.

Сквозь широкие стеклянные двери Аадетто увидел выходящего из машины Сонобэ.

Старший шифровальщик американского посольства в Токио Дайтон был не очень-то доволен своей квартирой. Его поселили в посольском доме и по ночам, если кто-то из советников должен был передать срочную информацию в государственный департамент, частенько вытаскивали из постели. Все советники предпочитали работать именно с Дайтоном. Старшему шифровальщику уже исполнилось пятьдесят пять. Подобное внимание отнюдь не льстило ему. Он всячески пытался доказать, что его младший коллега Том Эндикот не менее успешно справляется со своими обязанностями.

Эндикота никогда не заставляли приезжать на службу не в его смену, тем более что сделать это было бы трудновато. Эндикот приехал в Токио, когда все квартиры в посольском доме были заняты, и ухитрился снять себе жилье минутах в сорока езды от посольства, хотя советник по безопасности таких вещей не одобрял.

Помимо неурочных вызовов у Дайтона были и другие причины для недовольства. На лестничной клетке, в подъезде, в садике у дома он неизменно видел одни и те же физиономии. Они уже успели ему порядком надоесть. Дайтон знал, что большинство сотрудников посольства желали бы поселиться подальше от своих коллег, но правила безопасности этого не допускали.

На улице было уже темно, сыпал снег. В теплом, домашней вязки шерстяном жилете Дайтон подошел к окну, чтобы задернуть шторы. Он жил на третьем этаже и не испытывал удовольствия, когда за ним наблюдали. Приникнув к толстому оконному стеклу, он с облегчением убедился, что на улице никого не было.

Держа в руке большую сумку со множеством «молний», Сонобэ долго искал глазами Ладетто. Поблескивали стекла его очков в тонкой металлической оправе. Американец и пальцем не пошевелил, чтобы помочь ему. Закинув ногу на ногу, он продолжал маленькими глотками пить чай.

Наконец Сонобэ увидел американца и облегченно вздохнул. Он даже улыбнулся. «Еще немного, — с раздражением подумал Ладетто, — и он помашет мне рукой». Но Сонобэ вовремя спохватился и направился («излишне быстрым шагом», — отметил про себя Ладетто) к торговой секции, где все продавалось по невероятно дорогой цене. Но уйти отсюда без покупки Сонобэ было нельзя. Пришлось купить дешевую электронную игру — развлечение для мальчишек.

Из торговой секции Сонобэ прошел в туалетную комнату. Ладетто уже был здесь и неторопливо мыл руки. Судя по его размеренным движениям, он мог заниматься этим еще битый час. Сонобэ пристроился рядом. Дождавшись момента, когда они остались одни, Сонобэ протянул американцу толстый бумажный пакет и получил в обмен запечатанный конверт. Аадетто опустил пакет в объемистый внутренний карман куртки и отвернулся к электросушилке для рук. Сонобэ тотчас исчез.

Сакумаса стоял напротив дома, принадлежащего американскому посольству, и наблюдал за крайним окном на третьем этаже. Пожилой человек прижался лицом к стеклу, потом задернул шторы. Это был Дайтон. Сакумаса следил за ним несколько дней и считал, что хорошо в нем разобрался. В представлении Сакумаса это был типичный американец — надменный, презирающий японцев и ни на что не годный.

Сакумаса ни секунды не сомневался, что Дайтон его не заметил, хотя и смотрел прямо на него. «Эти люди ничего не видят, — с пренебрежением подумал Сакумаса. — Что они сделали со своими глазами? Они даже не способны толком использовать органы чувств, дарованные им природой!»

Отделившись от стены, он перебежал через улицу. На нем был длинный, до земли, черный плащ с капюшоном, на ногах — сапоги. Появись он в таком наряде посреди бела дня — окружающие были бы изумлены. Сейчас же эта одежда была как нельзя более уместна. Плащ скрывал очертания фигуры, и Сакумаса словно растворился в воздухе.

Сакумаса провел рукой по шершавой стене посольского дома и остался доволен. Из-под плаща он извлек моток прочной веревки, сплетенной из конского волоса. На одном конце веревки был крюк.

Дайтон занимал угловую квартиру. Комната, где находился сейчас хозяин, была в торцовой части здания. Сакумаса зашел за угол. На фасаде дома было множество балконов. Точным движением Сакумаса бросил веревку вверх. Стремительно разматываясь, она достигла четвертого этажа. Крюк зацепился за металлическое ограждение балкона. Это была не слишком верная опора, но Сакумаса она вполне устраивала. С короткого разбега он пробежал несколько шагов по стене и в мгновение ока оказался на уровне третьего этажа.

Окно, которое его интересовало, осталось с другой стороны здания. Чтобы добраться до него, Сакумаса предстояло преодолеть шесть метров абсолютно ровной стены.

Луиджи Аадетто вышел из гостиницы и, поеживаясь от холода, направился к зданию «Дайити кангё» — одного из крупнейших банков Японии. Там должна была стоять посольская машина с синим дипломатическим номером. Пешая прогулка до банка представляла собой не более чем элементарную предосторожность. Молодые сотрудники пренебрегали такими предосторожностями и постоянно жаловались, что им не хватает времени. После пятнадцати лет службы Ла-детто переделать себя не мог и соблюдал все правила, которым его когда-то обучили инструкторы. К тому же подобные прогулки хоть немного компенсировали сидячий образ жизни. Аадетто платил бешеные деньги за то, чтобы два раза в неделю сгонять вес на площадке для игры в гольф, но бегать вместе с коллегами вокруг императорского дворца уже не решался.

Центр Токио меж тем заполнился ночными гуляками. На улицах неистовствовали зазывалы кабаре и баров. Конечно, в веселых кварталах Асакуса, Синдзюку или Роппонги индустрия развлечений отличалась большей изобретательностью, но здесь все было как-то пристойнее. Гремевшая отовсюду музыка поднимала настроение, и Аадетто, поддавшись магии искусно организуемого веселья, несколько расслабился. С каждым годом радостей в жизни становится все меньше, размышлял он, а неприятностей все больше. Здоровье слабеет, а с ним исчезают многие иллюзии и надежды. Их место занимают болезни, разочарования и цинизм — последнее прибежище нереализованного тщеславия.

Самолюбие больше не стимулировало Ладетто — ничего особенного он не добился и сейчас уже не очень верил, что продвижение по служебной лестнице способно доставлять радость. Семейная жизнь просто не удалась. Двое почти уже взрослых детей были заняты исключительно собственными проблемами. Само существование детей, как выяснилось, вовсе не цементировало брак. Скорее наоборот — разрушилась еще одна иллюзия. Когда родители вздорили между собой, дети становились на сторону того, кто был щедрее. Обе дочери — они родились с промежутком в три года — обычно объединялись с матерью. Что, впрочем, не мешало им время от времени предавать и ее. В конце концов Луиджи махнул на все рукой; он пришел к выводу, что его дочери какие-то бесчувственные. Вечеринки и еще Бог весть какие развлечения заменили им обычную жизнь. Не забеременели еще — и слава Богу.