Странствия Шута

– Я подумал, что мы могли бы обсудить все за ужином. Надеялся, что узнаю больше информации, которая могла бы мне помочь.

Спарк поставила поднос между нами с резким стуком. Аппетитный аромат жареного мяса появился будто из другого мира, где такие удовольствия имеют значение.

Гнев Шута был страшен. Казалось, он разрастался у него внутри. Я увидел, как вздымается его грудь и напрягаются плечи. Его руки сжались, на шее вздулись жилы. Я понял - что он собирается сделать, за мгновение до этого, но не двинулся с места, когда он схватился за край подноса с едой и вином и опрокинул его на меня. Соус был горячим, а стакан отскочил мне в лоб, прежде чем все содержимое вылилось на колени. Он упал на пол с мягким стеклянным звоном и описал полукруг.

Спарк ахнула. Ворона резко прокаркала: «Ха-ха-ха», расправила крылья и спрыгнула со стола на пол. Недолго думая, она принялась за еду. Я перевел взгляд с нее на застывшее лицо Шута.

– Больше информации, которая может помочь тебе? Чтобы бросить меня здесь? Ты больше ничего от меня не услышишь. Убирайся. Вон!

Я встал. Рядом с подносом лежали льняные салфетки. Я взял одну и оттер основную часть еды с груди и коленей. Сложив все это безобразие на поднос, я осторожно поставил его на стол. И заговорил, зная, что не должен был этого делать, но слова сами вырвались наружу.

– И вот еще одна причина, по которой я не могу взять тебя с собой. Ты утратил всякий контроль над собой, Шут. Я пришел сообщить тебе, что еду один. Я так и сделал. Спокойной ночи.

И я оставил его там, с пирующей вороной и громко рыдающей Спарк.

Следующие дни пронеслись в суматохе. Две портнихи пришли в мои покои рано утром и сняли мерки для «походной одежды». Я велел им отказаться от любых декоративных пуговиц. Через день они доставили мне несколько плотных рубашек и брюк светло-коричневого цвета, а также меховой плащ из плотной ткани. Отдельно принесли легкие кожаные доспехи такого отменного качества, которого я раньше не видел. Жилет с высоким воротом защищал грудь, живот и горло. Также имелись поножи и наручи, коричневые, без всяких опознавательных знаков и эмблем. Было приятно, что Дьютифул понял мое желание путешествовать, не привлекая чужого внимания. Но затем доставили еще одну посылку, в которой обнаружились прекрасный синий плащ и синие кожаные перчатки, обшитые овечьей шерстью, а также камзол, весь расшитый оленями и нарвалами. Я начал догадываться, что за этим стоят сразу несколько любящих сердец, обеспокоенных моим путешествием.

Мой вещевой мешок оснастили водонепроницаемым холстом с крепкими ремнями. Первое, что я туда положил, были книги Пчелки и свечи Молли. Они отправятся со мной на край земли.

Весть о моем отъезде распространилась, и меня буквально завалили прощальными записками, приглашениями и подарками. И на все надо было вежливо ответить и отказаться. Отрезать все дружественные нити. Эш приходил в мои комнаты - тихий и угрюмый, он каждый день помогал мне со всеми этими посланиями, рассортировывая их на аккуратные стопки.

Я возвращался в комнаты Шута и терпел неудачи в наших спорах. Переживал постоянные проклятия и мольбы Шута о том, чтобы я пересмотрел свое решение. Я продолжал приходить к нему, а он продолжал атаковать меня гневом, печалью, сарказмом и молчанием. Но я был тверд.

– Ты никогда не сможешь проникнуть за эти стены без меня. Я - твоя единственная надежда попасть туда, - не раз повторял он. Чем сильнее я отказывался обсуждать это, тем более страстно он говорил только на эту тему. Это не останавливало мои ежедневные визиты, но подходил черед последней встречи.

За два дня до моего отъезда, Кетриккен вызвала меня в свой зал для аудиенций. Там было пусто, поскольку она предупредила всех, что будет занята весь день. Меня приняли незамедлительно, и я увидел ее среди бумаг с пером в руке. В зале передвинули полки со свитками, и, видимо, она оценивала их состояние. Она стояла коленями на подушечке, низко склонив голову к пергаменту.

– Как раз вовремя, - сказала она, когда я вошел.
– Я закончила, - она подняла лист и присыпала песком непросохшие чернила.

Я уже открыл было рот, чтобы ответить, но она подняла руку.

– Много лет назад я пережила то, что ты испытываешь сейчас. Я ждала в бездействии, ничего не зная о судьбе моего мужа. Моего любимого, - ее голос дрогнул.
– Когда я, наконец, отправилась в путь, у меня не было ничего, кроме надежды и карты, - она стряхнула песок с пергамента, протягивая его мне.
– Карта. С Клерресом на ней. И Фишбонсом, и Вортлтри, и с другими местами, которые ты искал. Карта, основанная на старых чертежах, слухах и сказках старого матроса.

Я недоверчиво уставился на нее.

– Того самого старика из таверны? Он мало что сообщил мне.

Она улыбнулась.

– Да, он и несколько других. Кое-чему я все-таки научилась у нашего дорогого Чейда за все эти годы. Информаторы любят звонкую монету. Некоторые были достаточно умны, чтобы прийти ко мне, предлагая нужную информацию. Несколько монет, и теперь они мои, Фитц, со всем тем, что им известно.

Дымящийся чайник с парой чашек ждали нас на столе. На ее порозовевшем лице появилась кошачья ухмылка, когда она наполняла наши чашки.

– Скажи, что ты гордишься мной, - сказала она, поставив одну передо мной.

– Так было всегда. И я поражен!

Ее рука была мягче, чем Верити, но ее работа оказалась очень точна. Она отметила, что подходить к Вортлтри под парусом во время отлива небезопасно, и несколько других ценных мелочей.

– Ты не рассчитываешь вернуться, не так ли?
– спросила она внезапно, когда мы допили чай.

Я уставился на нее.

– Как ты узнала?
– требовательно спросил я.

– У тебя такой же взгляд, как у Верити, вырезающего своего дракона. Он знал, что начал то, откуда нет возврата.

Некоторое время мы оба молчали. А потом она хрипло прошептала:

– Спасибо тебе за моего сына.

Я оторвал глаза от карты и посмотрел на нее.

– Я многие годы знаю об этом. Как это произошло.

Я не стал спрашивать, как она поняла. Возможно, Старлинг рассказала ей, а, может, и сам Верити.

– Твое тело. Сознание Верити.

– Меня там не было, Кетриккен. Я провел ту ночь в теле Верити.

– Он сын Верити. Я знаю.

И мы оставили этот разговор, а я так и не понял, стало ли мне легче оттого, что она все знала и дала мне это понять. Пожалуй, от этого стало еще более странно, и я только спросил ее:

– Ты рассказала мне об этом, потому что думаешь, что я не вернусь?

Она встретила мой взгляд.

– Думаю, ты ушел, когда потерял Пчелку, и на самом деле все это время тебя здесь не было. Отправляйся и найди ответы, Фитц. И возвращайся к нам, если сможешь. Но сделай то, что должен.

Прощальный пир прошел следующим вечером. Он тянулся целую вечность, и там было столько еды, сколько никто не в состоянии съесть и выпить за один ужин. Было столько прощальных тостов и подарков, что потребовался бы целый обоз, чтобы все это увезти с собой. Все было прекрасно организовано - и изысканные блюда, и прощания, но с тех пор, как я объявил о своем отъезде, мне все казалось препятствием, стоящим на пути перед путешествием. Чейд был там, но по-настоящему не присутствовал. Шут не пришел.