Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Сейчас годовой бюджет Британского движения LMN, куда входят филиалы в Шотландии и в Уэльсе, превышает 500 тысяч фунтов стерлингов; оно устраивает более 1500 концертов в год, в которых участвуют более 250 молодых музыкантов. Будь у нас чуть больше средств, мы смогли бы полнее удовлетворять спрос и назвали бы цифру на порядок выше. Принцип работы LMN состоит в том, что все исполнители получают гонорар, хоть и небольшой, не несут никаких расходов, жилье им обеспечивает местное население, а привозит их тот, кто сможет. Благодаря этому организаторы концертов и хозяева помещений, где проходят выступления, получают возможность познакомиться с музыкантами и с их жизнью, а музыканты — понять, каково быть членом семьи шахтера, лежать в больнице и умирать, отбывать заключение в тюрьме. Они часто играют перед рабочими во время обеденного перерыва, в школах, и таким образом знакомятся с системой образования. В Великобритании насчитывается 34 127 школ, в большинстве из них музыку не преподают, а мы побывали всего в нескольких сотнях. Музыкантам очень полезно научиться — или хотя бы начать учиться — устанавливать контакт с аудиторией

с помощью не только музыки, но и своей манеры поведения, ведь они должны разговаривать с людьми, рассказывать им о музыке, об инструментах, на которых они играют, так, чтобы людям было интересно. И вот вам современная система музыкального образования: среди самых ярких молодых пианистов США лишь немногие, как мы убедились, интуитивно знают, как нужно общаться с аудиторией. Сейчас мы разработали программу их обучения; у LMN есть филиал в Вашингтоне (округ Колумбия). Нам повезло: у нас замечательный президент, Ян Стуцкер, талантливый скрипач-любитель, обожающий инструмент, который так сильно люблю и я сам. Нужно также добавить, что он искуснейший банкир и верный друг.

Наше начинание с самого начала встретило широчайший отклик, такого мы себе и представить не могли. Письма, которые мы получаем из тюрем, больниц и хосписов, буквально разрывают душу. Во Франции я побывал с музыкантами в рамках проекта LMN в нескольких тюрьмах — здания в кошмарном состоянии, стены, за ними еще стены, и еще, нигде ни травинки, главная цель тех, кто создал эти условия, — сделать отчаяние нормой жизни. Когда после одного из концертов я выходил из внутреннего двора, ко мне подошел заключенный и протянул живую розу. Роза среди этого невыразимого ужаса — разве не чудо! Я был взволнован до глубины души и понял, что мы не зря затеяли LMN.

Кстати, Франция оказалась второй страной, которая присоединилась к нашему движению в 1977 году. Во Франции мы даем примерно столько же концертов, сколько в Англии, и, кроме того, основательно стимулируем музыкальную жизнь провинций, например, приезжаем на несколько дней в какую-нибудь полузаброшенную деревню и начинаем играть, а местные жители поют и пляшут на площади или даже в церкви. В некоторых больших городах, например в Реймсе, мы дали около двухсот концертов (из них девяносто процентов бесплатно), так что местное население могло наслаждаться музыкой почти полтора месяца. Музыканты, которые там играют, не только французы, — они съезжаются со всей Европы. А в последние годы многие приезжают из стран Восточной Европы (Чешской Республики, Словакии, Румынии, Венгрии, Польши, России); из них составляются оркестры, хоры, разнообразные камерные ансамбли, и они играют всюду, где только можно, — на улицах, площадях, в парках, даже в синагогах. И знаете, кто положил этому начало? Раввин Реймса, самый молодой раввин во Франции; ему всего двадцать четыре года, и у него еще нет бороды. Так вот, он обратился к мэру с предложением использовать синагогу как концертный зал, ведь играют же музыканты в церквях. Ему ответили: пожалуйста, устраивайте столько концертов, сколько хотите. Во время первого концерта, который дали в синагоге, была исполнена месса Леопольда Моцарта; в тот же вечер в одной из католических церквей состоялась еврейская духовная служба. Следующим концертом в синагоге было исполнение еврейской народной музыки из России.

Последней к движению LMN присоединилась Австрия. В честь этого события я дал в 1994 году концерт в тюрьме в Айзенштадте, где некогда жил Гайдн, служивший князю Эстерхази. Эта тюрьма — живой укор всем исправительным заведениям Англии, Франции и Соединенных Штатов, которые я повидал. В каждой камере есть большое окно, откуда поступает дневной свет, водопроводная вода, ватерклозет, душ, настольная лампа, письменный стол; мне даже пришло в голову, что в толчее моей бродяжьей жизни я мог бы найти себе здесь отличное пристанище для медитаций. Тюрьма, конечно, надежно охранялась, но некоторых заслуживших доверие заключенных регулярно выпускали на экскурсии, которые иногда продолжались по несколько дней. Представители LMN привезли туда группу австрийских студентов, прекрасных музыкантов, и дали с ними концерт по укороченной программе для половины содержавшихся в тюрьме заключенных; всего их около ста пятидесяти человек, остальные или не захотели прийти, или им не позволили. Перед началом концерта я спросил собравшихся, умеет ли кто-нибудь из них петь. Поднялась всего одна рука из последнего ряда. Я попросил осужденного пройти вперед. Он рассказал, что он — оперный певец из бывшей Югославии, пел в Карнеги-холле с Паваротти. Естественно, я спросил его, что он делает в тюрьме, и он признался, что осужден за угон автомобилей, что вызвало дружный смех, — да уж, угон куда более прибыльное занятие, чем попытки сделать карьеру на оперной сцене.

Вместо того чтобы ограничивать человека системой запретов и ограничений, вычислять минимум того, что ему необходимо для жизни и для работы, насколько действеннее, по-моему, было бы вызвать у него стыд и желание вести себя достойно и уважать человеческие права, позволив, например, австрийцу посетить французские и английские тюрьмы и показать фильм о том, как обращаются с осужденными в Австрии. Тогда Европейский Союз при определении условий содержания осужденных в тюрьмах стал бы руководствоваться не одними только выкладками чиновников о числе кубических метров, потребных для существования одного человека, о давлении, под которым вода должна подаваться в душ, и прочих нормах, предписанных уставом. Я убежден, что одних судебных запретов и наказаний мало, чтобы построить сколько-нибудь приличное общество, о гармонии я даже не заикаюсь.

Я всегда считал, что, если люди хотят чего-то добиться, им нужно объединяться во имя общей цели независимо от их положения в обществе и национальности и учиться друг у друга. Эта мысль положена в основу LMN, ею же

я руководствовался, создавая в 1977 году Международную академию Менухина в Гштаде. Она была организована по нескольким причинам, одна из которых была постоянной, другая — эпизодической. В 1956 году я уже учредил в Гштаде фестиваль — в 1996-м он отпразднует свое сорокалетие, — однако мне хотелось организовать нечто большее, чем короткий праздник музыки. Я надеялся, что в этой прекраснейшей местности, на нашем Бернском высокогорье, музыка будет звучать постоянно. Диана приехала в Гштад с двумя нашими младшими сыновьями, потому что здесь прекрасные школы и потому что город находится в самом центре Европы, где соединяются языки и культура Франции, Германии и Италии. Я был убежден, что, пригласив сюда талантливейших музыкантов со всего мира и дав им возможность познакомиться с различными традициями этой богатейшей сокровищницы человеческой культуры, я открою молодым людям из Азии, обеих Америк и даже из самой Европы то, что без меня они бы не узнали.

Сегодня самое сложное в интерпретации — проблема стиля, ведь Гайдна нельзя исполнять как Моцарта, а Моцарта как Бартока, не говоря уже, например, о Стравинском или Дебюсси. Мало кто из молодых музыкантов умеет сочетать спонтанность со строгостью. Они не знают, что им делать со свободой. Получив право выражать себя, они забывают о композиторе, создавшем музыку, которую они исполняют. Моя академия, где мы пытаемся бороться с таким отношением, оправдала ожидания ее создателей, как и моя музыкальная школа в Англии. Академия стала общенациональным учебным заведением Швейцарии, ее субсидирует правительство, частные благотворители, городские власти Гштада, кантон Берн и кантоны Романской Швейцарии. Молодые музыканты из многих стран мира в возрасте от семнадцати до двадцати лет создали здесь камерный оркестр — Камерату, отличающийся поистине виртуозным исполнительским мастерством. И Академией, и Камератой руководит мой младший коллега Альберто Лиси, необычайно одаренный музыкант, которого я впервые услышал в 1955 году в Брюсселе в финальном раунде конкурса скрипачей, когда он был еще подросток.

Альберто какое-то время занимался с группой учеников в Риме, где в первый раз женился, потом переехал в Голландию, где получал финансовую поддержку от проникнутых духом гражданственности жителей; в 1977 году эти средства стали иссякать, и я переселил Альберто и его учеников в Гштад. Сначала гштадцы с подозрением отнеслись к разномастному сборищу полунищих юнцов со скрипичными футлярами. Они никак не подходили под определение туристов, и только когда они начали выступать перед публикой, городское туристическое агентство с гордостью подтвердило их статус. С тех пор местные жители наперебой стараются оказать этим симпатичнейшим молодым людям гостеприимство, они принимают близко к сердцу их благополучие и самочувствие, полюбили их игру.

По-моему, жители Гштада достойно вознаграждены за свою заботу, ведь теперь они могут слушать музыку в свое удовольствие круглый год. Должен признаться, птенец, который вылупился из принесенного мной яйца, очень скоро перестал помещаться в гнезде. И потому наши верные друзья из Берна и компания Nestl'e, которая уже давно постоянно и бескорыстно помогает нам, предоставили в наше распоряжение бывший офис компании с роскошным видом на Женевское озеро. Отсюда учащиеся ездят по приглашению наших щедрых друзей в Женеву и Лозанну, ходят в оперные театры, посещают музеи и картинные галереи, словом, живут именно так, как и должен жить молодой музыкант. Ежегодно у них бывают stagioni — сезоны — в Италии, Испании, Германии и в Аргентине, откуда родом Альберто Лиси. Так наши юные студенты начинают чувствовать себя гражданами мира и приобщаются к различным культурам. Мы были вместе с ними в Японии и в Соединенных Штатах, вместе же совершили в 1982 году незабываемую поездку в Китай.

Я решил, что в 1996 году буду в последний раз художественным директором Гштадского фестиваля. Мне исполняется восемьдесят лет, фестивалю сорок — по-моему, время выбрано правильно. Мы прошли большой путь с 1956 года, когда в церкви Занена, которая вмещает восемьсот человек, состоялось два концерта; в 1995 году мы дали двадцать шесть концертов на пяти площадках, и слушали их около 25 тысяч человек. К моей великой радости и гордости, новым художественным директором согласился стать Гидон Кремер; я уверен, что под его эгидой фестиваль будет процветать, более того — он станет развиваться и в иных направлениях тоже, как ему и надлежит; что касается меня, он по-прежнему будет занимать большое место в моей жизни и останется моим любимым детищем.

Я испытываю огромную радость, если мне удается претворить в жизнь чью-нибудь удачную идею. LMN потребовала много, много лет; а вот другая идея — создание Фонда Моцарта — осуществилась гораздо быстрее. Эту мысль подал мне директор Концертного зала в Цюрихе Рихард Бехи, когда я приехал туда в качестве дирижера в 1990 году, за год до двухсотлетия со дня смерти Моцарта. Он предложил весь этот памятный год направлять какую-то часть гонораров за исполнение произведений Моцарта для создания благотворительного фонда. Я счел его идею перспективной и пригласил на ланч со мной и Дианой президента Международного комитета Красного Креста господина Корнелио Соммаруга, его финансового директора Мишеля Конверса и господина Бехи. Во время нашей беседы я сказал, что всему миру насущно необходим фонд, который занимался бы предотвращением катастроф или хотя бы снижал их разрушительный эффект. Да, конечно, Красный Крест не раз оказывал людям терапевтическую помощь, когда уже лилась кровь, где бы и когда ни случилось несчастье, однако организации, нацеленной на серьезную профилактику катастроф, пока еще не существует. Я предложил делать отчисления от использования всех произведений, ставших общественным достоянием — будь то музыкальные или литературные, — чтобы создать фонд, располагающий достаточными средствами.

Поделиться с друзьями: