Страшен путь на Ошхамахо
Шрифт:
С одного из поворотов тропинки открылся вид на бурливую многоводную реку. Стал слышнее грохочущий шум потока, разбивающегося об огромные валуны. В некоторых местах берег обрывался к воде отвесными скальными уступами. Тропинка извивалась теперь вдоль реки, скоро она спустилась к самой воде, затем снова поползла кверху. Наконец путники вышли на небольшое, чуть покатое плато, заросшее травой и мелким кустарником. Неподалеку показалось несколько строений, видимо, относящихся к одной усадьбе, подальше — небольшое село.
— Мы уже почти дома, — объявила Нальжан.
Но тут их внимание привлек внушительный отряд всадников на противоположном, более пологом и ровном берегу, по которому была
Больше половины конников составляли крымские татары. Вслед за передовыми, среди которых, наоборот, кабардинцев оказалось побольше, ехали какие-то важные персоны. На белом арабском жеребце восседал толстый, надутый сознанием собственного величия татарин в пышно изукрашенных одеждах. Чуть позади — всадник в лиловой черкеске, с тонким шрамом через всю щеку. Канболет застыл на мгновение и напрягся, будто перед прыжком.
— Хочешь знать, кто такие? — тихо спросила Нальжан.
— Знаю, — медленно процедил сквозь зубы Тузаров. — Алигот-паша, наместник крымского хана, и князь Шогенуков, вшиголовый хищник. А вот куда и зачем они едут…
— Уже не первый раз они в этих местах. На охоту едут.
— А-а, вот как…
Кавалькада скрылась за поворотом дороги.
— Не будем задерживаться, бесценные гости наши, а то мой брат уже, наверное, собирается искать меня, как я искала эту пророком проклятую козу. О, что я говорю! Теперь она не проклятая, а благословенная, ведь милая моя козочка помогла мне встретиться с вами!
Они пересекли зеленый лужок, на котором с удовольствием задержался бы тузаровский конь, и подошли к плетневой ограде маленького двора.
ХАБАР ВОСЬМОЙ,
вопрошающий, чем отличается скотина мусульманская
от скотины христианской?
Дом был поставлен на высоком каменном фундаменте и был немного похож на жилища балкарцев, чьи селения располагались выше по ущелью. Крышу, составленную из плотно подогнанных друг к другу стволов молодых сосен, поддерживали массивные дубовые столбы. Кровлей служил привычный для кабардинцев камыш, покрытый дерном. Стены сделаны были из двойного орехового плетня, обмазанного глиной в смеси со свежим конским навозом. Были, конечно, во дворе маленькие загоны для скота, открытый сарай, а вот что это за небольшое каменное строение в глубине довольно обширного сада, примыкающего к лесистому склону горы, Канболет смог определить не сразу. Только присмотревшись к белому полупрозрачному дымку, поднимающемуся над высокой трубой, он догадался: там кузница.
Из нее вышел худощавый высокого роста мужчина лет сорока пяти и неторопливой походкой направился к дому. В каждом движении этого человека чувствовалась уверенная нерастраченная сила. Короткая черная с проседью борода, жесткие усы и темно-серые колючие глаза под густыми дугообразными бровями придавали его смуглому лицу немного мрачноватый вид. Но вот он бросил, казалось бы, мимолетный, но очень внимательный взгляд на наших путешественников, и резкие складки между его бровями разгладились, глаза посветлели и лицо обрело выражение спокойной приветливости.
— Брат! — радостно улыбаясь, сказала Нальжан. — Я привела к тебе гостей.
— И хорошо сделала, сестренка! — мягким голосом сказал хозяин дома и, повернувшись к Тузарову, с церемонным достоинством приветствовал его:
— Мой бедный дом
в распоряжении моих гостей. Проходите в хачеш, вам надо отдохнуть с дороги.Нальжан взяла поводья тузаровского коня и повела его под навес, откуда доносился запах свежескошенной травы. Кубати пошел следом, чтобы расседлать коня и снять поклажу.
— Сана! — зычно выкрикнул брат Нальжан. — Иди сюда, дочка!
Из левой двери дома выбежала молоденькая девушка с глазами точно такого же цвета, как у хозяина дома. Увидев гостей, она будто споткнулась, застыла на месте, смутилась от неожиданности, но поклон, которым она приветствовала путников, все же получился естественным и без излишней робости.
— Сходи позови Куанча, пусть бросает все и спешит домой, — сказал хозяин.
— Он тут рядом, в лесу. Наверное, углей нажег столько, что мне хватит до первого снега. Потом твоя тетка скажет, что вам делать дальше.
В гостевой комнате было чисто и уютно. На деревянном полу желтели искусно сплетенные арджены — циновки из тоненьких камышинок. Очаг был сложен из красивого плиточного известняка. Остальное в гостиной — все, как бывает в такого рода домах: тахта, застеленная цветастым войлоком, на стене — опять войлочный ковер, на полочках у очага — глиняная, деревянная и чугунная посуда, на полу — медный котел и медный тазик для мытья рук. Кубати поразило обилие всевозможных сабель и кинжалов, развешанных по стенам.
— Молодой витязь находится в гостях у кузнеца-оружейника, — улыбнулся хозяин дома. — Зовут этого кузнеца Емуз. А если гостю так больше понравится, то он может считать, что его принимает третьестепенный уорк из ничем не замечательного рода Шумаховых.
— Первостепенных оружейников я ценю выше, чем первостепенных дворян,
— прогудел спокойным басом Канболет, снимая с пояса саблю и вешая ее на крюк в опорном столбе. — Некоторые вещи здесь сработаны на славу. И на каждой чувствуется одна и та же искусная рука.
Емуз удивленно поднял брови и склонил набок голову, словно таким способом он мог получше рассмотреть гостя.
— Еще ни один из людей, носящих на ногах сафьяновые тляхстены, не говорил мне подобных слов.
— Подобные слова говорил мой отец. Он не учил меня различать людей по одежде, хотя сам и любил одеваться богато. Звали моего отца Тузаров Каральби. Твоя сестра хорошо его знала…
Емуз медленным движением руки сдвинул шапку на затылок, помолчал немного и сказал:
— Сядем, сын Тузарова. Вот здесь, на эти скамьи у очага. Сейчас нам подадут воды, чтобы ты мог смыть дорожную пыль, а потом, наверное, чем-нибудь слегка накормят.
Впервые за многие, многие дни Канболет вдруг почувствовал тихую безмятежную радость на сердце и желание хоть ненадолго расслабиться и забыть обо всем, что его тревожило.
В комнату вошла Нальжан с кумганом воды. Пока Канболет мыл руки над тазиком, она бросала загадочные взоры на брата. А тот притворно хмурился и делал вид, что ничего не понимает.
Следом за Нальжан в хачеше появилась — прелесть, а не девушка — совсем еще юная красавица Сана. Переступив порог, она сошла, в знак особого уважения и гостю, со своих пхаваков [54] и приблизилась к мужчинам в одних матерчатых ярко расшитых чувячках на крохотных ножках. Смущенно потупив длинные ресницы, она молча поклонилась и поставила на трехногий столик блюдо со сладкими лепешками, засушенными фруктами, чашами с медом.
54
Деревянные подошвы на высоких, в три пальца, подставочках — своеобразные котурны