Страшен путь на Ошхамахо

— Как он сюда попал? — хриплым голосом пробасил Тузаров. Он устало опустился на скамью и поставил панцирь рядом с собой.

— Сестра тебе расскажет, — Емуз посмотрел на сестру, кивнул ей головой и вышел из кузницы.

И Нальжан рассказала о кровавой резне и пожаре в усадьбе Тузаровых, о встрече с бешеным Мухамедом и Вшиголовым Алигоко, о геройстве, старика Адешема. В тот день он не умер, а дотянул, как потом узнала Нальжан, до весны. А вот веселый Нартшу, весь израненный, выжил. Только не живет он в своем доме, а подался в горы, стал абреком. Рассказала Нальжан и о том, как сшибла с ног Мухамеда и расквасила нос Алигоко, о том, как грубо и низко вел себя Хатажуков.

Его выходка и подсказала Нальжан средство, при помощи которого она увезла панцирь. Нальжан просто надела «этот проклятый железный сай» [62] на себя, а сверху натянула сай обычный, суконный. Она поняла, что кровожадные пши затеяли это страшное побоище из-за одного только панциря — значит, он дорог. А раз так, то не видеть им панциря, как собственных затылков.

В суматохе она незаметно выбралась из каральбиевской спальни, вскочила на первую попавшуюся лошадь и погнала ее в степь. Потом, на другой день, она вспомнила о брате и поехала к нему. Панцирь сняла лишь у него в доме. Натерпелась и страху и неудобств. Очень уж давил он ей в груди.

62

верхняя одежда кабардинок, похожая на современную кофту

Емуз полюбовался опасной реликвией и спрятал ее в своей кузне. Было решено помалкивать о неожиданном приобретении и даже постараться не вспоминать о нем до лучших времен.

— Уо, Нальжан, — тихо произнес Канболет, — я никогда не был ранен, но сегодня в начале твоего рассказа почувствовал себя так, словно у меня открылась старая рана. А теперь — будто слова твои ее исцелили.

— Ах, Канболет! Что это у тебя с глазами? Как ты смотришь…

— Я не знаю, как я смотрю, Нальжан. Я только знаю, что думаю.

Нальжан чуть задержалась в дверях кузницы:

— Иногда и женщине не вредно подумать. Например, о том, что пора готовить обед…

— Ну, конечно, — засмеялся Тузаров. — И кусок хлеба из рук такой женщины — дар пророка!

Нальжан смущенно отмахнулась рукой и поспешила к летней кухне.

В кузницу вошел Емуз и деловито спросил:

— Поставим чурбан на место?

— Поставим, — согласился Канболет. — А панцирь… — Тузаров сам поднял чинаровый комель. — Панцирь пусть будет в доме. У меня есть насчет него кое-какие намерения.

— Тебе виднее, — ответил Емуз. — А что касается молодого мужчины, которого ты хотел бы встретить, я, кажется, смогу тебя с ним свести.

Тузаров удивленно вскинул брови.

— Неужели ты имеешь в виду того загадочного уорка, который помог нам попасть на корабль?

— Да.

— Но откуда тебе может быть известно, кто он такой, если я не узнал даже его имени?

— Нетрудно догадаться, — пряча в усы довольную ухмылку, сказал Емуз.

Канболет больше не стал ни о чем допытываться.

За едой говорили, по просьбе Тузарова, о свойствах железа, о способах закалки металла, о преимуществах одних клинков перед другими. (При этой беседе позволили присутствовать и юношам: пусть послушают.) Речь зашла и об удивительной дамасской стали. Емуз объяснил, что ее достоинства создаются не только особыми приемами ковки и закаливания. Дело тут и в таинственных секретах выплавки самой руды. Нет, не разгадать этих секретов. Попробуй определить заранее, какое зернышко куры склюют первым, а какое последним! Канболет грустно посетовал об утрате своей дамасской сабли, которой так дорожил. Ее отняли у него в ту ночь в Бахчисарае…

Емуз от души посочувствовал молодому другу и постарался отвлечь его рассказами о богатых здешних лесах. Было решено завтра же, еще затемно отправиться на тот берег Чегема и в густых чащобах предгорья попытать охотничьего счастья.

— Куанч будет вам хорошим проводником, — сказал Емуз. — А я пойти не смогу. Нельзя в наше тревожное время оставлять дом без мужчины.

* * *

Перед сном Канболету захотелось выйти в сад. Да заодно решил посмотреть, что это Кубати так долго задерживается под кухонным навесом: не может никак расстаться с дружком Куанчем? Однако, к немалому своему удивлению, Ку-анча он застал спящим в его закутке у конюшни, а под навесом была одна Нальжан: при свете затухающего костра укладывала в походный нед съестные припасы для наших охотников. Непонятная робость вдруг зашевелилась в груди Канболета. Не замеченный Нальжан, он поторопился свернуть за угол дома и ступил на крепко утоптанную тропинку. С непривычным для себя наслаждением вдыхал Тузаров нежные расслабляющие ароматы цветущего сада. Почему-то смущаясь перед самим собой и чувствуя легкое головокружение, он остановился под яблоней и прижался щекой к се прохладному шершавому стволу. Сквозь ветви ему загадочно подмигивали звезды — будто намекали, что нет такой тайны, которую можно было бы скрыть от них даже в самых укромных закоулках человеческой души.

Неожиданно чей-то тихий шепот прошелестел в нескольких шагах от Канболета:

— …Как ясно видны сегодня семь Братьев-Звезд… [63] — это был голос Саны.

— Одна из них, вон та, самая яркая, похожа на тебя…

«Не врут ли мои уши? — подумал Тузаров. — Вот так Бати!»

Парень сидел па земле, привалившись спиной к стене дома. Прямо над его головой, мечтательно запрокинутой к небу, располагалось маленькое окошко. Девочки не видно — значит, она в комнате, где живет со своей красивой теткой.

63

кабардинское название Большой Медведицы

— Но как я могу быть похожей на звезду, — с лукавым смешком спросила Сана, — если это — братья, понимаешь, братья-звезды?!

— Нет, пусть они будут сестры, — серьезно предложил Кубати. — А еще лучше: одни братья, а другие — сестры.

— И, конечно, одним из братьев хочется быть тебе?

— Да.

— Значит, я — на том конце звездного селения, а ты — на другом?

— Нет! — решительным тоном возразил юноша. — Так слишком далеко.

Еще дальше, чем от Крыма до Кавказа. Я хочу быть рядом. И чтобы мы были не брат и сестра, а…

— А кто же тогда? — удивилась девушка. — Я тебя не понимаю.

Кубати вздохнул:

— Поймешь, если захочешь.

— Расскажи, какие девушки в Бахчисарае. Наверное, красавицы? Не чета нам…

Канболет не стал слушать разговора, который предназначался не для чужих ушей, и потихоньку вышел из сада. Он был слегка ошеломлен: вот тебе раз! «Поймешь, если захочешь…» Неужели мальчик уже вырос? И вдруг чувство, похожее то ли на жалость к самому себе, то ли на зависть к названному братишке, слегка сдавило грудь. Вот он, Канболет, не смог бы так легко и свободно вести беседу с… да вообще с женщиной.

Быстрой и бесшумной поступью прошел Канболет вдоль стены и, прежде чем Нальжан, все еще возившаяся под навесом, обернулась, успел скрыться за дверью дома.

Скоро вернулся и Кубати. Затаив дыхание, парень стал медленно пробираться от двери к своему топчану.

— Ты что крадешься, как будто невесту пришел воровать? — раздался в тишине басовито рокочущий шепот Канболета.

От неожиданности юноша споткнулся и чуть не упал.

— А… да я… Ты не спишь еще?

— Ложись, ложись. Спать нам осталось недолго.