Страшный дар

Миссис Билберри пригубила чай.

– Родители, конечно, радовались, что не нужно ни фартинга тратить на дочь. Они как раз деньги откладывали, чтобы купить сыну патент на офицерский чин. А Дик тот еще был ветрогон, все подучивал сестричку стрелять и скакать, да притом в мужском седле. Видите, мисс Тревельян, что там за семья?

– Они нам деньги одалживали, – напомнила Милли.

– А твой отец денно и нощно сидел у постели Дика, когда тот слег с оспой, – парировала маменька. – Представляете, заболел через два месяца после покупки патента! В казармах началась эпидемия. Ему бы в госпитале отлежаться, но мать так над ним тряслась, что увезла домой. На глазах родителей он и умер.

Миссис Билберри выдержала драматическую паузу.

– Господи, как же их жаль! – воскликнула Агнесс.

– Конечно, крушение всех надежд. А деньги за патент им, естественно, не вернули.

– Снова о деньгах, – простонала Милли.

– Вот у тех, кто не думает о деньгах, их никогда и не бывает, – попеняла ей миссис доктор. – Деньги любят, когда к ним с уважением. Взять, опять же, нашу мисс Лавинию. Они с матерью сразу призадумались, как бы окрутить господ из Линден-эбби. Ведь и старый граф на нее засматривался, и ваш дядя Уильям – его супруга родами скончалась, так мисс Лавиния все с его сынишкой возилась, мальчик за ней по пятам ходил.

– А мой дядя Джеймс?

– И он тоже.

Агнесс глотнула чая, чтобы удержаться от дальнейших расспросов. Но этот образ уже не отпускал ее – мистер Линден и Лавиния идут рука об руку. Смеются. Наклоняются друг к другу. Она поправляет ему черные кудри. Его губы щекочут ей шею.

Чай стал таким горьким, что Агнесс едва не подавилась. Закашлялась, прикрывая рот. Как кстати! Сразу понятно, откуда взялись слезы. А не из-за… это же невозможно!

Она ревнует?

Но кого к кому?!

– Не переживайте, мисс Тревельян, – утешала миссис Билберри, энергично хлопая ее по спине. – Бог миловал вас от такого родства. Сначала Уильям Линден скончался от апоплексического удара, а ведь совсем молодой был, едва тридцать исполнилось! Твой отец, Милли, советовал ему не налегать на ростбиф и мадейру, но какое там – ел за пятерых. А когда с охоты привезли хладный труп, слег сам граф. Мистер Линден остался душеприказчиком отца и опекуном малютки Чарльза, одиннадцатого графа. Заодно и сан принял, чтобы имущество не разбазаривать, – ведь хозяева Линден-эбби обладают правом назначать приходского священника. А тут и десятина, и церковные земли остаются в семье. А десятина в наших краях роскошная…

– Про десятину мне уже объяснили, – вставила Агнесс. – Подробно.

– А если бы Чарльза не стало – дети так часто мрут, я вот тоже двоих схоронила, – все состояние досталось бы мистеру Линдену. Вот это удача так удача! Я ведь забыла упомянуть, что младшего сына граф не жаловал – то ли из-за его учености, то ли еще по каким-то причинам. – Вдова тонко улыбнулась. – А ему вдруг такая удача. Тут бы мисс Лавинии и выскочить за мистера Линдена замуж, но ей подвернулся улов покрупнее – барон Мелфорд, усадьба в Йоркшире и особняк в Белгравии, тридцать тысяч годового дохода! Говорят, старик увидел, как она скачет по полям, и влюбился до одури. Но я вам скажу, милочки, не зря она нарезала круги по его полю! – изрекла миссис Билберри тоном судьи, посылающего воровку на виселицу.

Скрипнул стул. Не говоря ни слова, Милли встала и вышла из столовой. Повисло неловкое молчание.

– Милли утомлена, – прокомментировала миссис Билберри. – Такие треволнения перед свадьбой.

– Да-да, – согласилась Агнесс. – Ой, а знаете что? Пойду-ка я посмотрю ее приданое.

Вдова опять оживилась. И когда десять минут спустя Агнесс все таки вырвалась из столовой, то успела узнать, сколько шиллингов и пенсов стоила каждая сорочка и шаль Милли.

7

Спаленка находилась на втором этаже, куда вела узкая скрипучая лестница. Дверь отворилась, но не сразу – Милли приводила себя в порядок. К губам она прижимала скомканный платок, лицо блестело от слез и почему-то лоснилось от пота, хотя в комнатке было холодно, как в шахте. И так же темно. Не без удивления Агнесс отметила, что одно из двух окон заложено кирпичами и кое-как задрапировано занавеской.

Наверное, из-за этого тут такой неприятный запах. Какой-то кислый.

При свете сальной свечки, которую торопливо зажгла Милли, гостья разглядела скудную обстановку: узкая кровать без балдахина, ветхая мебель, на полу красно-зеленый кидминстерский коврик, истертый до дыр. Но все это было чистым, даже болезненно чистым – за такой чистотой чувствуется ломота в коленях и пальцы, покрасневшие от соды и ледяной воды. Лишь в одному углу лежала бесформенная груда, прикрытая лоскутным одеялом. Приданое.

– Вы, верно, удивлены, мисс Тревельян, что я принимаю вас в спальне, – мужественно начала Милли. – Но у нас на севере спальня часто служит комнатой для приемов. Это в порядке вещей.

– Ничего, мисс Билберри, мне тут больше нравится. Как-то уютнее, что ли, – соврала гостья. – Только зовите меня по имени.

– С удовольствием, но…

– Что такое?

– Я не думала, что ты предложишь, – смутилась Милли, терзая платок. – Ты настолько выше меня, Агнесс.

– Я-то?

– Да, ты. У тебя хорошее образование, ты племянница ректора Линдена и кузина одиннадцатого графа. В любом случае, я ценю твою снисходительность.

Есть люди, которые, сидя в ванне или прогуливаясь по садовой дорожке, ведут нескончаемые споры с воображаемыми оппонентами. По-видимому, оппоненты Милли были крайне въедливыми. Неудивительно, что любую беседу она начинала с не высказанного никем аргумента, который затем увлеченно опровергала.

– Милли! Мы с родителями переезжали из города в город, прячась от кредиторов. С какой стати мне важничать? Давай лучше посмотрим твое приданое.

– Не надо, – остановила ее Милли. – Честно говоря, я удивлена, что мистер Холлоустэп купил все готовое. Иногда он приносит мне свои рубашки, чтобы я их заштопала. Проверяет на домовитость.

– Он настолько практичный?

– На День святого Валентина он подарил мне ветчину.

Агнесс потрясенно молчала. Неужели бывают такие черствые души?

– А вот мистер Лэдлоу всегда дарил цветы.

– Помощник аптекаря?

Мили судорожно кивнула.

– Скажи, Агнесс, у тебя есть кавалер?

«Нет», – собралась ответить Агнесс, но так и застыла с приоткрытым ртом. Ведь не может же Ронан быть ее кавалером? Конечно, нет! Он не позирует ей для картин и не помогает ей мотать шерсть, он еще ни разу не написал стихотворение ей в альбом и не сопровождал ее в театр. Но почему же ей так хочется, чтобы он был с ней рядом? Даже сейчас.