Страшный суд. Пять рек жизни. Бог Х (сборник)

— Ждите сюрприза! — сказали они.

«Бриллианты мудрости по сниженным ценам. Как улучшить ваш брак? — писал я с вдохновением в своей каюте. — Как установить настоящие отношения с детьми? Человек по сути своей хорош, но он способен совершать ошибки. Цифровая религия научит вас любить и отучит от ненависти. Чтобы быть и есть, мы должны работать. Хотите знать двенадцать секретов успешных отношений с вашими сотрудниками и даже с боссом? Что такое деньги? Что происходит с нами, когда мы умираем?»

Помощник стал собирать с пассажиров по пятьдесят долларов на улучшение качества жизни.

Шорты, спортивная обувь и майки с короткими рукавами, украшенные полуостроумными надписями, являются летней национальной одеждой американцев, отклонение от которой грозит наказанием в виде недоуменных взглядов вплоть до тюремного заключения. Асексуальность их одежды стерла различие между полами до такой степени, что женщин можно вычислить только по обязательному ношению лифчиков, не менее спортивных по своему дизайну, чем белые теннисные носки.

Овладеть душой американца непросто, ибо ее местонахождение неопределенно. Американцы приветливы, но не щедры, веселы, но не ироничны, чистоплотны, но не догадливы. Они смешливы, смешны и смехотворны одновременно. Каждому американцу в детстве снился сон, как его из кроватки похищает русский с «Калашниковым» на груди. Но хотя русские вкупе с немцами были двумя основными образами врагов в американском сознании XX века, теперь об этом никто не помнит. Холодные и горячие войны приравнены ко вчерашнему ресторанному меню. Моя ученая спутница Габи, усидчивая подруга новейшей французской философии, маргинальная мисс-малолетка Европы 1968 года, вынуждена постоянно подчеркивать, что Германия и Россия, в общем-то, разные блюда. Ей верят и не верят, так как мы в одинаковой степени выглядим белым вороньем. Ощущение себя иностранцем на Миссисипи не менее выражено, чем когда-то в бывшем Советском Союзе.

Подвижные лица и выразительные глаза среди янки практически не существуют. Но грех жаловаться на отсутствие к нам интереса. При всем топографическом кретинизме здесь есть тонкая градация отношения к иностранцам.

— Вы откуда?

Неплохо быть из Лондона. Хорошо — из Ирландии. Умеренно хорошо — из Италии. Хуже — из Франции. Забавно — из Китая. Так себе — из Берлина и Токио. Ничего, если из Амстердама. Мексика — скрытая тревога. Канаду хлопают по плечу. Варшава, Вена, Будапешт, Мадрид — мимо. Самый большой хит — быть из Москвы.

— О!

Узнав, что я из Москвы, американцы все как один радостно восклицают «О!», будто их ущипнули. Затем, не зная, что спросить, так же радостно расстаются со мной, обещая увидеться позже. Ольга зовет американцев nice-to-meet’никами, что отражает сущность дела. Впрочем, я бы не стал преувеличивать роль американцев в жизни Америки.

Американцы — бесплатное приложение к Америке. Они составляют необходимый, но дополнительный материал к тем общеамериканским facilities, без которых Америка перестает быть США.

Америка — страна не столько людей, бритых женских ног и газонов, сколько витальных шоссейных дорог, по которым происходит ее кровообращение.

— Американцы, когда умирают, превращаются в автомобили, — подсказал мне помощник капитана. — В момент смерти они сходят с конвейера.

Автомобили как кровяные шарики порождают и обеспечивают жизнедеятельность Америки. Разветвленная кровеносная система страны, разгоняя трейлеры и легковые машины с вежливыми, туповатыми физиономиями, похожими на их водителей, в каждую точку своего тела от Сан-Диего до Бостона, создает страну высокой энергетийной активности, которой сами американцы соответствуют лишь в незначительной степени. Вопрос о метафизическом смысле большого американского теларешается автономно.

Америка подчинила себе население как макроорганизм, качественно отличный от создавших его микроорганизмов. На Америке лежит тень нейтронной бомбы. Когда я говорю, что люблю Америку, я имею в виду скорее не пипл, а озера, виадуки, заправочные станции, зеленые холмы вдоль Миссисипи, муниципальные аэродромы в каждом заштатном городе, лысых орлов, парящих над кукурузой. Америка оттеснила эмоции на задний план, заставив их носителей поклоняться себе язычески: вывешивать флаги и наклеивать на бамперы патриотические лозунги подхалимского свойства.

Нелюбимая мама

В краеведческом музее Миниаполиса я обратил внимание на текст под антикварной фотографией пассажирского поезда. Раньше, гласила надпись, поезда перевозили не только грузы, но и пассажиров. Америка умеет избавляться от барахла. Дошла очередь и до Миссисипи.

— Реальность — это психологический комфорт, — сказал пассажирам помощник капитана. — Не больше и не меньше того. Во время круиза помогайте блюстителям порядка, держа при себе посадочный талон или ключ от каюты. Не забывайте, что туалеты на борту склонны к засору в большей степени, нежели те, которыми мы пользуемся в нашей жизни на берегу. Даже такие мелкие предметы, как заколки, способны вызвать беду.

Жизнь на Миссисипи напоминает семейный скандал, перепахавший усатый и честный дух Марка Твена. На этой индейской реке не надо быть спиритом, чтобы общаться с духами, скрипящими половицами в каждом уважающем себя Bed amp; Breakfast. При ближайшем рассмотрении река оказывается не большой мамой, а разорившейся мачехой.

После счастливой поры пароходов с длинными черными трубами и красными, лопатящими воду колесами, к ней охладели. Река безработна, и вынуждена впасть в спячку вторичной девственности, которую смущают лишь игорные заведения, размещенные на пришвартованных навечно, раскрашенных мумиях пароходов, и спортивный азарт воскресных рыболовов. О Миссисипи и вовсе бы позабыли, если б не наводнения. Река мстит за отношение. Против реки возводят дамбы, защищаются мешками с песком, в городах нет набережных, о ней говорят сквозь зубы. Если бы река пересохла и умерла, все были бы только рады.

Жизнь — парад

Наконец, настал день обещанного сюрприза. Им стал данный в нашу честь общегражданский парад в городе Войнона, штат Миннесота, случайно совпавший с Днем независимости.

— А где ваша лошадь? — спросили американцы.

— Вы имеете в виду немку? Она прихорашивается.

— Нет, лошадь с польской фамилией!

— Готовится к параду.

— Ну, понятно… Значит, говорите, готовится? А вот мы, американцы, всегда готовы к параду!

В самом деле, американские свадьбы, роды, похороны, трудовые будни, совокупления, воскресные мессы, споры о том, кто был лучшим президентом США, и представляют собой парад, идущий под звуки уличного оркестра. Перестраивающийся на ходу с компьютерной безупречностью, он призывает население к гармонии, успеху, демократическому идеалу.

Впереди — полицейские на юношеских велосипедах. За ними — старинные автомобили с намеком, что в Америке есть история. За ними — девочки-акробатки возраста моей Лорочки, обещающие Америке будущее. Дальше — бесконечная, строго организованная вакханалия. Она состоит из членов яблочного фестиваля, местных каратистов, работников химчистки «Bluff Country», автомехаников, почтальонов, медсестер. В нее вливаются заслуженные польские американки, искусственная черно-белая корова, команда пенсионеров на роликах, конгрессмены, клоуны, масоны, монахини с голыми пятками, национальная гвардия из империалистического комикса, воспитанники средних школ, боящиеся сделать неверный шаг и потому идущие вперед с выпученными глазами. Парад завершают холеные бездомные собаки с табличками, где и как их нашли.