Страшный суд
Шрифт:
А роман стоит… Правда, внутренняя работа идет, считал с машинки последние страницы, делаю записи во время чтения иных книг. Вот уеду 2-го июня во Львов, там еще поработаю.
Этот вопрос решен. Говорил по телефону с генералом Мотринцом, ждет… Билеты заказал, в пятницу их выкупит Дима Королев.
Днем позвонил Виктор Пронин. Он передал «Вторжение» Петру Алешкину, который стал серьезным издателем. И Петр якобы сказал Пронину:
«Гагарин достиг такого уровня раскованности, к которому все мы должны стремиться, но которого никто из нас никогда не достигнет».
Если не врет, то сказано вовсе не плохо. Впрочем, и сам я это смутно
Завтра придет Кожевников. Будем пробивать его в качестве соратника. Посмотрим, что из этого выйдет. А пока нас трое мужиков и девять женщин.
Станислав Гагарин и дюжина апостолов и апостолок, так что ли?
Добрый наш Папа Стив!
1 июня 1993 года.
20-00. Для начала запишу адрес Юрия Владимировича Кириллова, он будет нашим с Верой Вергилием во Львове.
290031, улица Стрыйская, 63–28. Надо поискать еще телефон Ивана Михайловича Мотринца, начальника Львовских милиционеров.
Необходимо взять с собой уже написанные главы «Страшного Суда», планы и наброски, рукопись романа Мотринца «Красиво жить не запретишь» — поработаю с интересом над текстом, фотонабор книги «Так говорил Каганович», две-три книги о Гитлере, томик Фрейда и сочинения Карла Юнга.
Что еще? Сегодня начну укладываться, завтра продолжу, постараюсь ничего не забыть, еду недели на две, не меньше…
23-00. Вечером звонил Кириллов. Нас ждут во Львове, просил захватить фотонабор, конечно, дело архинужное.
Отдал Ирине Лихановой последние по написанию страницы «Суда». Уже есть в машинописи порядка 90 страниц книги.
Есть интересные письма, я размышляю: не привести ли их в романе? А вот в «Одиноком Моряке» привести их сам Зодчий Мира велел. Кстати, сейчас я над ним и работаю, расширяю текст собственного мироописания.
3 июня, четверг.
11-05. Беспокойная ночь в поезде… В вагоне лишь мы с Верой и четверо забулдыг, разместившихся как назло в соседних купе. Они пили ночь напролет, недавно пробудились и готовятся вновь принести жертву Жидкому Дьяволу.
О времена, о нравы!
Прежде спальный вагон был олицетворением покоя и уюта. Здесь путешествовали солидные люди, более и менее уважающие правила общежития.
Ныне — в СВ ездит шантрапа, безмерно разбогатевшая на мошенничестве, обмане соотечественников.
Всю эту сволочь надо оставить на приговоренной к гибели планете. В «Страшном Суде» грязные подонки будут осуждены без права апелляции.
Начал писать об этом на станции Зерниво. У соседей-выпивох проверял документы лейтенант-пограничник. Но для них, судя по всему, сие как с гуся вода.
Читаю и правлю роман Ивана Мотринца. До того считал несколько страниц «Суда» с машинки. Мне нравится этот роман… Особенно будущее описание, я до него пока не дошел, отношений между моейзагадочной Верой из «Вечного Жида» и Стасом Гагариным, оказавшимся абсолютно одиноким существом в нашем времени. Здесь можно — и нужно! — подняться до высочайших вершин любовной лирики.
11-35. Миновали хутор Михайловский.
19-40. Неподалеку от станции Зворичи, в районе 16–00 вдребезги вдруг разлетелось оконное стекло нашего купе. Слава Богу, внутреннее выдержало, не то осколки задели бы Вере лицо, она сидела довольно близко.
На камень не похоже — кусты у дороги и дальше деревья, место низкое. Видимо, стреляли.
Вот тебе и приключение для романа «Страшный
Суд»!Пьяные мудаки сошли в Киеве, и в вагоне теперь тихо. Еще высоко стоит солнце.
А в этом месте блокнота была вклеена бумажка со стихами. Ира, далее печатай ее как есть.
Пьем чай, закусываем, читаем… А что еще делать в дороге? Я увлекся «сексуальными очерками» Фрейда и набрел на интересную мысль о влеченииу древних как самоценности, которое у нас сменилось самоценностью самого объекта влечения.
Использую в романе при описании чувств Стаса к Вере, которую он встретил в Севастополе.
Попробую сочинить пару-тройку образов.
21-10. Позаписывал на листке пару идей по Черноморскому флоту, набросал схему развития событий Гражданской войны на Юге России. Вызвал из прошлого адмирала Нахимова. Воображение заработало на полную катушку, и роман пошел… За неделю пребывания в Трускавце многое сделаю.
Вторая Вера появится и во Львове, в Карпатах? Надо дать нечто…
4 июня, пятница.
05-40. Через двадцать минут должны быть во Львове. Время московское. Вчера вечером хорошо поработал над «Судом». Продумал ряд эпизодов Гражданской войны, в частности на Черном море и в Таджикистане. А пока выпить бы стакан чая.
12-37, время по Москве. Перехожу на местное время. Сейчас в Трускавце: 11–37. Вот-вот появится Янковский, пойдем к главврачу знакомиться. Уже побывали в местном курзале, попробовали Нафтусю, осмотрелись в вовсе неплохом номере из двух комнат, прихожей и с просторной ванной. Первый, правда, этаж, но, как объяснил нам начальник милиции, это даже лучше, решение принимал он, ибо выше плохо с водой.
11-40. Появился главный врач Владимир Константинович Крестовников, богатырь с очень русским лицом, симпатяга с голубыми глазами.
Сетовал на шовинизм собственных сотрудников, денно и нощно строчащих в Киев на него, единственного уже здесь русского врача, кляузы, а Киев требует поголовного перехода на украиньску мову, хотя в санатории лечатся больные со всего Союза.
Прежде санаторий «Трускавец» принадлежал КГБ СССР, нынче Москва его попросту просрала,и хозяйкой стала Служба безопасности Украины, у которой, как у латыша: фуй да душа.
Общее впечатление от Трускавца — это я пишу уже утром следующего дня — запустение и провинциальность. Нет курортного шарма, ощущения нескончаемого праздника. Или сегодня так везде, или сие присуще только Трускавцу, в котором отразился маразм и последствия дебильной политики националистов.
Вчера Мотринец сказал, что Збигнев Бжезинский, который дышит горным воздухом в Яремче Ивано-Франковской области, сказал в интервью о том, что Украине отдельно от России не выжить.
Хотя и ярый антисоветчик и русофоб, а сказал правильно.