Страшный суд

Хотя, как сказать, похоже, послушная и верящая во всевышнего правителя масса ничего о происходящем и грядущем уже знать не желает».

— Увы, но сермяжная правда в этом утверждении имеется, понимаешь, — заметил товарищ Сталин.

«Порой мне кажется, что тихое большинство обывателей с гордым именем россияне, отстранившись от политики, совершенно спокойно воспримут весть о том, что Россия — колониальное государство. Ну что ж, виват — или хеллоу!? — президент банановой республики».

Толково написал Геннадий Селезнев. И хорошо, что его корреспондент взял интервью у Александра Александровича Зиновьева. Этот текст я помещаю в романе без комментариев, они, как принято говорить, излишни.

У СИЛ СОПРОТИВЛЕНИЯ БОЛЬШЕ ШАНСОВ НА УСПЕХ

Корреспондент «Правды» Владимир Большаков попросил Александра Зиновьева высказать его точку зрения по поводу политического кризиса в России, вызванного решением Б. Ельцина распустить парламент. Вот что сказал автор известных книг «Зияющие высоты», «Гомо советикус» и «Катастройка»:

«Пора вещи называть собственными именами. От реальности все равно никуда не спрячешься. Повторяется ситуация августа 1991 года. Тогда на политической арене Советского Союза действовали силы разрушения и силы сопротивления. Первые поддерживались Западом, который ими манипулировал. В пропаганде их изображали силами демократии, хотя ничего демократического в них не было.

Вторые — силы сопротивления — изображались как коммунистические, хотя КПСС заняла по отношению к ГКЧП предательскую — увы! — позицию. Чем кончилась попытка ГКЧП остановить движение страны к гибели, общеизвестно.

Распался Советский Союз.

Власть в России захватили настоящие, подлинные путчисты во главе с Ельциным. Они и продолжали начатую Горбачевым предательскую линию на разрушение страны. Теперь уже — на уровне России.

Сейчас на политической арене России — те же силы разрушения и сопротивления. Первые — возглавляет, как и в августе 1991 года, Борис Ельцин. Их поддерживает и ими по-прежнему манипулирует Запад.

Силы сопротивления возглавляют А. Руцкой и Р. Хасбулатов. Но на Западе их называют «красно-коричневыми». Запад вообще готов именовать «демократией» все, что ведет к разрушению России. И, напротив, клеймить красно-коричневымивсех, кто этому противится.

На сей раз силы сопротивления имеют больше шансов на успех, чем в 1991 году. Но удастся ли это на деле, судить заранее не берусь. Все зависит от того, учтут ли они печальный опыт КГЧП или нет, сумеют ли избежать его ошибок. На карту поставлена судьба России.

На вождей сопротивления история возложила огромную ответственность. От их способности выполнить свой гражданский долг до конца зависит, сохранится Россия, как единая и независимая держава, или превратится в колонию Запада.

Если победу одержат опять силы разрушения во главе с Ельциным, произойдет дезинтеграция России, распад всех основ российского общества».

— Бог мой! Неужели мои земляки и соотечественники, неужели русские люди хотят этого? — с горечью спросил себя и читателей Станислав Гагарин.

XIV

Георг Вильгельм Фридрих Гегель в «Философии права», в записи лекции 1819–1820 годов, утверждает, что «нелепостью было бы навязывать народу учреждения, к которым народ не пришел в собственном развитии». Наш, как говорится, случай…

Выше, на той же странице Гегель говорит о том, что философия вычленяет из внешней действительности только простое, а многообразное сводит к единству.

Если мы посмотрим на то, что невооруженному глазу кажется гладким, через увеличительные стекла, то обнаружим невидимые прежде неровности, увы…

Вот так обстоит дело и с действительным сознанием: для него существуют единичности и сложности.

— Философия возвращает сутолоку действительности к ее простоте, в тихую обитель, свободную от этих интересов, — говорит Гегель. — Следовательно, она занимается своим делом не вне дел мира, но рассматривает в них субстанциональное…

Философия, — продолжает мыслитель, — признает право на личное, ибо даже в самых пестрых переплетениях чужеродных интересов все-таки… содержится всеобщее.

И последнее, наконец.

Философия чтит действительное как царство права.

Философия знает, что в действительном мире значимость может иметь лишь то, что заключено в понятии народ.

Ну что же, Папа Стив иначе и не полагал, хотя развернувшиеся после двадцати часов 21 сентября 1993 года события и отношение его собственного народа к тому, что произошло, посеяли в душе Одинокого Моряка великую печаль и сомнение: а действительно ли тот народ, к которому принадлежит Станислав Гагарин, так уж велик и мудр, как представлялось ему всегда?

Как можно дать так нагло себя оболванить? До каких пор можно оставаться столь долготерпеливыми, рядиться в шкуру блаженного Платоши Каратаева, умиляться компромиссной политикой Алеши Карамазова и пребывать в тихом идиотизме князя Мышкина?

Доколе?

Утром 27 сентября 1993 года я с пяти утра сидел за письменным столом, листал «Философию права» Гегеля, вновь и вновь задавая себе проклятые вопросы, еще со вчерашнего вечера положив отправиться к Дому Советов, чтоб собственными глазами увидеть происходящее, и, может быть, найти ответы на вечные проклятые вопросы.

О том, что он истинный, а вовсе не поддельный гетьман, Мазепа не рассказывал никому.

Войдя в контакт с боевиками из подпольной беспекищирых националистов, крайне недовольных вялостью рухаи покинувших движениедля крайних действий, Мазепа скрыл от них, что появился на У крайне, чтоб отомстить потомкам ненавистного ему Романова Петра.

Радикальные националисты, создавшие тайную боевую организацию, полагали Мазепу слепым исполнителем из одурманенных движениеммалороссов, потомком запорожских сичевиков, перекинувшихся вместе с гетьманом-однофамильцем на сторону шведа Карла Двенадцатого и поляка Станислава Лещинского, полагали Мазепу рядовым приверженцем, желающим теперь порадеть незалежной неньке.

Руководствовались тайные боевики исключительно тем, что Мазепа служил в Хмельницкой дивизии головастиком,имел, другими словами, доступ к верхней части ракеты, начиненной атомным зарядом.

О том, что старший прапорщик Мазепа считает себя законным гетьманом Украины не было известно никому: Тарас Романович намеревался объявиться народу лишь тогда, когда ненавистные кацапывернут Украине принадлежащие ей земли.

Для того и задумывалась операция, коей главари подпольной беспеки,не лишенные кое-каких исторических знаний, дали название «Батурин».