Страсть и цветок

— Прекрасно, но я в любом случае настаиваю на хорошем обеде.

— «Маньи» или «Вэфур»? — спросил его лорд Марстон.

— «Вэфур», — тотчас же отвечал князь. — Я хочу спокойно поесть и не желаю, чтобы меня отвлекали обедающие знаменитости, которых всегда полно в «Маньи».

Лорд Марстон улыбнулся:

— Что ж, отлично. Отведаем их specialite, которое когда-то приводило тебя в восторг. — Он имел в виду карпа по-рейнски, изысканнейшее блюдо, названное Альфредом Дельво в только что вышедшей в свет «Les plaisirs de Par'is» одной из славных достопримечательностей города.

Тот же самый автор утверждал следующее:

«Удовольствия — это мания парижан, их болезнь, их слабость. В цене у них бурные эмоции и развлечения, что сеют вокруг себя суматоху, шум и море восторгов».

Это определение, подумалось лорду Марстону, вполне применимо и к князю.

Впрочем, проведя безотлучно в посольстве и при дворце несколько недель в роли заправского дипломата, он и сам начинал чувствовать, как кровь закипает в жилах.

«Вэфур» радушно принял их в свои объятия. Ресторан расположен был в Пале-Рояле, который во времена правления Людовика XVI и герцога Орлеанского превратился в место шумных сборищ и увеселений, а хозяина ресторана сделал одним из богатейших людей Франции.

Здесь по-прежнему было преизрядно кокоток, считавших это место своей вотчиной, а «Вэфур» сохранил то же убранство, что досталось ему в первые послереволюционные годы.

Диванчики из красного плюша вкупе с зеркалами, встроенными в панели из крашеного дерева, создавали замкнутый, уютный мирок, который не могли не ценить посетители, желавшие сосредоточить свой интерес на трапезе.

Князь и лорд Марстон не спеша и обстоятельно определялись с выбором.

Метрдотель предложил им «русскую птицу», что заставило князя недоуменно поднять глаза на лорда Марстона. Тот торопливо пояснил:

— Между Парижем и Россией завязалась лихорадочная торговля. Птицу укрывают овсом, кладут в плетеные корзины и доставляют сюда за пять дней.

— Подумать только, какой прогресс! — ехидно заметил князь.

— Если пожелаешь, можешь полакомиться также ласточкиным гнездом из Китая, орталонами из Италии или же трюфелями из Перигора, — поддразнил его лорд Марстон.

— Во Франции всегда хочется устриц, — решительно произнес князь и заказал именно их.

Потом, в ожидании своих блюд, они устроились поудобнее и завязали беседу, не забывая и о шампанском.

Всякий раз, когда они оставались наедине, темы их бесед могли бы немало изумить многих их общих друзей: они говорили о философии, литературе, политике, вступали в споры, сыпали бесконечными цитатами, ибо обладали поистине исключительной эрудицией.

Когда обед подошел к концу, настроение князя переменилось с характерной для него стремительностью.

— Итак, Хьюго, — сказал он, — куда ты теперь меня ведешь?

— Задержи дыхание! Я веду тебя на «Золушку».

— На «Золушку»?!

— В Императорский театр «Шатле».

— Но я староват для детских сказок, — изумился князь.

— Но не для этой, — твердо ответил ему друг.

— Предупреждаю, если мне станет скучно, я уйду из театра.

— Готов поставить кругленькую сумму, что ты этого не сделаешь.

— Что ж, согласен.

Выйдя из «Вэфура», они спустились вниз по узкому тротуару к тому месту, где их ожидал экипаж князя.

То было крытое, уютное ландо с двумя кучерами.

На случай, если вечером похолодает, под рукой был соболиный плед, но апрельский воздух обволакивал тело теплом и нежностью.

Оба друга вытянули ноги и задумчиво пустили сигарный дымок.

Они проехали по бульварам, где мелькали разноцветные огни кафе, а в золотом сиянии газовых фонарей мельтешили бесконечные людские толпы.

Несмотря на то что спектакль уже час как начался, двери театра обступила внушительная толпа, причем многие все еще надеялись получить билет.

— Неужто Париж впал в детство? — насмешливо спросил князь.

— Это несколько видоизмененная сказка, — объяснил лорд Марстон. — В ней пять актов и тридцать сцен.

Князь застонал.

— Современные театры не скупятся на постановку, — заявил лорд Марстон так, словно собирался прочесть лекцию. — Ты еще увидишь «Зеленый грот», «Огненную гору», «Лазурное озеро», «Дворец червей» и «Золотые тучки».

Князь вновь издал недовольный возглас, однако лорд Марстон решил, что ему все же удалось его заинтриговать.

Они появились в театре в первый антракт. Толпы зрителей устремились из зала, мечтая побыстрей утолить жажду, и подняли оглушительный гвалт.

Зрительный зал утопал в сиянии. Высокие струйки из газовых рожков искрили желто-розовыми блестками огромную хрустальную подвеску, и та полнила потоками света весь зал — от сводчатого купола до кресел партера.

Огни рампы отбрасывали косые цветные блики на багровую ткань занавеса, а в ложах мерцали бинокли мужчин и дамские лорнеты. Зрители пристально изучали друг друга.

Лорд Марстон заблаговременно снял самую вместительную ложу, которую называли «царской».

Не успели они появиться там, как стоящие в партере молодые люди в коротких жилетах и с гардениями в петлицах повернули бинокли в их сторону.

В многочисленных ложах взметнулись вверх ручки, и князь раскланивался то с одной, то с другой узнавшей его дамой.

— Назавтра тебя засыплют приглашениями, — отметил лорд Марстон.

Князь обвел ложи взглядом тонкого ценителя:

— Обещаю тебе, Хьюго, я буду очень разборчив.

Прозвенел звонок, возвестивший окончание антракта, и публика поспешила занять свои места.

Произошло обычное замешательство, когда люди, уже успевшие расположиться в своих креслах, вынуждены были подниматься, давая проход другим зрителям. Наконец в оркестровой яме появился дирижер. Сумятица понемногу улеглась, хотя время от времени раздавался недовольный ропот.

Они попали на ту часть пьесы, сообразил лорд Марстон, где должна быть сцена с Огненной горой.

У подножия утопающих в снопах красного света — еще более ярких, чем рубин, — переливающихся скал копошились за каким-то занятием гномы. Затем всколыхнулись волны лазурного озера, и рубиновое пламя горы приглушили всполохи голубых огней, в которых проплывали полуобнаженные нимфы.