Страсть под чужим именем

– Значит, он стал таким после трагедии?

– Каким таким? Если серьезным, малоразговорчивым, то он всегда им был. А после трагедии стал мрачным, суровым молчуном. Машка даже подпаивала его иногда, чтобы поговорить с ним немного, посмеяться. А то он просто трахает ее, после чего отворачивает к стене и спит. Ранним утром, когда он проснется, кровать должна быть пустой. То есть Маша обязана уходить или сразу после секса, или спустя пару-тройку часов. Виктор поставил перед ней это условие в самом начале их отношений и до сих пор требует от нее его соблюдения.

– И почему она терпит такое отношение?

– Потому что не хочет возвращаться обратно в стрип-клуб. Да и не возьмут ее туда. Старая уже.

– А может, она просто его любит?

– Машка? Я тебя умоляю…

И Шура начала рассказывать о своей заклятой подружке, но Галка слушала ее вполуха. Она думала о Рембранде. Теперь он виделся ей искалеченным Терминатором из концовки второй части. С виду все та же машина, а на самом деле страдающее существо.

На следующий день она явилась на работу самой первой. Вернее, ей так думалось. Охранник, глянув на часы, показывающие половину восьмого, удивленно проговорил:

– А вы чего так рано? Ваши все без пятнадцати приходят.

Галка и решила, что явилась первой, но оказалось…

– Доброе утро, – услышала она голос Рембранда и вздрогнула. Галка только вошла в кабинет и не ожидала кого-то там увидеть. Но за столом Марии сидел Виктор Сергеевич и что-то искал в компьютере. – Когда я просил вас приходить на работу пораньше, не ожидал, что вы станете являться за полчаса.

– Это тоже строжайше запрещено?

– Нет.

– Значит, ко мне претензий нет? – немного агрессивно спросила Галка. Ей не нравились придирки. А Рембранд, ей казалось, к ней как раз придирался.

– Претензий нет, – ответил Виктор сухо. Но потом вдруг смягчился и тоном, похожим на участливый, произнес: – Просто это лишнее, приходить в такую рань. Потратьте эту четверть часа на себя, любимую.

«Что ж вы сами этого не сделали?» – парировала Галка мысленно. Но вслух сказала другое:

– Завтра так и поступлю. А сегодня мне необходимо разложить свои вещи. – Она указала на стол, ящики которого пока были пустыми, а Галка привыкла держать в них много всего. Начиная от расчески и заканчивая запасными колготками или носочками.

– Не буду вам мешать, – сказал Рембранд и, вытащив из системного блока флэшку, удалился.

Но перед тем как скрыться, посмотрел на нее долгим, очень странным взглядом. Понять, что он выражает, было невозможно. Галка еле выдержала его, а когда Виктор наконец ушел, испытала невероятное облегчение.

– Рембранд странно на меня смотрит, – пожаловалась она вечером Шуре.

– Как это, странно?

– Не могу объяснить. Вот как-то так… – И попыталась передать выражение лица шефа в тот момент, когда он на нее смотрел. И не только утром, но и днем, когда вызывал ее для отчета.

– Так Ганибал Лектор в фильмах смотрел на своих жертв, – рассмеялась Шура. – Ты изобразила настоящего маньяка.

– Да? – Галка прыснула. – Может, его интересуют мои мозги? И он хочет высосать их под «Кьянти»?

– Твои мозги его, конечно, интересуют, но не в гастрономическом смысле, а в профессиональном. Ему нужен хороший работник, и ты его пока устраиваешь. Я слышала, как он тебя хвалил.

– Правда?

– Истинная. Машка была тобой недовольна, а Виктор сказал, что ты девочка с головой, и велел ей к тебе не цепляться.

– Надо же! А я решила, что она цепляется ко мне по указке босса. Мне кажется, я ему не нравлюсь.

– Не думаю. А вот Машке ты точно не нравишься.

– Почему?

– Понятия не имею. Но насколько я ее знаю, она не любит тех, кого опасается. Когда-то она много своих секретов мне выболтала, вот теперь и ненавидит. Знает, что я могу не просто растрепать их коллегам (пока я рассказала кое-что из того, что знаю, только тебе, поскольку уверена – это останется между нами), но и Рембранду о некоторых некрасивых поступках Машки, совершенных за его спиной. И неизвестно, как он отреагирует на это…

– Но я-то про нее ничего не знаю. Чего ей меня опасаться?

– Ты можешь ее подвинуть. В отличие от Машки, ты девушка умная и знающая. У тебя отличное образование. Ты лучший кандидат на место начальника отдела.

– Но у меня нет опыта…

– Ты его наберешься. И тогда держись, Машка! – Шура злорадно усмехнулась. – Может, поэтому Рембранд на тебя и смотрит, что видит тебя на месте своей любовницы?

Галка посчитала эту версию наиболее вероятной и перевела разговор на другое. Когда девушкам надоело болтать, они отправились в гоу-гоу бар, где парень Шуры работал охранником. Красивым он Галке не показался, но и обезьяну не напомнил. Обычный парень, только чересчур смуглый и узкоглазый.

Пока голубки ворковали, Галка наблюдала за двумя тайками, танцующими в ванной, установленной в центре зала. Сверху на них лилась тонкая струя воды, они подставляли под нее губки с пеной, а затем намыливали тело. Женщинам было уже за сорок, их бедра и груди стали дряблыми, лица помятыми. Но работали «девушки» с огоньком. Заигрывали с сидящими у ванны клиентами. Протягивали им пузырьки с гелем для душа, чтобы те их намыливали. Причем делать это предлагалось руками, а не губкой, и касаться не спины, живота, ног, а интимных частей тела. Когда толстый англичанин с алчно сверкающими глазами намылил одной из девушек попу, она покурила ею сигарету, затем пульнула бычок в пепельницу.

После Х-шоу Галку сложно было удивить или шокировать. Однако спокойно смотреть на выступление она не могла. Ей было жаль этих потасканных женщин, которые лет через пять окончательно потеряют товарный вид и будут вышвырнуты даже из этого задрипанного заведения. И что они станут делать? Как зарабатывать на жизнь? Ведь они ничего не умеют. Только курить попой да влагалищем…

Галке стало очень грустно, и она решила уйти домой. Попрощавшись с подругой, она покинула заведение. Но и за его стенами было почти то же самое. Озабоченные мужики жадно пялились на девушек, щупали их, отпускали сальные шутки. Галке не терпелось оказаться дома, но она еще плохо знала город, поэтому заблудилась. Проулки были так похожи, что она никак не могла отыскать свой.

– Не ожидал вас тут встретить, – услышала она знакомый голос. Это Виктор Рембранд остановился рядом с ней. Он был на байке. В шлеме, похожем на те, что носили мотоциклисты гитлеровской армии, он смотрелся еще суровее, чем обычно. – На этой сойке самые грязные и проституточные бары…

– На чем?

– Переулок по-тайски «сой». Мы называем его «сойка».

– А… Понятно. Я заблудилась, – пожаловалась она. – Не подскажите, как мне выйти на мою сойку? Сороковую?

– Садитесь, я вас отвезу.