Страсть в жемчугах

– Катастрофическое? Вы, сэр, начинаете действовать мне на нервы.

– Я сказал что-то не то? Она по доброй воле позировала вам? Эта блистательная идея принадлежит ей самой?

– Поверить не могу, что защищаюсь перед тем, кто частично ответствен за отсутствие выбора у мисс Бекетт. Не ваш ли отец обманом лишил ее состояния, которым вы с радостью пользуетесь? Легко рассуждать о морали и изображать святошу, когда ваш собственный родственник вершил грязные дела, чтобы воздвигнуть золотой пьедестал, на который вы взгромоздились. Скажите, когда ваш отец радовался удачному воровству и наполнял кошелек, вы читали ему лекцию о морали?

– Я не знал, что произошло! Я выяснил все недавно, после смерти отца. И предупреждаю вас: придерживайтесь уважительного тона! Я скоро исправлю ошибки отца! И начну с того, что прослежу, чтобы дочь его партнера не погубил волокита и прожигатель жизни!

В комнате воцарилась зловещая тишина; наконец Джозайя проговорил:

– Вы же не знаете меня, мистер Келлер.

– Вы, вероятно, правы. Но я знаю другое. Вы не член Королевской академии, и я никогда не видел ваши картины на публичных выставках. Не могу также припомнить каких-либо упоминаний о вас. За исключением колонок светской хроники, в которых, если память мне не изменяет, писали о вашем присутствии на балах и вашей репутации… Я даже припоминаю что-то о каком-то тайном клубе… «Отшельники», кажется, верно?

«Черт побери. Гейлен прав. С чего я тогда решил, что это хорошая шутка? И почему мы пребываем в заблуждении, думая, что наш тайный кружок остался тайной?»

– И каков ваш вывод?

– Полагаю, что вы, сэр, играете роль художника, чтобы охотиться на беззащитных женщин.

– Я ни на кого не охотился, Келлер. И не играю роль.

– Но вы предложили деньги женщине, оказавшейся на грани голода. Предложили деньги, чтобы она пошла на компромисс с моралью и позировала вам.

– Я не злодей, – заявил Джозайя. Но воспоминания об их с Элинор поездке по Лондону подорвали его уверенность в своей правоте. И вообще, где проходила черта, отделявшая злодея от героя? – Забирайте свои сплетни и глупые суждения и отправляйтесь беспокоить ими кого-нибудь другого.

– Тогда прямо опровергните мои слова, мистер Хастингс. Но сможете ли? Сколько вы ей предложили? Сколько в таких случаях требуется?

– Убирайтесь к дьяволу! Не ваше дело! Ни наш контракт, ни ее моральная безопасность, ни любой аспект моей жизни – ничего из этого не подпадает под вашу юрисдикцию. Вы вторглись туда, куда вас не приглашали, туда, где ваше появление неоправданно. Уходите, мистер Келлер, пока я не выставил вас вон.

– Я уйду. Но не раньше, чем доведу до вашего сведения, мистер Хастингс, что мисс Бекетт не нуждается ни в ваших грязных деньгах, ни в вашей дружбе. Соблюдая презумпцию невиновности, я притворюсь, что верю, будто вы проявили исключительно художественный интерес и старались улучшить ее ситуацию, а не ухудшить. Но поверю вам только в том случае, если вы отплатите за мое великодушие, поняв, что я пришел, чтобы просить хоть раз в жизни поступить правильно. Уверен, вы всю жизнь провели в эгоистических развлечениях и удовольствиях.

Джозайя на миг дар речи потерял.

– Вот как? Я поражен вашим пониманием моей жизни, сэр. По одной краткой встрече и гнусным пересудам неосведомленных людей вы сделали вывод обо всей моей жизни? Всей? В самом деле?

– Вы питаете к ней чувства? – неожиданно спросил Келлер.

– Возможно. – Будь он проклят, если станет рассказывать этому мороженому окуню о том, как любит Элинор.

– Вы предложите ей брак?

– С чего бы это? Судя по вашим утверждениям, брак – это худшее, что я могу сделать. Ведь вы считаете, что я уже погубил ее и получил что хотел, да?

– А чего вы хотели?

Горькая досада и ярость отточили его слова, и сарказм Джозайи был острым как скальпель.

– Я хотел модель. Хотел прекрасную плоть, чтобы создать свой последний шедевр. Я хотел на нее смотреть, Келлер. Хотел немного цвета в этой комнате. Я нарисовал бы и судомойку, и шлюху, и королеву, если бы они меня вдохновили. Что значит для меня женщина, если не средство для достижения цели? Разница лишь в цене. Значение имеет только работа и образ, который я создаю на холсте.

Оба повернулись на звук упавшего подноса и разбившегося стекла. В дверях стояла бледная как призрак Элинор, и ее руки застыли в воздухе, словно она все еще предлагала чай и печенье, разлетевшиеся у ее ног.

– Мисс Бекетт, я… – Келлер умолк смутившись.

Джозайя же шагнул и тихо сказал:

– Элинор, ты должна поверить…

Она повернулась, словно хотела уйти, но не сделала ни шагу.

– Мистер Келлер, пожалуйста, уходите, – сказала она.

– Я подожду вас внизу, мисс Бекетт. – Томас тут же вышел, аккуратно обходя осколки, и оставил Джозайю и Элинор наедине.

Сделав долгий вдох, Джозайя с надеждой подумал о том, что Элинор не убежала, – это добрый знак. Но надежда прожила недолго.

– Ты однажды посоветовал мне доверять интуиции, Джозайя.

– Да, верно.

– И я игнорировала все предостережения и предупреждения, которые все время выкрикивал мой рассудок. Я позволила сердцу руководить моими действиями, разрешила страсти диктовать мне выбор. – Она все еще стояла спиной к нему, и Джозайя закрыл глаза – ему больно было видеть, что его обожаемая Элинор даже не способна посмотреть на него. – Я доверяла тебе, а ты…

– Келлер меня разозлил. Я говорил не то, что думал.

– Неужели? – прошептала она. – Так ты собираешься жениться на мне?

У поражения был вкус скипидара. Джозайя открыл глаза и всматривался в силуэт любимой. Он хотел умолять Элинор принять его, хотел бросить к ее ногам все свое состояние и заставить ее поверить ему. Но темная туча, наплывавшая на глаза, напомнила ему, что это будут фальшивые обещания. Ему понадобится нянька, а не жена, и понадобится весьма скоро. И хотя почти все слова, срывавшиеся с языка Келлера, были ложью, в одном он прав: Элинор заслуживала лучшей жизни.

Тут Элинор вновь заговорила:

– Я дурочка, Джозайя Хастингс. Потому что поверила, что нет правил, которые невозможно нарушить, если я люблю тебя. Поверила, что в конце концов все будет хорошо. Но я ведь ошибалась, верно?

Он покачал головой, но она этого не видела.

Ее голос сорвался, когда она добавила:

– Только слепой не видит этого, Джозайя.

Сказав это, она ушла.

Глава 25

Элинор не знала, как спустилась по лестнице: слезы жгли ей глаза, а боль в груди не давала дышать.