Страсть
Шрифт:
«Первая наша встреча произошла в монтажной на «Ленфильме». Олегу тогда пришлось расстаться со своими кудрями, и он пришел ко мне смотреть отснятые материалы с чуть проросшими, вытравленными перекисью волосами: желтенькая такая головка и – синие глаза. Сел в уголочек. Очень, очень грустный. Посмотрел и ушел. Мне почему-то стало жалко его…
В то время он считал себя бродягой и дом не любил. В семье его не понимали и не одобряли. (Даль жил в Москве с матерью и сестрой. – Ф. Р.) Вообще он удивительным образом не походил ни на кого из родственников…
Затем мы оказались вместе в съемочной экспедиции в Нарве (началась в августе 69-го. – Ф. Р.). Жили в одной гостинице, через номер. Среди «киношных» барышень существовала установка в актеров не влюбляться, и я стойко следовала ей. А когда
Возвратилась в гостиницу под утро. В холле дорогу перегородил длиннющий субъект, спящий под фикусом. Это был Даль. Попыталась разбудить, а он: «Не трогайте… Здесь моя улица…» Стала поднимать его (это было непросто при его-то росте в 185 см!), в результате мы вместе упали, потом еще долго не могли попасть в его номер, потому что он куда-то подевал ключ и стучался в свою же дверь. Я ему говорила: «Олег! Вы живете один! Там никого нет!» Но он не верил. Ключ же обнаружил позднее в кармане брюк… Потом мы долго сидели у окна, смотрели на просыпающийся город…
Однажды он очень меня разозлил. Проводив маму из Усть-Нарвы в Ленинград, я позвонила ей, чтобы узнать, как она доехала. Было уже очень поздно. Мама сказала, что все хорошо, только ее удивил телефонный звонок нашего друга Г.А. Бялого, который спросил: «У вас все в порядке?» – «А что, прошел слух, что я умерла?» – «Нет, хуже… Что вас арестовали». Я страшно перепугалась и утром решила ехать в Ленинград. На автобус билетов не было, и я уговорила какого-то мотоциклиста подвезти меня. Побывав дома, я успокоилась и на следующий день вернулась обратно. Очень устала (в коляске мотоцикла я ехала под проливным дождем) и рано легла спать. Разбудил меня стук в дверь, хотя была уже поздняя ночь. Маханькова (соседка по номеру. – Ф. Р.) подбежала к двери, спросила, кто там. «Елизавета Апраксина здесь? Откройте!» Она открыла – на пороге стоял милиционер. Евгения Александровна, перекрыв вход, сказала: «Я ее никуда не пущу». Но я оделась и пошла за милиционером. На переднем бампере милицейской машины сидел Олег. Оказывается, ему стало скучно, он пошел по местным ресторанчикам, и в конце концов его задержали милиционеры. Но он их так обаял, что они сами поехали ему за коньяком. А затем он уговорил их «арестовать» одну девушку в Нарве, которая ему нравится. Что они и сделали, потому что уже выпили вместе с ним… Я набросилась на него со слезами, рассказала о поездке в Ленинград, о пережитом страхе за маму.
Утром, придя завтракать, я увидела растерянного, извиняющегося Даля с большим букетом цветов. Узнав об этой истории, Григорий Михайлович Козинцев огорчился из-за моего невольного ночного страха, но Олега простил. Он вообще многое прощал Далю, потому что любил его…
Олег ухаживал за мной весь съемочный период, хотя у меня тогда был роман с одним женатым литовцем, которого, как мне казалось, я любила… В ноябре Олег пригласил меня в Москву, в «Современник». Я рискнула, поехала. С вокзала позвонила прямо в театр, попросила позвать Олега Даля. Услышав в трубке знакомый голос, представилась. «Какая Лиза?» – услышала в ответ. Я страшно обиделась. Так и уехала обратно в Ленинград, не посмотрев спектакль.
А в декабре он сам приехал в Питер. В фойе «Ленфильма» бросился ко мне как ни в чем не бывало. Выяснилось, что в тот раз я оторвала его от репетиции. Трогать Даля в такой момент – трагедия, но тогда я об этом еще не знала. В этот свой приезд он впервые остался ночевать у меня. Однако я все еще не была влюблена в него – сказывалась дистанция…
Олег сразу подружился с моей мамой, Ольгой Борисовной, и называл ее Олей, Олечкой. Ее отец, мой дед Борис Михайлович Эйхенбаум, был знаменитым литературоведом, профессором, учителем Тынянова, Шкловского, Андроникова. Когда деда не стало, я думала, что таких людей никогда больше не встречу. И вдруг в Олеге я открыла похожие черты…»
Роман Олега и Елизаветы длился несколько месяцев. 17 мая 1970 года Даль в очередной раз приехал в Ленинград, чтобы принять участие в озвучке «Короля Лира», а заодно встретиться со своей возлюбленной. В первый же день своего прибытия в Питер он полдня проторчал на «Ленфильме», а вечером приехал к Лизе. Надо же было такому случиться, но в то же время у нее находился еще один ее тогдашний ухажер – писатель
Сергей Довлатов. Что было потом, лучше всего поведает сама Елизавета Даль:«Как-то заглянул Олег, а у нас Сережа Довлатов сидел. Мы были уже давно знакомы, и он мне очень нравился. Это потом он стал таким грузным, а тогда… Олег, ростом под метр восемьдесят пять, рядом с Сережей смотрелся маленьким мальчиком, каким-то воздушным. Мы сидели, пили водку и разговаривали. Наступила ночь, мне очень хотелось спать, и только тут я поняла, что мои гости «пересиживают» друг друга…»
Выдворяя мужчин, Лиза поступила хитро – незаметно для Довлатова она шепнула Далю, чтобы он чуть погодя возвращался. Что тот и сделал. Правда, вернулся он в скверном настроении (поскольку не любил подобных женских хитростей), и тут же Лиза удостоилась его жесткого порицания: мол, она должна была открыто указать Довлатову на дверь. Лиза не стала с ним спорить и… оставила у себя ночевать. А в пять часов утра следующего дня Олег разбудил Ольгу Борисовну и официально попросил руки ее дочери. Мама согласилась. Еще через день Лиза проводила Даля в Москву, откуда он с театром «Современник» уехал на гастроли в Алма-Ату.
Вспоминает теща Даля О. Эйхенбаум: «Он пришел к нам домой после озвучивания. Я знала, что у них с Лизой были уже близкие отношения. В тот вечер он застал у нас Сергея Довлатова и сделал все, чтобы «пересидеть» гостя. На следующий день ему надо было вместе с театром улетать на гастроли в Алма-Ату. Они с Лизой вошли ко мне в пять утра, и он очень серьезно попросил руки моей дочери. А мне надо было в шесть вставать на работу. Я ему только заметила в ответ: «Мог бы еще часик подождать, ничего бы не случилось». Он мне понравился с первого раза. Удивительные глаза!.. Когда я его первый раз увидела, то сказала себе: «Ну вот, пропала моя Лиза!» Я знала, что он разошелся с Таней Лавровой и уже пять лет жил один. Они женаты-то были всего полгода. Я как-то спросила: «Почему вы так скоро разошлись?» Он ответил: «Она злая». У меня, кстати, поначалу не было ощущения, что он безумно влюблен в мою дочь. Однако совершенно очаровательные письма из Алма-Аты меня убедили в обратном. Перед отъездом он велел Лизе срочно оформить развод с первым мужем. Как только Олег приехал, они тут же пошли в ЗАГС…»
Официальная регистрация Олега и Елизаветы состоялась 27 ноября того же года. В ЗАГСе им выдали подобающие случаю свидетельства, причем свое Даль тут же «испортил», размашисто написав на нем: «Олег+Лиза=ЛЮБОВЬ». Говорят, регистраторы были крайне недовольны таким мальчишеским поступком брачащегося.
После регистрации зашли в ближайшее кафе-мороженое и распили там бутылку шампанского. Никакой свадьбы – с белоснежной фатой, куклой-пупсиком на капоте «Волги» и многочисленными гостями – не было и в помине: для обоих это был уже не первый брак. Даль успел пережить два развода, Елизавета – один.
А на следующий день Даль напился, что называется, до чертиков. Его жена была в ужасе, поскольку никогда прежде не видела его в таком состоянии. Нет, она знала, что он любит выпить, но чтобы так!.. Короче, радость от произошедшего накануне события была испорчена.
Вспоминает Елизавета Даль: «Почему я вышла за Олега, хотя и видела, что он сильно пьет? С ним было интересно. Мне было уже 32 года, и я думала, что справлюсь с его слабостью. Какое-то внутреннее чувство подсказывало: этого человека нельзя огорчать отказом…»
Вскоре после свадьбы Даль покинул Москву и переехал в Ленинград, где был принят в труппу Ленинградского драматического театра имени Ленинского комсомола. В течение двух сезонов играл Двойникова в спектакле «Выбор» по пьесе А. Арбузова, причем играл с полным отсутствием какого-либо интереса к роли. Сам он потом назвал эту пьесу «нелепейшей стряпней», а свое участие в ней охарактеризовал фразой: «Из г… конфетку не сделаешь!»
Каким был Олег Даль в ленинградский период? Его жена вспоминает: «Рядом с ним я постепенно стала другой. Он ничего не говорил, не учил меня, но я вдруг понимала – вот этого делать не нужно. Я раньше была неаккуратна – могла разбросать одежду, у меня ничего не лежало на своих местах. Но вдруг я увидела, как он складывает свои вещи, какой порядок у него на столе, на книжных полках! Когда я просила у него что-нибудь, он, не поворачиваясь, протягивал руку и не глядя брал нужную вещь! Он никогда ничего не искал. И вслед за ним я начала делать то же самое. Оказалось, что это очень просто…»