Страсти-мордасти рогоносца

Гелена стиснула губы и повернулась к Ивану Никифоровичу.

– Понимаете?

– Неудачный для вашего бизнеса день, – заметил шеф.

– Да просто смертельный! – воскликнула Родионова. – Ко мне приезжает особый контингент – люди, не желающие светиться, в основном постоянные клиенты. Если собрать их в общем зале, это же катастрофа будет, более они в «Лесной парадиз» не сунутся. У дурных вестей быстрые ноги, о том, что в моем отеле умерла женщина, а полиция устроила массовый допрос, тут же станет известно.

Я попыталась успокоить Гелену.

– Ваши клиенты не станут говорить, где отдыхали, они заинтересованы в сохранении тайны так же, как вы. Даже больше вас.

Лицо и шея Родионовой покрылись розовыми пятнами.

– Все равно протечет. Не дай бог, желтая пресса заинтересуется. Но хуже всего то, что от меня уволились сразу две горничные. Я пыталась их удержать, ведь найти нужную для моего бизнеса прислугу очень сложно, предложила повышение зарплаты. И обе отказались. Одна заявила: «Все знают, что Ткачеву отравили. Иначе почему вы Никиту уволили?» А я, как назло, на самом деле в тот день, когда ездила с Антониной на опознание, рассчитала шеф-повара. Но это было сделано по его желанию, Никита меня об уходе за два месяца предупредил. У плиты сразу встал другой человек. Никто из персонала о замене заранее не знал, просто так совпало, что это в тот печальный день произошло. Но служащие начали перешептываться, они всерьез решили, что постоялице яд подлили. Глупость несусветная… Иван Никифорович, помогите! Человек, который меня к вам направил, сказал, что вы все можете.

Шеф сделал отрицательный жест рукой.

– Нет. И сомневаюсь, что на свете существует хоть один человек, который может все. Сформулируйте, что вы хотите от нас?

Гелена Валентиновна заломила руки и зачастила:

– Развейте глупые слухи об отравлении, но главное, защитите меня от местной полиции. Когда мерзавцы поняли, что я не хочу трубить общий сбор постояльцев, они насели на меня, стали требовать книгу регистрации. А там… Понимаете, я почти всех клиентов не первый год знаю, у меня есть их контакты. Никто из них не хочет показывать свой паспорт на ресепшен… и я… я…

– Записывали в гроссбух фальшивые данные? – предположила Аня Попова, сидевшая около меня. – Не смущайтесь, так многие владельцы мотелей делают.

– У меня прямо истерика случилась, – всхлипнула Родионова, – реально плохо стало, голова закружилась. Потом возник еще один полицейский, старше по чину. Он прежних выгнал, очень ласково со мной заговорил, пообещал шум не поднимать и вообще дела не заводить, но поскольку смерть Антонины подозрительна, то…

Гелена замолчала.

– То кое-кому придется ему заплатить, короче – давайте деньги, – договорил за нее Александр Викторович.

– Злой и добрый полицейский – старый, но хорошо работающий прием, – поморщилась Аня.

Родионова молитвенно сложила руки.

– Пожалуйста, пожалуйста, займитесь сами смертью Антонины! Там и делать-то нечего, главное – отгоните от меня жадных шакалов. Вам я верю, вы не станете болтать о моем отеле. Вам могу дать список клиентов, знаю: никто не будет их шантажировать. Предоставлю и координаты служащих. Вот, здесь горничные, повар, эскорт-служба, все-все-все. Обратите внимание на возраст – никого моложе восемнадцати. Да, у меня особый отель, но я не нарушаю закон. Докажите, что никто из наших сотрудников в смерти Ткачевых не виноват.

Посетительница зашмыгала носом.

– Умоляю вас!

Глава 4

– Что скажете? – поинтересовался Иван, когда Родионова ушла.

Эдита подняла руку.

– Можно? Я посмотрела кое-какую информацию на Гелену. Она была замужем за Владимиром Байкиным, по кличке Мотор, криминальным авторитетом. Тот несколько раз попадал в зону интереса полиции, но все по ерундовым поводам. И адвокаты всегда его отмазывали. Все знали: Мотор занимается угоном машин, за что и получил свое погоняло…

– Дита, – остановила я ее, – оставь слово «погоняло» друзьям Байкина, есть же другие слова – «прозвище», «кличка», «псевдоним».

– Псевдоним – это сильно сказано, – засмеялся Валерий. – Хм, здорово звучит: Владимир Байкин, псевдоним Мотор.

– Прости, – смутилась наш компьютерный гений. – Ни для кого, в том числе для полиции, не было секретом, что Владимир Миронович легко может украсть любой вид транспорта. Он вышел на международный уровень, орудовал в Германии, в странах СНГ. А потом его подстрелили, причем очень неудачно – попали в позвоночник, Байкин оказался в инвалидной коляске. В больнице он познакомился с Геленой, она там работала медсестрой. Уж не знаю, что привлекло восемнадцатилетнюю девушку в пятидесятилетнем мужчине, но она вышла за него замуж. Супруги прожили вместе пятнадцать лет. Байкин пил, несколько раз в квартиру по вызову соседей приезжала полиция, но, понятное дело, просто делала инвалиду внушение. Потом Мотор зашился. Долгое время он не прикасался к рюмке, но вдруг развязал и умер. Все было так, как нам Родионова рассказывала. Через полгода после смерти мужа она открыла «Лесной парадиз». Деньги на бизнес взяла в банке под залог московской квартиры. Очень быстро выплатила долг, менее чем за год рассчиталась.

– А тетка не дура, – отметила Аня, – сообразила, что к ней может примотаться налоговая с любимым вопросом: «Откуда деньги, дорогая?», поэтому прикрылась кредитом.

– Замуж более не выходила, ни в чем дурном не замешана, – подвела итог Эдита. – Теперь о Ткачевых. Как верно сказала Гелена, Тихон Матвеевич преподавал историю в Институте Ольги Кравченко, это небольшой вуз, где готовят бухгалтеров, художников для театра-кино, юристов и экономистов.

– Странный набор специальностей, – удивилась я.

– Ну да, – согласилась Эдита. – Институт открылся в середине девяностых, когда, словно грибы после дождя, начали появляться разные учебные заведения. Большинство из них благополучно умерло в следующие шесть лет, а вот детище Кравченко устояло и функционирует до сих пор. По служебной линии на Ткачева нет ничего дурного – аккуратный, знающий педагог, совсем не вредный, двоек никогда не ставил, но и на пятерки был не щедр. Студенты к нему с уважением относились. Автор нескольких брошюр. Зарплата Ткачева была невелика. Антонина Ивановна тоже не много получала – реставратор в музее, работала с книгами, иногда получала частные заказы. Ткачевы никогда не ездили за границу, не брали кредитов, у них двухкомнатная квартира в старом Тушине. Жилье записано на Антонину, досталось ей от покойной бабки. У Тихона есть двадцать соток в деревне Жучково, на них по плану БТИ два сарая. Участок он получил от покойных родителей. А теперь самое главное: у Ткачева были апартаменты, наследство от умерших мамы и папы, шесть комнат в доме постройки конца девятнадцатого века на Малой Бронной.

– Ничего себе… – протянула Аня. – Это же целое состояние! Почему они жили в Тушине?

– Наверное, сдавали хоромы в центре города за огромные деньги, – предположил Валерий. – За такую квартиру можно не одну тысячу евро в месяц срубить.

– Вот и не угадал! – воскликнула Эдита. – Но о жилье чуть позднее. Сначала о детях.

– О каких? – удивилась я. – Гелена говорила, что пара была бездетной.

Эдита оторвала взгляд от экрана ноутбука.

– Она, скорей всего, повторила то, что ей Ткачевы сказали. Нет, у них есть сын Юрий. Он художник, закончил Строгановское училище, постоянной работы нет, фрилансер. Женат, живет с супругой и двумя маленькими детьми в коммуналке. В ней три комнаты, одна принадлежит Нине, супруге Юрия. Две другие – актрисе Олимпиаде Яновне Урс. Хм, необычная фамилия.

– Никогда о такой артистке не слышал, – заметил Александр Викторович, – а я завзятый театрал.

– Урс восемьдесят годков с гаком, – уточнила Эдита, – она давно нигде не работает. Ранее несколько раз снималась в кино, исполняла маленькие роли. В фильме «Рабочая слава», снятом в тысяча девятьсот шестьдесят девятом, сыграла в эпизоде. Кто-нибудь видел этот фильм?

– Нет, – хором ответила бригада.

– Теперь о прекрасной квартире на Бронной, – зачастила Эдита. – Отец и мать Тихона Матвеевича были директорами крупных московских магазинов: гастронома и универмага.