Страсти по Луне. Книга эссе, зарисовок и фантазий
Шрифт:
Доживи Моцарт до наших дней (клонированный Моцарт?), наверное, он был бы доволен своей посмертной славой. В мире произошли громадные изменения, а что-то по-прежнему не меняется:
Моцарт на старенькой скрипке играет, Моцарт играет, а скрипка поет…
Популярность Моцарта докатилась до самых тупых и невежественных. Вопрос из тургруппы:
– А
Гид растерян. Немая сцена. Лепет от неожиданности:
Неизвестно. Был похоронен сначала в общей могиле. Потом ее сровняли, и никто поныне не знает подлинного места упокоения великого музыканта.
– Как так?! – возмущается наш просвещенный со
отечественник. – Такой известный человек – и неизвестно, где похоронен. Нехорошо. Непорядок!..
Можно сказать, «срезал» австрийцев, а то они все гордятся: Моцарт да Моцарт!..
Место рождения композитора – Зальцбург, старинный город, зажатый горами Мёнхсберга. Дом композитора на Гетрайдегассе. В городе площадь Моцарта, памятник Моцарту (один из первых, деньги на его возведение собирали по подписке по всей Европе, есть в памятнике и доля России), консерватория Моцартеум… Но и помимо Моцарта Зальцбургу есть чем попотчевать туристов: великолепный кафедральный собор, монастырь Св. Петра, дворец и парк Мирабель…
Позволю себе повториться: Зальцбург – отдельная новелла. Поэтому поговорим о дороге, ведущей из Вены в Зальцбург и обратно. Издалека видны очертания Альп. В 1830 году Федор Тютчев, взирая на горы, писал:
Сквозь лазурный сумрак ночи Альпы снежные глядят; Помертвелые их очи Льдистым ужасом разят…Альпы всегда впечатляют. В 1886 году в этих краях побывал другой русский поэт, Владимир Соловьев, под впечатлением увиденного он написал стихотворение «В Альпах»:
В берег надежды и в берег желанья Плещет жемчужной волной Мыслей без речи и чувств без названья Радостно-мощный прибой…
Но хороши не только Альпы. По дороге из Вены в маленький городок-гавань Креме автобус скользил по извилистой ленте между горами и Дунаем. Красота дивная. Мне, как любителю поэзии, вспомнились еще одни тютчевские строки:
Там, где горы, убегая, В светлой тянутся дали, Пресловутого Дуная Льются вечные струи…Голубой Дунай. Сколько песен сложено о нем, сколько легенд! Показывая на горной вершине какие-
то строения, гид Светлана Вакер говорит, что в средние века оттуда, с гор, спускались разбойники и грабили торговые суда, проходившие по Дунаю.
– А сейчас грабят? – интересуется кто-то в группе.
– Нет, сейчас все спокойно, – отвечал гид, а я не выдержал и добавил:
– Грабят у нас, в России.
Автобус сразу загудел. Все забыли о Дунае и Вене и принялись обсуждать российские проблемы: преступность, коррупцию, великомудрых сидельцев из Думы. Потом разом как-то успокоились и погрузились в дорожную нирвану.
Нет, что там говорить: Австрия – прекрасный «тайм-аут» от российской жизни. Тут сразу отключаешься от «рашен проблем». Гуляя по маленькому Кремсу (как удивительно австрийцы сумели сохранить старину и самобытность, в отличие от нас, у которых все уходит в слова, крик и пар: духовность, народность, православие!.. А приедешь в какие-нибудь Тетю- ши – и оторопь берет от грязи и замшел ости), так повторю: гуляя по Кремсу, воочию видишь связь времен и поколений, соединение вчерашнего и сегодняшнего, и, конечно, ностальгируешь по ушедшему. Вслед за Игорем Северяниным так и тянет сказать:
Расскажи о глазках Гретхен
О романтической эпохе,
О рыцарстве былых времен, Как упоенны были вздохи
И как безоблачен был сон!..Разумеется, все было не так уж безоблачно, о чем говорят хотя бы чумные столбы (чума косила людей тысячами), но таково свойство человеческой памяти: идеализировать, романтизировать прошлое. Ныне Гретхен совсем не те. Катаются на роликах. Беспрерывно что-то жуют. Успешно пользуются прокладками и принимают противозачаточные пилюли. А что удивляться? Конец XX столетия. Как писал все тот же Булат Окуджава: «Целый век играет музыка. Затянулся наш пикник». Сотовый телефон ворвался в нашу жизнь, кругом
жутко и страшно, того и гляди кто-нибудь стукнет тебя ниже пейджера.
Однако вернемся к нашему путешествию. Из Крем- са в Вену. Прощальный ужин в Гринциге, в ресторанчике «Бах-Хенгл». Нежнейшее мясо, легкое красное вино и разудалая пара музыкантов: аккордеонист и скрипач. Скрипач, венгр по национальности, так выводил «калинку-малинку», что просыпались даже мертвые. Кстати говоря, а все же кто есть австриец? Это человек, мать которого – чешка, отец – венгр, говорит он по-немецки, а живет в Австрии. И никаких национальных проблем! Австрия не только для австрийцев, но и для русских. Держу пари, что через некоторое время после «Подмосковных вечеров» вы запоете в каком-нибудь ресторанчике «Oh, du lieber Augustin, Augustin, Augustin…» – про милого Августина, у которого все пропало, денег нет, но он не унывает, а продолжает петь и веселиться. И правильно! Нет ничего ужаснее, чем страна Уныния. Австрия – для нормальных людей, не потерявших способность шутить и улыбаться.
На берегах голубого Дуная (Австрия)
Идут минуты, может быть, года,
Но каждый звук – сияющий предтеча
И в каждом звуке – ожиданье встречи,
Которой не бывает никогда…
Тамара Величковская. «О музыке».
Эти заметки навеяны поездкой в Вену и выполнены в манере staccato – это когда исполнение на музыкальном инструменте осуществляется коротко и прерывисто. Об Иоганне Штраусе-сыне написана книга Евгением Мейлихом. Она выдержала четыре издания, но сейчас забыта. Отрывисто и коротко используем ее в нашем повествовании, которое разобьем для удобства чтения на главки. Итак, начнем…
У каждого времени свои танцы. Сегодня это судорожные, вихляющие па – время потрясений, катастроф и ЧП. А в начале прошлого века светила пора надежд, виделся расцвет наук и искусства, в моде было упоительное кружевное вальсирование.
Где зародился вальс? Конечно, в Вене – в этой музыкальной Мекке, которая, как губка, впитала в себя итальянскую, французскую и даже янычарскую музыку и, конечно, немецкий зингшпиль (жанр, сочетающий разговорную речь с пением и танцами, прародитель зонгов). Жители Вены – давние поклонники народных танцев. Венцы с особым удовольствием танцевали лендлер, чешскую польку и венгерский чардаш. Но эти танцы в дальнейшем потеснил Walzer. Пожалуй, его успех начался с вальсированного фрагмента из оперы «Редкая вещь» итальянского композитора Мартина-и- Солера, поставленной в 1787 году. Опера вскоре сошла
со сцены, а вальс из нее остался в сердцах венцев, он был даже назван «Венский вальс».
Вальс быстро начал распространяться по Европе, но признание получил не сразу, так как считался слишком «чувственным и непристойным танцем». Русский император Павел I предписал полицейскому ведомству строго запретить «употребление пляски, вальсеном именуемой».
Но вальс, несмотря на все императорские и церковные запреты, пробил себе дорогу. Его захватывающую ритмику оценили и Моцарт, и Шуберт, и Вебер, и Лист. И даже Бетховен. Хотя у всех перечисленных корифеев музыки он не стал ведущим, доминирующим жанром.