Страстная неделя

«Это же как солнечный удар… Всё плывёт… и по-моему, у меня повышенная температура…»

Но она знала, что никакие силы не могут её ни остановить, ни вразумить! Почти серьёзно, как профессиональный врач, пыталась она поставить себе диагноз: «Быть может, это – просто временное помешательство?!»

И вдруг внутри неё раздался холодный презрительный голос, звучащий, казалось, из какого-то другого измерения:

«Только не засерай себе мозги, – никакая это не любовь, не обожание, даже не фанатское поклонение спортивному идолу – он же ещё никто! Это обычный физиологический всплеск, животное возбуждение, – продолжал голос грубо и честно, – а ты… ты – мартовская кошка на крыше! Нет, нет! Ты – просто сучка в течке, вот ты кто… И не стыдно тебе, блядища?!»

Ей не было стыдно. Было жарко щекам, плавились и ждали затяжных поцелуев губы и соски, её рука против воли соскальзывала вниз, она раздвигала пальцами створки своей раковины и трогала налившийся язычок клитора, сладко вздрагивающий от каждого слабого касания…

А день был просто кошмарным. Мало того, что изнуряющая жара никак не спадала, но ещё пришлось сопровождать в райбольницу девочку из среднего отряда с подозрением на аппендицит. Слава Богу, всё обошлось, но Игоря она увидела только за ужином. И не смогла с ним поговорить.

Она ушла к себе в домик ещё до отбоя и просто лежала на кровати, подложив под голову три подушки. На ней была только старая любимая футболка с большим вырезом, не закрывающая пупок…

Игорь тихо окликнул ее не со стороны веранды, а прямо из окна, распахнутого в сторону берёзовой рощи:

– Наталья Павловна, вы дома?

Она буквально прыгнула на него и стала затаскивать в комнату, но смогла всего навсего стащить с него майку… Он усмехнулся и легко перешагнул через подоконник. Она положила руки ему на плечи и почти теряя сознание от запаха его тела, начала целовать его твёрдые сухие губы, просовывая язык глубоко между зубами, тыкалась губами и носом в мощный, как молодой дубок, ствол его шеи, впивалась в подключичную ямку, царапала коротко остриженными ногтями обширную, как плоскогорье Тибет, его грудь, облизывала соски – поочерёдно, сначала левый, потом правый, спускаясь ниже, покрывала торопливыми, отрывистыми, частыми поцелуями мышцы его могучего пресса, залезала жаждущим языком в глубокую и чуть солоноватую ямку пупка, а сама подталкивала его грудью и лобком к кровати, и в голове её продолжал клубиться сладкий дурманящий туман…

Она торопливо стала коленями на край кровати, чуть расставив ноги:

– Хочу так… – простонала она. – Сожми меня крепче!

В своей воспалённой позе она ещё слышала шуршание падающих брюк и стук отброшенных кроссовок, но эта пауза была нестерпимой.

– Да вставляй же скорей! – не выдержала она. – Поцелуй меня!

Нет, он не стиснул её идеальной формы нежные ягодицы, не начал жадно оглаживать и мять их, но послушно выполняя приказ, нанес в левую и правую половинки по скромному церемонному поцелую…

Эта звериная поза, – Наталья забыла, как именно она называлась в «Кама сутре», – была втайне её любимой и всегда доводила её до пика восторга. Но Игорь только несколько раз дёрнулся – и отвалился. Произошло это так быстро, так до обидного быстро, – ну словно бы петух в уличной пыли торопливо потоптал курицу, встряхнул крыльями – и был таков! Конечно, Наталья не могла знать, испытывает ли при всём при том оргазм курица, но то, что она ничего не ощутила, и это соитие, эта желанная близость не затушила тлеющий огонь страсти, – это было – увы! – очевидным…

…Один раз в своей жизни Наталья, вообще-то боящаяся высоты, как большинство нормальных женщин, всё же рискнула и вместе с Алексеем, неотступно держа его за руку, поднялась к облакам в корзине большого, яркого воздушного шара.

И сейчас ей казалось, что всеобъемлющее и все ширящееся желание наполняло её существо (или – сущность?!), но не телесную оболочку, – подобно тому, как горячий воздух из мощной газовой горелки наполнял тогда на её глазах вялую сморщенную оболочку аэростата.

И сейчас, здесь, у неё, окружённой знойным воздухом природного антициклона, желание охватывало не только границы её телесной оболочки, нет, – оно словно бы расширяло свои границы до бесконечного… Наталья утрачивала осознание самой себя, ибо и дыхание её, и бешеное биение сердца, – с частыми перебоями, как тогда, в корзине, – подчинялось одному, а именно влечению к соединению с другой телесной оболочкой, к слиянию с другой человеческой Сущностью.

Неукротимый восторг Желания…

Глаза она открыла уже высоко над землёй, когда шар перешёл в бесшумный горизонтальный полёт по воле ветра.

– Полный улёт! – прошептала она самой себе от охватившего её чувства полной раскрепощённости, полной, абсолютной свободы, которое рождалось в ней при виде земного простора, озарённого солнцем, и неторопливых теней облаков, проплывающих под ними по лугам и перелескам… Облака – и не над ними, а под ними!

– Полный улёт…

Нет, нет! С Игорем у неё такого полного «улёта» не было…

В цепкой памяти со дна студенческой поры всплыли озорные строки – чьи? А какая теперь разница!

Оставил он обманутую деву,Как Ариадну, преданную гневу…

Гнева, правду сказать, не было. Только усталость, опустошённость, боль и… удивление.

VII

На следующий день Бог отдыхал…

Как говорят кабацкие и трактирные острословы (неважно, что ныне забегаловки называются барами или кафе!), до краев наливаясь пивом и постепенно теряя память, – с утра была суббота.

Бассейн был поставлен на генеральную уборку и дезинфекцию, поэтому хлопот прибавилось, ибо приходилось следить за малышней, которые, как лягушата, то и дело начинали плескаться в ручье.

Наталья сидела в медпунке «на приёме», и к обеду стало известно, что вечером предполагается очередной «День рождения».

Виновница назначалась заранее, разумеется, никакого отношения эта дата не имела к паспортной, ибо под этим кодовым названием скрывалось обычное желание молоденьких воспитательниц потусоваться, выпить и потанцевать.

С танцами, впрочем, возникали вечные проблемы, поскольку мужики в спортивно-оздоровительном лагере являлись постоянным дефицитом.

Престарелый завхоз Пётр Захарыч (кстати сказать, у него была непонятная, но оглушительная кличка: «Икебаныч») представлял собой лицо скорее неодушевлённое, вроде стола или тумбочки, а бывший старший пионервожатый, а нынче – замначальника лагеря по спортивной работе Сергей, рыхловатый молодой мужчина с розовым лицом, в актив никак не шёл, поскольку считался официальным бой-френдом начальницы лагеря, монументальной громогласной женщины, по поводу которой шутили, что когда она погружается в бассейн – вода сразу же начинает переливаться через край…

Но на этот раз её не было, поэтому все чувствовали себя весело и раскованно.

За столом Наталья отвоевала себе место рядом с Игорем, они сидели так тесно, что она всё время своей обнаженной ногой из-под короткой юбки прижималась к его бедру и сквозь тонкую ткань её обдавало жаром, – словно бы это место гладили нагретым утюгом. На нём была белая тенниска с короткими рукавами, настолько в облипочку, что вся его мускулатура казалась ещё более выпуклой и притягательной.

Он совершенно не умел ухаживать за соседкой по столу, и порою Наталья, потянувшись за каким-нибудь блюдом, касалась его грудью. И от того, что она так к нему прижималась, – по её спине сверху вниз словно бы проскакивали искры, а секунду-другую спустя весь её позвоночник превратился в бикфордов шнур, к которому поднесли спичку!