Стратегическая разведка ГРУ

Сразу после появления в Женеве он немало удивил офицеров резидентуры. Сказал, что перед командировкой проанализировал деятельность аппарата и понял: здесь всего один настоящий разведчик — Резун, остальные так себе.

По меньшей мере, странное заявление, тем более что Резун был молодым офицером, приехавшим за рубеж в первую командировку после окончания академии, совершенно не имеющий опыта оперативной работы. Его же коллеги отработали за границей не один год в разных европейских странах, имели немалые заслуги, боевые награды за успешную разведработу, и вдруг услышать такое. Но, как оказалось потом, это были еще цветочки.

«Как-то Александров приглашает меня, — рассказывает Ловчиков, — и говорит: «Вы тут, Василий Дмитриевич, явку подготовили. Давайте-ка съездим туда, посмотрим». Не хотелось мне везти Бориса Михайловича, толку от него никакого, только лишний риск засветить явку. Но разрезидент настаивает, поехали. Показал. Александров удивился, как ребенок. Сам-то он никогда оперативником не был, этой работы не знает. «Значит, я буду сидеть вот здесь, в кафе, там по улице будет идти агент, имея опознавательные признаки. Он зайдет за угол, и я усеку, есть ли за ним слежка. Здорово!»

Ну, как было по-детски не порадоваться вместе с резидентом? На обратном пути Александров и вовсе преподнес убийственный сюрприз. В автомобиле вдруг заявляет: «И когда у вас назначена встреча с агентом?»

Ловчиков остановил автомобиль, попросил резидента выйти из машины.

— Борис Михайлович! Машину же могут прослушивать. Она в гараже стоит, поставить прослушку — раз плюнуть.

Что тут скажешь, Александров уже в генеральском звании познавал то, чему слушателей академии обучали на первом курсе.

Свои широкие оперативные знания Александров в полной мере обкатывал на Резуне. Видимо, ему было легче и удобнее общаться с неопытным офицером, который не всегда имел достаточно аргументов, чтобы противостоять неверным установкам резидента.

Александров все больше давил на Резуна. «Ты чего ерундой занимаешься, — говорил Борис Михайлович, — делай вербовочное предложение, проси документы».

Но оказалось, что не он, а ему уже сделали вербовочное предложение.

«Но Резун, — говорит Ловчиков, — об этом мне не доложил. Если бы предупредил, мы бы отправили его благополучно домой. Но он промолчал. А когда я уехал в отпуск в Москву, Александров вновь отправил его к Фурлонгу. И там Резуна добили.

Кстати, когда я заменял резидента и отправлял на встречу офицера, бывало, как на гвоздях сидел, пока тот не вернется. Сидишь, ждешь ночь, за полночь. Встретишь, выслушаешь, подскажешь, как лучше отчет написать. А тут Александров его послал, а сам на какой-то прием укатил. Резун вернулся со встречи бледный, опущенный, три часа ждал резидента, но тот не появился. Все это потом в подробностях рассказал шифровальщик, который находился в резидентуре.

Это была пятница. Александров не вспомнил о Резуне ни в субботу, ни в воскресенье. Хватился только в понедельник, во второй половине дня. А его уже и след простыл».

Тем временем Ловчиков, который проводил отпуск с семьей в санатории на Кавказе, возвратился в Москву. В управлении его встретил встревоженный генерал Иван Глазков. «Знаешь, у нас ЧП. Резун пропал вместе с семьей.

Обстоятельства неизвестны. Туда вылетел начальник управления генерал Дубович. Готовься в дорогу. Мы отзываем Александрова, и ты срочно вылетаешь туда».

Так оно и случилось. В Женеве уже работал Дубович. Борис Николаевич встретил Ловчикова словами:

— Вот что, Василий Дмитриевич, сейчас сам понимаешь, из Центра пойдут запреты на работу. Но нам надо рассчитаться с агентами и все законсервировать. Главное — не сжечь офицеров и не провалить источники.

Легко сказать: не сжечь, не провалить, если Резун уже дает показания. Плюс был только в одном — предатель немного-то и знал. Офицеров резидентуры конечно, выдаст, но до источников добраться у него кишка тонка.

Первую операцию по локализации предательских действий Резуна разработал и провел сам генерал Дубович с одним из офицеров резидентуры. Риск был большой, но иного не дано. К счастью, все прошло успешно.

Дубович вскоре улетел в Москву, а задачи по консервации агентуры и отправке оперативных офицеров на Родину были возложены на исполняющего обязанности резидента Ловчикова.

Василий Дмитриевич понимал: в первую очередь надо отправить тех сотрудников, которых лучше других знал Резун. Один из таких, назовем его Николай П., работал под крышей представительства «Аэрофлота». Он чаще других общался с предателем. И хотя Николай утверждал, что не сообщал Резуну никакой оперативной информации, ничего не говорил об агентах, душа у Ловчикова была не спокойна. Ведь офицеру предстояло провести встречу со своим информатором, вручить деньги за выполненную работу, обсудить вопросы консервации. А если он по наводке Резуна уже «под колпаком» у контрразведки? Это неминуемый провал. Еще один провал после бегства Резуна. Чем это могло закончиться для и. о. резидента, думается, объяснять не надо.

Но, как говорят в народе, глаза боятся, а руки делают. Ловчиков пригласил к себе офицера. «Слушайменя внимательно, — напутствовал он оперативника.
–

Контрразведка начинает работу в семь утра. Ты выезжаешь в шесть, останавливаешься невдалеке от дома, где живет агент. Багажник на ключ не закрываешь. Он выходит, перехватываешь его, чтобы не успел доложить в контрразведку, ежели связан с ней. Внезапность в данном случае штука полезная. Спрашиваешь, есть ли что для тебя. Если есть, пусть сам несет, кладет в багажник и сразу забирает деньги. Пакет с деньгами обработаешь, чтобы не было отпечатков пальцев. Обговариваешь консервацию и дальнейшую связь в будущем, когда карантин будет снят».

Таки поступил Николай. Однако это был лишь первый этап операции. Ведь если агент все-таки работал под контролем спецслужб и доложил о раннем визите советского офицера, «контрики» сейчас роют землю носом. Теперь они готовы на любую провокацию. Так что Николаю по-прежнему грозит опасность. Впрочем, Василий Дмитриевич просчитал и такой вариант событий, и продумал второй раунд.

В тот день в Женеву прилетел министр иностранных дел СССР Андрей Громыко. Вскоре он улетал обратно в Москву.

Николай как представитель «Аэрофлота» занимался своими обычными служебными заботами, а когда лайнер уже стоял, что называется, под парами, поднялся по трапу, и отбыл на родину. Тем более что ему, как представителю авиакомпании, было дано право такого экстренного отлета. Коим он и воспользовался.

Практически с каждым офицером резидентуры Ловчиков готовил и проводил подобную операцию. Вскоре все они благополучно возвратились домой. Сам он улетал, сдав должность новому резиденту. В последние недели контрразведка водила его плотно и неотступно. В один из дней, когда ехали со сменщиком и зашли в магазин, наружка их потеряла. И, видимо, это стало последней каплей.