Стратегии гениальных женщин

К самостоятельному полету

Ни место, ни время рождения будущей великой княгини Ольги точно неизвестно. Древние летописные источники отмечают, что князь Игорь взял себе жену из Псковских земель. Согласно одной из наиболее вероятных гипотез, опирающихся на древнюю Иоакимовскую летопись, она принадлежала к относительно мелкому и маловлиятельному в то время роду Изборских князей, или псковских кривичей, и первоначально носила имя Прекраса. Если это так, то даже факт изменения мужем ее имени на более близкое скандинавское Ольга (прототип Хельги и аналог мужского варяжского имени Олег) является одним из многочисленных свидетельств изначальной «второстепенности» женской роли в обществе и семье. Действительно, женщины со времен заката Римской империи могли претендовать лишь на косвенное влияние в качестве усердной и внимательной помощницы. Еще одним признаком вторичного восприятия женского начала в эпоху становления славянских держав является почти полное отсутствие упоминаний о роли женщин в государстве. О женщинах говорят в двух случаях: они являются либо участницами кровавых заговоров и государственных переворотов, как византийская царица Феофано, либо матерями отмеченных Историей мужчин, как Рогнеда, «трофейная» жена князя Владимира Крестителя. Упоминаются в этом историческом периоде и женщины, скрепившие политические союзы, естественно, по воле своих родителей. Например, византийская царевна Анна или Анна Ярославна, дочь Ярослава Мудрого. Но первая упоминается в связи с дальновидной и успешной политикой Владимира Святого, вторая – в связи с успехами на внешнеполитической арене Ярослава и лишь вскользь – в связи с ее королевским титулом и полученными в силу этого небывалыми для иностранки полномочиями. Таким образом, патриархальный уклад изначально сулил женщинам слишком мало возможностей для самореализации и проявления особенных качеств личности. По этой же причине, двигаясь к самостоятельности в управлении государством, Ольга могла позволить себе сосредоточиться на серии взаимосвязанных, но весьма осторожных, деликатных и пропитанных исключительно женской мудростью шагах, основанных на скрытом управлении окружением из мужчин. Анализ событий действительно говорит о том, что многие действия совершались не по ее волевым наказам, а скорее благодаря благосклонности и одобрению влиятельных в обществе мужчин. Однако так же верно, что, взявшись управлять государством из тени, она достигла такого уровня влияния, которое было отмечено далеко за пределами Руси. Значит, ее стратегия вполне оправдывается. Но все начиналось с малого…

Вскоре после женитьбы князь Игорь обнаружил, что соответствующая традиции покладистость его молодой жены оказалась лишь вынужденной завесой тщательно скрываемой способности управлять мужчиной посредством иного оружия: женского обаяния, очарования и проницательности, рожденной из наблюдательности и страстного желания быть подлинной помощницей мужу в часто запутанных государственных делах. Княгиня с беличьей ловкостью оттачивала свое оружие, стараясь не только детально вникать в деятельность великого князя на внешнем и внутреннем фронтах, но и ненавязчиво отстаивать свои решения. К примеру, она сумела с присущими ей спокойствием и ласковой степенностью убедить мужа-варяга назвать родившегося сына славянским именем Святослав. Можно предположить, что эта уступка Игоря была не такой уж безделицей. При наличии влиятельных варяжских воевод-опекунов во главе со Свенельдом, который, кстати, обладая в русской дружине почти непререкаемым авторитетом, позже сформировал ядро могущественной оппозиции многим начинаниям Ольги и от напористого влияния которого она так и не сумела освободить своего сына.

Находясь на вторых ролях, Ольга с самого начала намеревалась постепенно изменить свое положение, демонстрируя осторожную настойчивость в важных для нее вопросах и не боясь своим влиянием вбивать клин в скандинавское ядро окружения своего мужа. Ей, впрочем, не удалось повлиять на Игоря в отношении фатального похода на древлян за дополнительной данью. Летописи уверяют, что Игоря подбили к необдуманному поступку, стоившему ему жизни, как раз варяжские воеводы из ближайшего окружения. По всей видимости, князя уговорили где-то в пути, в момент, когда влияние на полководца было наибольшим. Для Ольги этот исторический эпизод оказался и жестоким ударом судьбы, и новым отсчетом, потому что именно в смерти мужа берет начало новая выдающаяся личность.

Скорее всего, в детстве Ольга получила необходимый для княжны уровень воспитания и образования, позволяющий соответствовать супругу при любых обстоятельствах, призывающий демонстрировать выдержку и терпение и главное – быть помощницей, подругой своего мужчины, не затмевая его ореола правителя при тихой поддержке из тени. Жизнь в затворничестве не предполагала ничего особенного, ее готовили к традиционной женской роли в жестком патриархальном мире, где не предусматривалось возвышение женщины до уровня самостоятельного и самодостаточного игрока в обществе. Все же в набор неких знаний и навыков наверняка входило понимание международной обстановки и старательное изучение человеческой сущности, чему можно найти немало подтверждений в поступках княгини в период ее самостоятельного правления. Но это были знания и умения, необходимые для подчеркивания роли мужа, а отнюдь не для самостоятельного использования в государственных делах.

Гибкость женской натуры наряду с физической красотой избранницы упомянуты летописями как наиболее привлекательные качества для мужчины, собирающегося обзавестись семьей. Неизвестно, какими соображениями руководствовался князь Игорь, но вполне вероятно, одним из ключевых моментов являлся политический фактор, что на практике означало укрепление возможностей своих земель за счет брака. Совершенно очевидно, что князь дорожил отношениями с супругой и, по всей видимости, любил ее. Упомянутое же в летописи знакомство Игоря с удивительно просвещенной крестьянкой-перевозчицей, которую он позже взял в жены из-за редкой красоты и необыкновенной мудрости, скорее всего, является хитроумным представлением добродетелей княгини Ольги для «народной аудитории». Такое явление великой княгини миру не только располагало к ней люд, но и авансировало последующую трансформацию – от формальной управительницы к образу мудрой и способной всесторонне заботиться о государстве, а затем и к святой Ольге.

Ольга, верно, принимала непосредственное участие в формировании и проведении Игорем внутренней и внешней политики – только исключительное понимание текущей ситуации и четкое осознание своих последующих действий может объяснить приход к фактическому управлению женщиной такого патриархального государства, как Киевская Русь. Она хорошо осознавала, какую реальную опасность представляют две мощные силы, между интересами которых оказалась зажатой формирующаяся держава. И Византия, и Хазарский каганат с центром в низовьях Волги были одинаково могущественны и опасны для государства русов, но политика балансирования киевских князей, приверженцем которой некоторое время оставался и Игорь, не приносила основательного успеха и не гарантировала безопасности и развития. Известно, что за год до своей нелепой гибели Игорь сделал, по всей видимости, окончательный выбор в пользу союза с Византийской империей. Он успел заключить соответствующий договор о взаимопомощи, и Ольга оказалась впоследствии очень старательной последовательницей политики своего мужа, что в том числе обеспечило ей политическое выживание в самый сложный момент становления в качестве первого лица государства. Княгиня продемонстрировала рвение как раз в завершении государственных начинаний своего мужа, а несколько позже сумела перенести сугубо военные и экономические преимущества дружбы с Константинополем на область культуры.

За этими, на первый взгляд, сухими достижениями лежал сложный путь превращения самой женщины, вынужденно оказавшейся у штурвала власти, во владычицу, сознательно управлявшую крепнувшей державой и заложившую основы создания новой империи. Ольге пришлось за очень короткий промежуток времени преодолеть довольно длинную дистанцию от женщины-подруги до женщины-отступницы, причем осуществить такое превращение не только сознательно, но и с предельной осторожностью. Ставкой была ее жизнь, жизнь ее сына, дело ее мужа и государственность Руси, к истокам которой ее бросил Его Величество Случай. Она, пожалуй, не собиралась взваливать на свои плечи бремя управления государством, но любой другой выбор мог означать не только удаление от дел ее самой, но и низвержение ее сына. Она взялась за эту задачу вынужденно, желая в начале пути лишь выполнить задуманное Игорем и передать власть подрастающему Святославу. Из-за этого женщина решилась отступить от уготованной ей эпохой роли и сыграть сомнительную партию на одном поле с мужчинами. К своей новой роли княгиня шла шаг за шагом.

Впервые отступничество Ольги отчетливо проявилось после гибели ее мужа князя Игоря. И до, и после нее в исключительно патриархальном славянском мире женщины, жены покормись «мужской поведенческой линии», тогда как сама Ольга отважно продемонстрировала способность женщины исполнять мужскую функцию главы государства и военачальника. В сложившейся ситуации ей необходимо было избрать максимально жесткую линию поведения, в противном случае недалеко было бы и до смуты. Согласно летописям древляне, злодейски убившие киевского князя, намеревались завладеть и киевскими землями, для чего их лидер князь Мал вознамерился жениться на теперь вдовствующей Ольге. Однако она сумела хитростью заманить большую группу делегатов князя Мала в ловушку и затем закопать их живьем. Более того, решив завершить дело отмщения, княгиня Ольга пригласила «лучших [чем прежде] мужей» для сватовства. Отправив их для начала в баню, княгиня приказала сжечь знатное посольство заживо. Ольга проявила изощренное коварство, обманув древлян и в третий раз, когда после совместного с древлянами осуществления языческого ритуала над могилой князя Игоря она бесстрастно велела уничтожить несколько тысяч древлян. Естественно, был уничтожен и сватавшийся к ней князь Мал.

Этими действиями был нарушен вековой порядок, устанавливающий и определяющий место женщины в обществе и государстве. Ведь до этого женщина лишь отождествляла собою очаг и землю, и завоевав, низвергнув врага, победитель должен был совершить ритуал низвержения и над женщиной побежденного. К этому и стремился князь Мал, пытаясь через владение Ольгой заполучить Киевскую Русь и утвердить, сделать легитимным свое завоевание. Статус мужчины-победителя, пусть и вероломного, вполне позволял это сделать.

Именно так поступил позже внук Ольги Владимир, когда после завоевания Полоцка силой взял дочь князя Рогволода (осуществив и акт сексуального насилия), а затем убил непокорного противника. Любопытно, что впоследствии Владимир имел от Рогнеды четырех детей (и среди них будущего Ярослава Мудрого) и над отношениями супругов не довлела тень убиенного отца. Фактически Владимир стал его замещением, и женщина, покорявшаяся воле отца, стала с такой же преданностью покоряться воле мужа. Примечательно, что эти действия были спровоцированы дядей Владимира и сыном того самого князя Мала, который после убийства князя Игоря возжелал киевскую вдову. Ему-то, мальчику по имени Добрыня, и девочке Малуше (матери незаконнорожденного крестителя Руси Владимира) благосклонно и сохранила жизнь княгиня Ольга. К слову, продемонстрировав чисто женские милосердие и мягкость, которые порой отчетливо обнажались в разные периоды ее управления Киевской Русью.

Таким образом, Мал действовал абсолютно в рамках традиции, а кажущееся вопиющим желание завладеть вдовой вероломно убитого князя было продиктовано двумя весомыми аргументами. Во-первых, он надеялся на извечную женскую покладистость и готовность подчиниться. А во-вторых, он спешил, ибо осознавал, что промедление может вызвать смену власти в Киеве и, соответственно, поход отмщения на древлян.

Как отмечал русский историк Николай Лисовой, в ритуалах низвержения заключался «отнюдь не эротический, а сакрально-политический характер» действа. А княгиня Ольга силою духа сумела разрушить ритуал приобретения власти и сохранила ее за собой в пользу своего трехлетнего сына. Ее решительные действия подстегивались присутствием в Киеве сильного варяжского окружения, и она вполне осознавала, что любая проволочка, любое сомнение в ее готовности отомстить за Игоря может оказаться той самой искрой, которая способна привести к государственному перевороту.