Стратегии гениальных женщин

Еще один момент из последующих событий нельзя выпустить из внимания. Екатерина сумела с максимальной выгодой использовать и смерть императрицы. Зная, с какой злой иронией все слои населения религиозной России относятся к обескураживающей небрежности Петра во всем, что касалось церковных обрядов, она постаралась чрезвычайной тщательностью и глубиной исполнения своей роли противопоставить себя Петру. Это, конечно, было отмечено и разнеслось доброй молвой по России. И не только по России. Многие дипломаты в своих донесениях отмечали, насколько противоречивым во всей державе является отношение к Петру и насколько однозначным – одобрение Екатерины. Возможно, эти слухи распространялись не без участия самой Екатерины, которая осознавала важность расположения как народных масс, так и политической верхушки.

Однако ее положение после воцарения Петра III стало еще более двусмысленным и даже отчаянным. Новый император не просто игнорировал свою супругу, а выказывал вопиющее презрение – настолько открытое, что это тотчас было замечено дипломатами и передано в европейские дворы. Среди прочего, Петр стал на путь реализации своей давней навязчивой идеи, заключавшейся в устранении Екатерины и женитьбе на фрейлине Елизавете Воронцовой. С каждым днем напряжение нарастало и угроза для Екатерины становилась все более явственной.

Екатерина стала активнее, и вся ее деятельность начала приобретать четкие контуры. Теперь она совершенно осознанно через близких ей людей, и в том числе используя возможности своих любовников, начала готовить военную машину для свержения своего потерявшего осторожность супруга. В подготовке переворота нельзя переоценить роль братьев Орловых, с одним из которых Екатерина состояла в любовной связи. Благодаря Орловым она могла рассчитывать на поддержку гвардейцев в самый ключевой момент политического действа. Екатерина в это напряженное время активно эксплуатировала все имеющиеся возможности и, будучи тонким знатоком человеческой натуры, делала ставки одновременно и на политическую заинтересованность иностранных держав, и на инстинкты и самые низменные желания людей. Она занимала большие суммы у иностранцев (например у англичан, благодаря развитию доверительных отношений с послом Англии в России Уильямсом) для подкупа солдат и офицеров. Раздавая им деньги от имени Екатерины, братья Орловы вызывали расположение к супруге воцарившегося внука Петра Великого у коллег и подчиненных, раздраженных непомерной муштрой на прусский манер – глупостью, которой, как неизлечимой болезнью, страдал Петр III.

Екатерина уже в этот период научилась больше слушать, чем говорить, замечая и умело пользуясь слабостями людей. Она, конечно тщательно скрывала свое пренебрежительное отношение к людям (что прорывалось лишь в последние годы ее царствования), а уже в период безраздельного властвования написала в «Нравственных принципах»: «Изучайте людей, старайтесь пользоваться ими, не вверяясь им без разбора». Екатерина сумела в самый сложный период своей жизни, когда решалась ее судьба, к избранной стратегии завоевания власти прибавить весьма верную тактику, основанную на многостороннем или индивидуальном подходе к окружающим.

Среди прочего она усиленно работала над формированием общественного мнения. Согласно воспоминаниям княгини Дашковой, после ряда происшествий и оскорблений Екатерины со стороны императора любовь и сочувствие к ней заметно возросли, тогда как Петр все «глубже и глубже падал в общественном мнении». Нет никаких сомнений в том, что с момента осознания Екатериной грозящей ей опасности она приступила к реализации плана захвата власти. Теперь уже не столько ради самой власти, сколько ради спасения своего положения. В действие вступил закон самосохранения.

К ключевому моменту – решению Петра устранить свою супругу – она уже контролировала ситуацию и держала в своих руках все нити, ведущие к заветной цели. Нужен был только подходящий момент, чтобы взять власть… Когда это время пришло, Екатерина проявила исключительно мужскую отвагу, не оставив слабовольному императору никаких шансов удержать власть и заставив его подписаться под унизительным отречением от престола через полгода после пышного воцарения. Подкупленные полки ликовали, обнадеженные политические деятели России находились в ожидании больших перемен, иностранные дипломаты, содействовавшие перевороту, потирали руки… Но все они жестоко обманулись. Екатерина Вторая не для того добивалась власти, чтобы делить ее с кем-либо; она пришла царствовать, чтобы остаться в памяти потомков как великая женщина, искусная преобразовательница, владеющая утонченным искусством тайной дипломатии, и, наконец, законодательница политической моды на континенте. «Ежели б я прожила двести лет, то бы, конечно, вся Европа подвержена была б Российскому скипетру», – сказала она однажды, уже будучи в преклонных годах…

Царствование. Трансфер личности

В чем, однако, причина такой строгой и последовательной мотивации Екатерины Второй к знаковым преобразованиям и власти вообще? В действительности ее жажда властвования, как и у большинства других властвующих женщин, проистекала из самозащиты, и даже имея план переворота и захвата власти, Екатерина, возможно, никогда не решилась бы на его исполнение при отсутствии прямой угрозы для жизни. Но были и другие причины мотивации, резко отличавшие ее от всех окружающих. Она определенно жаждала оставить о себе память – в этом причина многих действий императрицы: в демонстрации заботы о народе, формировании общественного мнения о себе в Европе, в проведении военных кампаний, посвященных расширению территории России. Как всякое живое существо, она боролась за расширение собственного влияния в среде обитания – ровно настолько, насколько ей хватало понимания имеющихся угроз и преимуществ от их нейтрализации. За долгие годы, посвященные банальной борьбе за выживание, а затем укреплению своего почти всегда шаткого положения, она научилась обитать в напряженном состоянии экстремальных условий, невольно приобретя множество мужских качеств. Ведь, будучи женщиной, она была вынуждена бороться преимущественно с мужчинами во времена расцвета патриархата. После своей оглушительной победы и неожиданного воцарения она уже не могла в дальнейшем отказаться от применения проверенного арсенала средств для распространения своей власти. Это стало логичным продолжением отработанной в течение многих лет стратегии, основанной на привычке бороться и достигать результата. Дальнейшая борьба, уже на новом уровне, подстегивалась не раз испытанным восторгом от наполненного пламенным азартом процесса достижения своих целей. Все вокруг Екатерины было окутано непостижимым духом непрерывно продолжающейся авантюры. «Кто когда сидит на коне, тогда сойдет ли с оного, чтоб держаться за хвост», – заметила императрица в письме к своему фавориту Григорию Потемкину, раскрыв вместе с тем особенности собственного положения и определяемого им поведения. Вся последующая идеология Екатерины после прихода к власти коротко уложилась бы в тезис: «Изменение мира для себя». И она продолжала изменять мир, не стесняясь использовать ВСЕ и ВСЕХ вокруг себя. Так, она постепенно, по мере поступательного роста своего влияния, снимала с себя маски, одну за другой, пока, наконец, не обнажила свое истинное лицо. Пленяющее откровенностью лицо человека, напрочь лишенное гримас, чистый лик женщины, не опасающейся своих желаний и живущей в почти полном согласии с собственным «Я». Это было то, к чему она стремилась, хотя состояние абсолютного душевного спокойствия так и осталось вожделенной и недостижимой мечтой…

Путь Екатерины был долгим и непростым. После восемнадцати лет терпеливой борьбы за трон началась другая борьба – за достижение всестороннего влияния в мире. Как и раньше, она не могла успокоиться. Современники Екатерины Второй утверждали, что она всегда опасалась свержения, и ей самой положение на вершине власти казалось шатким и непрочным. Это смутное беспокойство непрерывно подталкивало ее к поиску опоры. Сначала Екатерина жила иллюзией, что может существовать универсальная сила, служащая зонтиком для ее спокойствия даже в самую дождливую погоду. Как всякая женщина, полная противоречивых эмоций и желаний, она начала поиск с любви. Ей казалось, что сильный и страстный мужчина, пусть с ограниченным некими рамками мышлением, может успокоить ее и помочь ей исполнить избранную миссию. Екатерина все же засомневалась после того, как один из ее немногих чрезвычайно откровенных помощников – граф Панин – сумел открыть ей глаза. Когда она, поддавшись собственной страсти, покоренная бесконечной преданностью и страстной любовью Григория Орлова, необычайно возвышенного ею фаворита, пожелала организовать полноценную семью, Панин открыто заявил императрице, что замужество лишит ее власти. Проницательный сановник напомнил Екатерине, что она женщина и исполняет мужскую функцию лишь по воле исторических обстоятельств, утверждающих монархию. Это вмиг отрезвило властную императрицу и эмоциональную женщину – властвование для нее уже означало гораздо больше, чем семья. Царствование означало полную свободу, возвращение же к традиционной семейной ячейке угрожало ей оковами. И она смирилась с тем, что удел властительницы – меняющиеся и кружащиеся вокруг нее фавориты. Даже искренне впуская кого-нибудь в собственное сердце (потому что страстно сама этого желала и осознавала, что на истинную любовь можно рассчитывать, лишь любя), Екатерина научилась вытеснять из него ВСЕ, что составляло потенциальную угрозу ее социальному положению или причиняло длительную душевную боль.

На феномене отношений Екатерины Второй с мужчинами стоит остановиться детальнее, хотя бы потому, что со временем она научилась использовать партнеров гораздо больше, чем они ее. Любовь и радость интимных отношений всегда тесно переплетались с внутренней борьбой. Правда, безусловно, заключается в том, что еще с юности она неизменно испытывала трудность в борьбе с собственным влечением, которое оставалось в ней на протяжении всей жизни. Подавление неистовой чувственности лишь на первых порах приводило к душевным терзаниям. Действительно, чувства, испытываемые к Сергею Салтыкову и Станиславу Понятовскому, были даже не любовью – ее охватил какой-то пламенный восторг упоения, такая сильная страсть, что она то и дело теряла осторожность, не страшась потерять вместе с нею и голову. Григорий Орлов и Григорий Потемкин были для нее оазисами, где душа и тело не опасались собственной изнывающей чувственности и обратного превращения в женщину после длительных периодов жизни в мужской шкуре. Но, в отличие от первых, она уже искусно использовала вторых, манипулируя их чувствами, амбициями и инстинктами. Действительно, однажды отодвинув от себя Орлова, какое-то время Екатерина Вторая панически боялась гнева и мести своего необузданного отставного фаворита, но она не была бы императрицей, если бы не умела доводить дело до конца. В критических ситуациях она пленяла воинственных мужчин повергающей хитростью, изумляющим коварством и исключительным холодным расчетом.

А по достижении неограниченной власти она смирилась с ноющей потребностью тела, позволив себе жить без каких-либо ограничений. «Хотя в голове запечатлены самые правила нравственности, но как скоро примешивается и является чувствительность, то непременно очутишься неизмеримо дальше, нежели думаешь», – откровенно записала Екатерина в своих записках, очевидно относительно периода первых грехопадений. В то же время небезынтересно, что, уместив в рамки своей прагматичной идеологии достижений вожделенные и простые желания самки, в отличие от любвеобильных монархов европейских дворов, она не позволяла своим фаворитам слишком явно внедряться в управление государством. Да, она смотрела сквозь пальцы на обогащение и тихое воровство своих любовников, но вершила политические акты сама. Особенно те, что касались внешних отношений России. Во-первых, благодаря постоянно обновляемым знаниям и упорству ума она чувствовала себя в сфере дипломатии довольно уверенно, а во-вторых, отношения с Европой – это было той сферой, которая могла благодаря лидерству европейской культуры оставить более отчетливый отпечаток ее деятельности, нежели царствование в России. Поэтому, позволяя себе слабости и излишние эмоции на внутреннем фронте, Екатерина не расслаблялась, когда речь шла о транснациональном имидже российской императрицы. Тогда она не жалела ни сил, ни средств, поскольку должна была выглядеть не просто лучше западных монархов, но мощнее, стабильнее и увереннее, чем все ее современники. Например, испытывая неподдельный трепет перед бунтовщиками во времена Пугачевщины или Крымской войны, она использовала для решения проблемы все внутренние резервы, однако общение с внешним миром неизменно строила сама. Причем, с легкостью искажая информацию о ситуации в России, она рассказывала о мнимых победах Вольтеру и монархам наиболее влиятельных дворов с изысканностью и непринужденностью царицы, не сомневающейся в успехе. Находясь во власти смятения и безысходности, она еще больше преувеличивала значение России, заставляя европейцев задумываться над непостижимостью этой страны.

Переписка с Вольтером – отдельное направление деятельности императрицы. Прочитав несколько произведений выдающегося француза, она затеяла ненавязчивое общение посредством писем. Конечно, тут была несомненная обоюдная выгода: писателю льстило внимание императрицы великого государства, тогда как Екатерина рассматривала Вольтера как универсальный механизм распространения своих идей и приукрашивания собственного образа в истории. Примечательно, что ее письма, почти всегда с грамматическими ошибками, тщательно правились, превращаясь в стройный ряд письменных доказательств изысканности ее ума. Она была уверена, что через Вольтера донесет некоторые важные послания неофициального формата до монархов-современников, что, присоединяясь к великому реформатору от литературы, она замечательным образом возвысится и сама. И Екатерина Вторая не ошиблась – это было попадание в десятку.