Стратегии злых гениев

Как указывает уже упоминавшийся Дж. Кеннан, на Сталина все время давило тяжелым грузом «бремя личной незащищенности». Сталин, сам ненавидя весь мир, считал, что к нему этот мир относится так же. Именно это толкало Сталина на совершенно неожиданные для его соратников неадекватные действия. Прошло совсем немного времени с момента приобретения абсолютной власти в государстве, и Сталин встал на открытый путь уничтожения своих былых соратников. Теперь, когда любые его действия неизменно трактовались как благо для государства и защита партии, он был опьянен безнаказанностью. На поверхность начали всплывать те раздражители, которые он до этого прятал от окружающих. Теперь пришло время вспомнить о тех людях, которые когда-то не подчинились ему или чем-то обидели его самолюбие, а также о тех, кто мог затмить его своей оригинальностью, яркостью и способностью генерировать привлекательные и действенные идеи. Ведь он признавал идеи лишь тех людей, которые дарили их ему, склонясь в низком поклоне.

Но самым губительным и вечно свербящим раздражителем деструктивной натуры Сталина стала его боязнь несоответствия навязанной миру собственной роли и того, что было в действительности. Он содрогнулся от ужаса, что кто-то недостижимый (например, за границей) или его неблагодарные потомки сумеют разглядеть его реальные устремления. Этот жуткий голос изнутри толкал Сталина на все новые преступления, на уничтожение целого поколения, которое с детства не испытывало животного страха перед его именем. Этот подтачивающий сознание червь заставил Сталина пойти на геноцид 1932–1933 годов, чтобы на деле реализовать свои подходы к национальному вопросу и заставить бояться целые нации и народы. И эта же неизлечимая болезнь оказалась стимулом для формирования совершенной машины репрессий под названием ГУЛАГ, которая, среди прочего, давала Сталину дешевую рабочую силу для создания памятников себе в виде каналов и городов, возведенных на костях заключенных.

Только в качестве ответной на критику чистки в 1934–1938 годах он расстрелял 1108 из 1966 делегатов XVII съезда партии. «Я не стремлюсь перечислять все преступления этого человека. Троцкий серьезно обвинял Сталина в том, что он отравил Ленина. Несомненно, он хотел дать Ленину яд. Совершенно ясно, что он или убил сам свою молодую жену в 1932 году, или довел ее до самоубийства в его присутствии. Вероятнее всего, и это подтверждено сейчас, что именно Сталин явился вдохновителем убийства человека номер два в партии – С. М. Кирова – в 1934 году. Сколько высокопоставленных членов самого близкого окружения Сталина, занимая якобы прочное положение, сложили свои головы в результате пагубных акций вождя, мы можем только догадываться. Я называю примерно полдюжины человек, включая писателя Максима Горького, ближайших товарищей по партии Серго Орджоникидзе и А. А. Жданова. Впрочем, смерть последнего вызывает споры. А то, что человек, раскроивший топором череп Троцкому в Мехико в 1940 году, действовал по наущению Сталина, не вызывает никаких сомнений». Этот отрывок из книги Кеннана ярко свидетельствует о настрое Сталина устранять любые раздражители самым радикальным методом. Духовная слабость человека, назначившего себя лидером партии и крупного государства, диктовала необходимость расправ и репрессий. Иосиф Джугашвили стал одним из руководителей Центрального Комитета за счет непримиримости к врагам и напористости, но свое несомненное слабое место – отсутствие оригинального интеллекта и неординарного мышления лидера – компенсировать ему было нечем, кроме тайных расправ над наиболее перспективными соратниками.

Многочисленные чистки рядов партии помогали Сталину решать многие задачи одновременно. Во-первых, он устранял конкурентов на лестнице власти. Во-вторых, он ликвидировал всех тех, кто знал человека Иосифа Джугашвили, оставляя в живых лишь тех, кто готов был принимать вождя Сталина. И в-третьих, Сталин путем устрашения и создания империи ужасов воздействовал на инстинкты своих приближенных и всего народа, не оставляя никаких иных моделей поведения, кроме почитания и рабского благоговения.

И все же почему, став Сталиным, Иосиф Джугашвили повел тайную непримиримую борьбу против своих соратников? Ведь, по логике вещей, он мог бы выдвинуться на первые позиции за счет дальнейших успехов в борьбе с врагами. На первый взгляд, стратегия Сталина выглядит странной и лишенной здравого смысла. Но если вглядеться в структуру личности этого человека, многое станет понятным и совершенно логичным. Внедрившись в ряды большевиков и надев на себя маску борца за идею, воинственный, гордый и мстительный потомок горцев очень быстро ощутил гигантский разрыв между своим узким внутренним миром и широтой взглядов интеллектуалов международного коммунистического движения. Его неспособность к креативному мышлению на фоне их ярких идей давила и унижала его, вызывая все те же ощущения ущербности и углубляя фрустрацию непризнанности. Это гнетущее чувство подкреплялось неспособностью общаться с мировым коммунистическим движением – из-за незнания иностранных языков. Участие Сталина в трех партийных форумах международного масштаба до 1912 года (времени его усиления в рядах партийной верхушки) обнажило его неспособность к общению с иностранными коллегами и неподготовленность к размаху движения в целом. Он явно почувствовал себя инородным телом, лишенным всяких шансов выдвинуться за счет ярких идей, ораторского искусства и харизматичности. Единственным его преимуществом оказались напористость и непримиримость к врагам, которые блекли на фоне блестящих способностей других лидеров международного движения, настроенных на системную многоплановую борьбу и полную победу. Именно отсутствие желания да и неумение преодолеть свои внутренние барьеры на фоне растущего стремления к власти и неутоленной жажды тщеславия толкали Сталина на путь тайной борьбы с соратниками, развивали желчное желание уничтожать и истреблять лучших из них, оставляя запуганных и преданных товарищей, напрочь лишенных амбиций разделять с ним власть.

Стратегия аппаратной войны и интриг. Особые свойства сталинской деструктивности

Вся политическая жизнь Сталина – от его вступления в партию и до самого последнего часа – явилась цепью беспрерывных интриг, продуманных до мельчайших деталей заговоров и нескончаемой мести. Но политическая жизнь была неотделима от другой, частной, жизни, иными словами, Сталин жил исключительно своими навязчивыми иллюзиями, презрев все остальные ценности, не вписывающиеся в жизнь легендарного политического деятеля. Для придания своему образу исключительности, которой на самом деле ему недоставало в жизни, он методично и беспощадно «расчищал площадку» мифической театральной сцены, желая оставаться на ней в полном одиночестве. Для этого диктатор уничтожал всех, кто представлял собой неординарную личность, чья воля казалась ему способной реализовывать идеи, у кого в душе жил дух сопротивления и самоуважения. Сталин боялся даже яркого фона, настолько двойственной и зыбкой была его самоидентификация. Как отмечал Дж. Кеннан, это был человек, одержимый «ненасытным тщеславием и жаждой власти, которые сочетались с острейшим чувством неполноценности и жгучей завистью к интеллектуальным качествам своих соратников, которыми он не обладал». Но все исследователи феномена Сталина так или иначе признают его уникальные способности к интригам, созданию многоходовых схем и замысловатых механизмов, при которых жертва неминуемо должна была попасть в тщательно подготовленную ловушку. Театрализация актов насилия, использование партийных декораций, обволакивающее окружающих лицемерие были непременными составляющими тактики советского вождя, который с юношеских лет становления в политической борьбе и актах самовыдвижения старался делать ставку на сталкивание своих оппонентов, разжигание нездоровой борьбы и конкуренции между ними, чтобы, воспользовавшись моментом, перейти на более высокую ступень в иерархии руководства. С того времени, как стало известно его имя в революционных кругах Кавказа, он научился исполнять роль серого кардинала, соглядатая, как бы наблюдающего со стороны за происходящим на политической сцене, но имеющего возможность в решающий момент дернуть за нить, странным образом воздействующую на всех игроков.

Агрессивность и жесткость Сталина оказались его несомненными козырями в борьбе с теми, кто рассчитывал на состязания по правилам нормального человеческого общества. Эти качества не раз выручали Сталина в актах внутрипартийной борьбы на иерархической лестнице власти. С одной стороны, он почти ни с кем не сближался, и за годы с начала политической борьбы и до Октябрьского переворота можно отметить теплые отношения Сталина лишь с семьей Сергея Аллилуева да расчетливое сближение с Лениным. В первом случае он обрел замену собственной семье (и, возможно, уже имел виды на младшую дочь, Надежду), в Ленине чувствовал мощь и способности, которых был лишен сам. К остальным же борцам за изменение миропорядка он относился либо с пренебрежительным высокомерием, либо с ярко выраженным подобострастием. Так, в ссылке в Сибири в поселке Монастырском он в ответ на восторженный прием ссыльных во главе с Яковом Свердловым удивил их своей неприступностью и полным отсутствием желания общаться. Зато несколько позже, посещая семью Льва Каменева, бывшего в то время признанным в партийных кругах авторитетом, Сталин относился к хозяину с величайшим почтением как к высшему должностному лицу. Через некоторое время, как только у него появилась возможность возвыситься над Каменевым, он организовал с методичной последовательностью и свойственной его пробудившейся звериной натуре беспощадностью ликвидацию бывшего товарища по партии, знавшего и помнившего о слабостях политического ссыльного Кобы. С другой стороны, Сталин свою развитую с детства способность к агрессии и напору использовал всякий раз, как только его позиции становились шаткими. Возвратившись из ссылки, бывший член Центрального Комитета партии обнаружил, что его вытесняют с занятых позиций. Он тут же, действуя совместно с тем же Каменевым, благодаря напору и нападкам на партийцев фактически захватил управление редакцией газеты «Правда», чем обеспечил себе высокий уровень влияния уже до приезда в российскую столицу Ленина.

Любопытно, но Сталин почти на всех этапах захвата власти партией и в управлении государством проявил себя никчемным менеджером и бездарным организатором. Пожалуй, ни одно дело, за которое он брался лично, не увенчалось успехом. Он прозевал революцию и долго не мог приклеить свое имя к этому знаменательному для партии событию, он провалил работу на Царицынском фронте, он напрочь загубил порученный ему Лениным Рабкрин, затем прошел через цепь гигантских провалов на внутриполитическом поприще социалистического строительства. Первый пятилетний план привел СССР к глубокому и продолжительному кризису, спасение от которого Сталин усматривал в импорте европейских средств производства. Позже ему пришлось методом жестокого кровопускания собственному народу внедрять в массовое сознание мысль, что проблемы индустриализации вызваны активной подрывной работой и шпионажем западных государств. Множество пропагандистских судилищ стало вынужденной кровавой декорацией к сталинской индустриализации.

Самым же потрясающим, гигантским по размаху оказался просчет Сталина в его ставке на дружбу с Германией. Осознав, какую ошибку он совершил и в какую катастрофу вверг страну, мнимый лидер всех времен и народов впал в тяжелую депрессию. Лишь через три часа после сообщения о нападении Германии Сталин сумел дать команду обороняться. А выступить лично перед народом смог только через 10 дней после начала войны. Р. Такер выдвинул уникальную гипотезу, которая, по всей видимости, является верной. Он утверждал, что Сталин прятался за дружбу с Германией, ибо не верил, что обескровленный им и истощенный Советский Союз выстоит в борьбе с агрессором. Неумолимый и беспощадный захватчик боялся большей силы, чем представлял он сам. Косвенным подтверждением гипотезы знаменитого исследователя является то, в каком отчаянии и удрученном состоянии был Сталин после того, как узнал о стремительном захвате Франции.

Но террор с его показательными процессами продемонстрировал и нечто другое: отсутствие какой-либо ответственности за чудовищное истребление миллионов невинных людей. Новым приятным открытием советского лидера оказалось то, что он сумел вызвать всеобщий панический страх своей деятельностью. Сталин не преминул воспользоваться страшным оружием, испытывая, вероятно, от массового садизма едва ли не физическое наслаждение. Когда он порой лично указывал, каким образом организовывать пытки, то как будто мстил окружавшим его людям за унижения детских лет и за пренебрежительное отношение к себе во время борьбы за власть. Стоит вспомнить, что Сталин оказался первым, кто после прихода к власти партии большевиков приказал пытать политических заключенных. Именно с этого момента он позволил себе открыто наслаждаться людской болью, заменив садистскими устремлениями присущую человеку жажду любить и творить. Его деструктивное, как гигантский солитер, выползло на свет божий и показалось миру.

Особое удовольствие диктатору доставляло наблюдение за внешними изменениями и внутренней психологической борьбой своего ближайшего окружения. Как указывает Виктор Шейнов, он устраивал высшим функционерам партии чудовищные испытания на верность делу и преданность ему лично, арестовывая их близких и творя по отношению к ним произвол. К примеру, в лагерь была

отправлена жена Молотова, а жену Калинина пытали, чтобы «выбить» компрометирующие мужа показания. Таких случаев бесчисленное множество, и ключевым моментом в их понимании является то, что Сталин явно наслаждался унижением людей. Впрочем, что касается Полины Молотовой, то она была последней, кто имел доверительный разговор с женой Сталина Надеждой перед ее самоубийством (или убийством), а Сталин хорошо знал, что взрывная и почти неконтролируемая эмоциональность женщин может сильно ему навредить. Вообще, он, по всей видимости, считал женщин менее управляемыми и менее подвластными его дьявольской методике «сладкой мести», потому избегал общения с ними, а тех, кто знал хоть что-то о его темной стороне, предпочитал либо держать подальше, либо просто уничтожал. Кроме, конечно, тех сладострастных случаев, когда женщина служила объектом воздействия на конкурентов-мужчин. Так, он впервые не удержался и позволил себе насладиться давлением на больного Ленина с помощью грубого оскорбления Крупской. Но тогда ему еще приходилось лавировать между другими лидерами партии, а вот после смерти своей жены и особенно после убийства Кирова Сталин уже совершенно безбоязненно предался своей страсти всепоглощающего доминирования над людьми и пространством. В этом проявилось ужасающее деструктивное начало деформированной личности Джугашвили, последовательно лепившего из себя великого революционера и государственного деятеля Сталина. Диктатор, на самом деле ощущавший неуверенность в себе, нуждался, как больной диабетом в инсулине, в постоянных подтверждениях своего величия. Болезненная неуверенность проявлялась даже в таких мелочах, как ношение обуви на высокой платформе (чтобы казаться выше ростом) или стремление стать на ступеньку выше в групповом фото. Так или иначе, Сталина постоянно жгла мысль, что мантия великого человека, которую он вознамерился на себя надеть, слишком велика для него.

Впрочем, сознательное уничтожение себе подобных не всегда являлось для Сталина самоцелью. Террор был тесно связан с его психологическими комплексами и внутренней дисгармонией. Диктатор действовал так, словно боялся, что вот-вот на политическом горизонте снова возникнут яркие личности, могучие фигуры, которые сумеют заслонить его. Когда с Троцкими, Кировыми и Горькими было покончено, иррациональная логика советского властителя потребовала принятия любых мер для того, чтобы на советском небосклоне больше не вспыхивали звезды такой величины. Характерно, что еще раньше, с момента обретения полной власти в 1929 году, не только таких потенциальных лидеров, но людей, попытавшихся критиковать или открыто выражать несогласия с его линией, Сталин расценивал как предателей и зачислял в черный список, обрекая в будущем на физическое уничтожение. Конечно, не как личных врагов, а как врагов государства. И он играл на упреждение, отправляя в лагеря, застенки тюрем и просто под пули советской инквизиции тысячи, десятки тысяч людей. По прямым приказам и негласным распоряжениям Сталина народ строем шагал навстречу смерти. Сталин умело создал атмосферу всеобщей напряженности и никогда не покидающего граждан СССР страха. И он вполне мог гордиться собой, потому что похвалы и дифирамбы властелину империи пели из жуткого страха, диктуемого инстинктом самосохранения.