Стратегия семейной жизни. Как реже мыть посуду, чаще заниматься сексом и меньше ссориться
Шрифт:
— Ты не можешь игнорировать нас просто из-за того, что у тебя плохое настроение, — сказала Эми.
Хосе фыркнул.
— И когда дети в следующий раз захотят есть, кормить их будешь ты…
Что последовало дальше, вы можете себе представить.
— Боже, Эми. Может, уймешься уже?
— Если я уймусь, то кто вообще будет тут что-то делать? Ты, Хосе?
— Я же сказал, у меня был тяжелый день.
— У меня тоже! И я не понимаю, почему при этом я должна здесь за двоих пахать.
Хосе выключил телевизор.
— Все, закончили, — заявил он. — Мне нужно над презентацией работать.
— Ты куда собрался? Мы же разговариваем!
— Мы
— Хосе, разговор не окончен. И он не о том, кто на кого орет, а о том, что ты филонишь.
— Да иди ты, — сказал Хосе, встал с дивана и пошел в сторону спальни. Эми последовала за ним, и чем больше он старался от нее отвязаться, тем больше она злилась. Когда он стал подниматься по лестнице, она дошла до точки кипения и высказала ему вслед все, что она о нем думает.
— Я кричала, что он эгоист, что он сидит у меня на шее, что он свихнулся на своей работе, что он никогда меня не слушает и не умеет вести себя в конфликтной ситуации, — призналась нам Эми. Она поведала, что муж без подсказки никогда сам не догадается, что детям пора ложиться спать и было бы неплохо пожелать им спокойной ночи. Ему вообще на них всех плевать с высокой башни, лишь бы его не трогали — что ни скажи, у него один ответ: «А пошло оно…» С таким, как он, невозможно нормально разговаривать — он кого угодно доведет до белого каления своим пофигизмом!
Уф.
Хосе тоже успел всякого наговорить. Так, он заявил, что Эми неуравновешенная, что ей лишь бы истерики закатывать по любому поводу, что она все время на него наскакивает и вообще разговаривает с ним как школьная директриса с десятиклассником, а не как жена с мужем.
— Я сказал ей, что она смотрит на меня сверху вниз, а я ненавижу, когда кто-то «снисходит» до общения со мной. А потом еще добавил, что она никогда не дает мне и слова сказать и что она просто не представляет, насколько у меня сложная работа.
Их ссора превратилась из мелкой бытовой разборки — суть которой состояла в том, что Хосе следовало бы взять на себя хотя бы кормление детей, — в глобальный, катастрофический скандал. Они припомнили друг другу все обиды и недоразумения за последние несколько лет совместной жизни. Ор не смолкал несколько часов подряд: Хосе и Эми ходили кругами, повторяя по пятнадцать раз одно и то же, но в разных вариациях, и стараясь любой ценой убедить другого в своей правоте. Презентация Хосе так и осталась недоделанной. А Эми была так взбешена, что потом не могла уснуть всю ночь.
Проблема: наращение стоимости потерь
Конечно, Эми и Хосе могли посмотреть на этот конфликт с точки зрения друг друга и признать, что у каждого из них своя правда. Но после того, как они оба уже вложили в этот спор столько сил и эмоций, никому из них не хотелось отступать. При этом они не понимали, что, как бы твердо каждый из них ни стоял на своем, победителя в этой схватке в любом случае не будет. Ведь они оба нанесут друг другу такие оскорбления, которые в нормальной обстановке даже не пришли бы им на ум, и потом будут раскаиваться в своем «красноречии».
Подобные склоки были нередки в их доме. За ними, как правило, следовали несколько дней обоюдной «игры в молчанку», потом медленное потепление, неизбежное сближение и наконец примирительный секс.
После этого они больше не обсуждали случившееся — просто переступали через конфликт и двигались дальше.
«Мы быстро уставали ненавидеть друг друга», — призналась Эми.
В доме устанавливался мир — но ненадолго: вскоре разгоралась очередная эпическая баталия, и все повторялось. Их
отношения застряли в этом порочном круге, и такие «встряски» явно не шли им на пользу. Боязнь сиюминутных, мелких потерь, которую Хосе и Эми испытывали при каждой новой стычке, — боязнь, в которой они сами не отдавали себе отчета, — наращивала общую стоимость их общих потерь в совместной жизни.Многие биржевые трейдеры тоже не догадываются о своей боязни потерь — и совершают из-за этого большие ошибки. Они удерживают акции, которые теряют в цене и, вероятно, уже не окупятся, потому что компания вот-вот прогорит, — или, наоборот, слишком торопятся продать повышающиеся в цене бумаги, страшась, что завтра те скатятся вниз.
В общем, страх перед поражением делает с людьми странные вещи. В 2008 г. бывшая губернатор Аляски Сара Пэйлин, баллотировавшаяся на пост вице-президента США, сказала в интервью Чарли Гибсону [14] , которое она дала в рамках своей предвыборной кампании: «Чарли, дрейфить нельзя». И что с ней стало? [15]
14
Журналист ABC News. — Прим. ред.
15
Сара Пэйлин участвовала в президентской компании 2008 г. вместе с кандидатом на пост президента США от Республиканской партии Джоном Маккейном. Они потерпели поражение на выборах, и президентом стал демократ Барак Обама. — Прим. ред.
По результатам нашего Всестороннего, Новаторского и Очень Затратного Опроса супружеских пар, 71 % респондентов признались, что во время ссор с супругом понимают: кто бы ни одержал в ней верх, «плохо будет обоим». Но многих из них это не останавливает:
• 53 % опрошенных сказали, что продолжают спор даже тогда, когда за неимением аргументов начинают повторяться;
• 34 % сказали, что продолжают ссориться, даже забыв о том, с чего начался конфликт;
• 34 % сказали, что продолжают ругаться даже тогда, когда понимают, что неправы.
Или другой пример — Lehman Brothers. Знакомое название? В 2007 г. это был богатейший инвестиционный банк с многомиллиардным состоянием, а годом позже он превратился в груду дымящихся развалин. Выдвигалось много версий, как такое могло произойти, но главной причиной коллапса было однозначно названо то огромное количество кредитов на покупку недвижимости, которые банк выдавал своим клиентам. Когда владельцы домов и арендаторы офисов перестали добросовестно выполнять свои обязательства по ипотеке, поток инвестиций в Lehman Brothers резко обмелел.
Однако нельзя не заметить, что виной этого грандиозного краха отчасти стало и самое обыкновенное неприятие потерь. То, что Lehman смертельно ранен, было ясно уже в начале весны 2008-го, но его исполнительный директор Ричард Фалд все пытался остановить бьющую фонтаном кровь. До последнего скрывая катастрофическое положение своего банка, он старался тайно продать его, договориться о его слиянии с другими организациями и мобилизовать его капитал, чтобы расплатиться с долгами. У него было несколько заинтересованных покупателей, но они предлагали цены, которые Фалд считал слишком низкими, — он не мог смириться с теми потерями, которые ему сулило принятие их условий. Но когда в сентябре Lehman все-таки обанкротился, Фалд потерял все и сразу: сотни миллионов долларов в его акциях, компанию, в создании которой он принимал непосредственное участие, и остатки своей репутации.