Страж государя
Шрифт:
Через неделю с небольшим Великое Посольство прибыло в Курляндию, в славный город Ригу. Тут их — благодаря своевременным письмам Лефорта — уже давно ждали. Встреча получилась уважительной и очень пышной: при въезде в герцогский замок дружно стреляли пушки — общим числом двадцать четыре, местные худосочные дворяне склонялись в низких поклонах, вежливо помахивая своими шляпами, симпатичные и упитанные дамочки приседали — в реверансах разных и книксенах…
Впрочем, очень скоро выяснилось, что предмета для серьёзных переговоров дипломатических и нет вовсе. Бедной была эта Курляндия, да и желания у местной знати были пошлыми и прозрачными насквозь: что-нибудь задёшево купить в России, да и перепродать —
От нечего делать много гуляли по старинному и красивому городу, Пётр всё очень внимательно осматривал, громко и серьёзно комментировал увиденное:
— Каменные дома — сила! И нам надо больше строить таких. А замки рыцарские — красота! Только не до замков нам нынче. Хотя потом, когда дел понаделаем громких, можно будет задуматься о замках да крепостях с высокими шпилями, выписать из Европы архитекторов знатных… Вот ещё дело весьма полезное и достойное: дороги, мощённые булыжниками. Да и набережные, одетые в камень, зело приятно глазу! А мы все дрынами дубовыми укрепляем берега рек наших…
На обратной дороге они подошли к неказистым каменным домам, где встала на постой свита Великого Посольства.
— Гляди, мин херц! — весело хохотнул Егор и ткнул пальцем в сторону амбара, стоявшего чуть на отшибе. — Да вон, на дровосека смотри! Неужто не узнаёшь?
У амбарной стены, сложенной из грубо обтёсанных каменных блоков, высокий и костистый мужик сноровисто бронзовым топором с широким лезвием колол толстые берёзовые чурки.
— Кто это такой? — изумился царь. — Смотреть со стороны — так я же это…
— Волонтёр Пётр Михайлов, прошу любить и жаловать! — с заслуженной гордостью пояснил Егор. — По-настоящему его Емелей кличут, из крестьян новгородских. Правда, он похож на тебя?
— Похож! — подтвердил Пётр. — И даже очень… Хват ты у меня, Алексашка! Может, князем высокородным сделать тебя? Не, я твёрдо решил, что высокие титулы давать буду только за заслуги воинские, знатные… За те, которые ещё громче Азовских будут…
Наконец порт Либавы растаял за кормой в белёсой туманной дымке. Неповоротливый и солидный, многопушечный корабль «Святой Георгий» уверенно взял курс на город Кенигсберг. Громко хлопали паруса, серые волны часто и сильно били в правый борт, нос судна, украшенный деревянной фигурой Нептуна, тяжело зарывался в морскую воду, разбрасывая вокруг высокие и очень холодные брызги…
— Да, это вам не Переяславское озеро! Как качает-то… — высказался Пётр, закрываясь от водяного душа полой своего сюртука. — Да и не тёплое море Азовское! Тут всё другое… Алексашка, чего стоишь столбом? Раздобудь мне плащ путний! Я на корме буду: пойду — слегка поблюю, может, оно и полегчает немного…
Прошли форты крепости Пилау, надёжно охранявшей Кенигсберг с моря.
— Не знаю, стоит ли нам здесь останавливаться надолго? — задумчиво спросил Пётр, оглядывая вскользь низкий песчаный берег, местами покрытый жиденькими сосновыми рощами. — Фридрих, курфюрст бранденбургский, нам не помощник в войне с Турцией. Поэтому и не даст нам ничего: ни денег, ни оружия… О чём тогда толковать с ним?
— О, не скажи, Питер, не скажи! — Лефорт наставительно поднял вверх свой длинный указательный палец. — Фридриху очень шведы досаждают. Если мы решимся на штурм Нарвской крепости, то курфюрст для России никаких денег не пожалеет…
— А мы что, уже окончательно решили — шведа воевать? — неприятно удивился царь, его жилистая шея тут же покраснела, правая щека задёргалась в нервном тике.
— Нет, конечно же, не решили! —
сделал «невинные» глаза Лефорт. — Но это и есть дипломатия! С Фридрихом так договариваться надо: за год до начала Нарвской кампании мы ставим его в известность о наших намерениях серьёзных. Он тут же нам присылает денег, ружей, пушек. А если, вдруг, не присылает, то и войны, как бы, не будет…— Да, дипломатия высокая, это вам — не изюма подгнившего фунт! — уважительно скривился Пётр.
В Кёнигсберге Великое Посольство встретили тоже очень радушно, разместили на постой в купеческих каменных домах. Правда, из пушек никто не стрелял.
— Немцы, понятное дело! — со знанием дела прокомментировал Егор. — Каждую копейку экономят, на этом и стоят, мерзавцы…
Понимая, что начинается большая политика и можно ожидать всяких неожиданностей, решено было волонтёра Петра Михайлова от греха убрать с глаз долой. Заперли беднягу в крохотной комнатушке, щедро снабдив съестными припасами и нехитрой выпивкой, у дверей поставили Алёшку Бровкина — с двумя заряженными пистолетами и наказом строгим: бдить неустанно и, в случае чего, палить на поражение…
До официально назначенного приёма Великого Посольства оставалось целых три дня, поэтому нагулялись вволю по городку, пива немецкого напились в местных чистеньких кабачках — от пуза.
— Ничего не понимаю! — растерянно посвёркивая стёклами своих камуфляжных очков, без устали возмущался Пётр. — У них даже заборов нет! А где кобели цепные, злобные? Они что же — воров и татей ночных совсем не боятся? А двери-то, двери… Посмотри, охранитель, у них же тонкие дверные филёнки стеклом зашиты! Булыжником большим шандарахни, заходи и бери — чего только пожелает душа! Бред какой-то… А почему вокруг — чисто так? Ни тебе навоза конского, ни гор печной золы и углей! А где отбросы и нечистоты? Смотри, деревья растут фруктовые — вдоль улиц… Они, что же, ничьи? Кто с них потом плоды и ягоды собирает? Никто? Они тут растут только для красоты? Хватит врать мне, совесть поимей! — неожиданно царь загрустил и спросил — очень серьёзно: — Алексашка, а у нас — в России — когда-нибудь будет такое?
Егор, хорошо ещё помнящий действительность двадцать первого века, только головой покачал недоверчиво:
— Очень я сомневаюсь в этом, мин херц! Очень сомневаюсь…
Сидели втроём в обычной бранденбургской забегаловке: Пётр, замаскированный под дьячка учёного, Егор и Лефорт — уже переодевшиеся в классическую немецкую одежду, пили светлое, чуть сладковатое пиво, закусывали горячими кровяными колбасками, рассуждали о возможностях строительства в России больших и малых пивоварен — по немецкому примеру…
Неожиданно к их столику подскочил совсем молоденький, щеголеватый и элегантный кавалер: короткополый кафтан и штаны до колен — небесно-голубого шёлка, грудь вся — в пышных белоснежных кружевах, короткий и аккуратный, чёрно-угольный парик, накрытый сверху широкополой шляпой, украшенной — без всякой меры — разноцветными перьями страуса.
Кавалер склонился в низком поклоне, ловко сорвал со своей головы шляпу, замахал ею из стороны в сторону, старательно подметая пышными перьями пол таверны, любезно представился, бойко затарахтел по-немецки:
— Камер-юнкер фон Принц, к вашим услугам! По поручению господина моего, великого курфюрста бранденбургского Фридриха, я имею к вам, господа Великие послы, конфиденциальный разговор…
Егор, не знавший толком немецкого языка, благоразумно промолчал, а Лефорт, широко и приветливо улыбаясь, душевно пригласил посланника курфюрста к столу:
— Присаживайтесь, мой прекрасный фон Принц! Наливайте себе свежего пива из этого кувшина. Эй, трактирщик, подай чистый бокал — для господина камер-юнкера! Говорите, юноша, говорите, мы слушаем вас внимательно…