Страж государя

Бриг, проплыв по течению ещё несколько метров, чуть-чуть дёрнулся и, словно окончательно подчиняясь поступившему строгому приказу, послушно закачался на спокойной водной глади…

Лаудруп, убедившись, что якоря успешно «забрали грунт», а цепи туго натянуты, достал из-за голенища высокого ботфорта подзорную трубу, раздвинул её телескопические колена, правым глазом приник к окуляру, через несколько минут довольно объявил, передавая Егору свой оптический прибор:

— Противник тоже заякорился — на два якоря. Только не сразу. Молокососы, что тут скажешь! Ещё на шестую часть мили морской снесло их течением…

До пиратского фрегата было — в привычных метрических единицах — немногим больше километра. Судно также застыло на двух якорях, развернувшись поперёк фьорда.

— Что дальше будем делать, капитан? — спросил Егор.

— А что тут можно делать? — флегматично и равнодушно пожал своими могучими плечами датчанин. — Будем ждать, пока с моря подует сильный ветер. Без него ничего не получится… Нет, конечно же, можно тёмной ночью поднять якоря и по течению спуститься — прямо на подлого неприятеля. Произвести залп пушечный, причалить к борту галеона, и — на абордаж! Только вот неизвестно, сколько у них на борту стоящих бойцов… Как вы, сэр Александэр, относитесь к кровавому и беспощадному абордажу?

— Да нормально отношусь! Но только — как к крайней мере. Если уж совсем прижмёт, ну, тогда и на абордаж можно, со всем нашим русским удовольствием…

— Раз на сегодня абордаж отменяется, предлагаю выставить на ночь двух часовых, а всем остальным без промедления лечь спать! — предложил датчанин.

Егор отрицательно помотал головой:

— Не получится всем спать, сэр капитан! Как стемнеет по-настоящему, прикажите, пожалуйста, своим храбрым матросам спустить на воду гребную лодку, да с того борта, который невидим с фрегата.

— Хорошо, спустим. Но — зачем?

— Да вот хочу поближе посмотреть на наших незваных друзей. Кстати, капитан, пусть в лодке разместят ещё с пяток гранат картечных. Лады?

«Вообще-то, меня в двадцать первом веке учили на военного телохранителя. Но, в рамках этой славной профессии, я прослушал и четырёхмесячный курс по осуществлению простейших диверсионных мероприятий, — рассуждал про себя Егор. — Грех это — не воспользоваться полученными знаниями! Тем более что по данному предмету у меня были исключительно одни пятёрки, включая практические полевые задания».

Лодка, осторожно прижавшись к правому высоченному (скалы поднимались над водой метров на сто двадцать-сто тридцать) берегу фьорда, медленно продвигалась в сторону моря. Ночь выдалась тёмная, облачная, только на западе сквозь рваные прорехи в чёрных тучах робко посвёркивали одиночные бело-желтоватые звёздочки.

— Тише греби, деревенщина! — недовольно шипел Егор, на котором были только льняные портки, на Алёшку Бровкина, сидящего на вёслах. — Верёвку-то взял?

— Взял, Александр Данилович! Как вы и велели — два мотка. А ещё разных бронзовых и медных гвоздей, молоток плотницкий, — так же шёпотом ответил Алёшка. — А зачем мы идём к тому фрегату вражьему? Что делать-то будем?

— Увидишь! Твоя задача — сперва подгрести кормой (где я сижу) к носовой цепи якорной, потом, как постучу по банке, к кормовой. Как ещё раз стукну — прижимаешься к самой корме галеона. Потом я там поныряю немного… После этого — по отдельной команде — возвращаемся обратно к «Королю». Всё понял? Только тихо надо всё делать! Поэтому — больше ни слова! Вернёмся — вот тогда и поговорим…

Вот он уже совсем рядом — чёрный и массивный корпус пиратского судна. Егор тихонько махнул рукой направо, показывая Бровкину правильное направление движения, покрутил в воздухе указательным пальцем, приказывая развернуться кормой.

Он ловко ухватился рукой за носовую якорную цепь, пропустил её себе под мышку, прижал крепко и замер, обеспокоенно поглядывая наверх. На борту фрегата мелькнул свет от толстой свечи, помещённой под специальный стеклянный колпак, послышалась неразборчивая английская речь. Дождавшись, пока огонёк свечи погаснет, а голоса окончательно стихнут, Егор, выждав ещё минуты три, гневно прошептал в Алёшкин адрес:

— Что пнём сидишь, морда глупая? Табань вёслами, табань! Держи лодку на одном месте! Мне теперь обе руки нужны…

Он плотно привязал к звену цепи, расположенному на полуметровой высоте над водами фьорда, одну шестикилограммовую картечную гранату, рядом — вторую, два раза стукнул костяшками пальцев по лодочной скамье. Алёшка дисциплинированно — кормой вперёд — направил лодку вдоль борта фрегата…

Когда и вторая якорная цепь была успешно оснащена гранатами, они подошли под самую корму вражеского корабля, украшенную деревянной фигурой — то ли гигантской русалки, то ли какой-то неизвестной богини.

— Крепко держись — обеими руками — за хвост девицы сей морской! — строго велел Егор, аккуратно спустился в холоднющую весеннюю воду норвежского фьорда, набрал в лёгкие максимально возможное количество воздуха, нырнул…

«Ага, это — вертикально расположенная стальная пластина рулевого механизма! — на ощупь определил Егор, продвинулся дальше — под корпус фрегата, чуть пошевелив ступнями, начал всплывать, упёрся руками в дно корабля: — Ага, вот бронзовый стержень руля, крепящийся к вертикальной пластине. Идёт, идёт, исчезает в железной трубе, мёртво вмонтированной в корпус судна… Какова величина зазора? Понятно-понятно…»

Егор осторожно и бесшумно вынырнул, отдышался, взял с кормовой лодочной банки несколько медных и бронзовых гвоздей разного диаметра и длины, шляпками засунул в рот, снова нырнул.

Первая и вторая попытки оказались неудачными: одни гвозди были избыточно толстые, другие болтались в зазоре — между штырём и внутренней стенкой трубы…

Только с третьей попытки удалось зафиксировать в зазоре два медных гвоздика. Он вынырнул — в очередной раз, взял в правую руку увесистый молоток, поднырнул под корму, примерился, слегка постучал по шляпкам гвоздей. Мягкая медь, расплющиваясь, начала намертво заклинивать рулевой механизм…

Уже откровенно страхуясь, чисто — на всякий случай, Егор нырнул ещё два раза и, в конечном итоге, вколотил между штырём и внутренней стенкой трубы ещё один гвоздь, бронзовый на этот раз.

Дрожа от холода, он влез в лодку и, мелко стуча зубами и сильно заикаясь, попросил Алёшку:

— Д-д-давай мес-с-стами п-п-поменяемся! М-м-мне с-с-согреться н-н-надо!

На обратной дороге грёб Егор, стараясь орудовать вёслами бесшумно, но одновременно и с усилием. Он даже уже наваливаясь на вёсла в полную силу, прогрёб по фьорду лишний добрый километр — за мирно покачивающийся на водной глади бриг, развернулся, снова вернулся к гостеприимному борту «Короля» и только там уже на совесть растёрся предложенной Бровкиным толстой холстиной, оделся в тёплую и сухую одежду.