Страж неприступных гор

— Ты с ума сошла, Рида?

— Нет. Только мне надоело слушать, что «я не буду в этом участвовать» или «держи меня от этого подальше», — спокойно объяснила она, снова вздрагивая. — Если подальше… значит, подальше.

Ее опять затрясло, и она снова начала смеяться.

— Лучше останься… — проговорила она, откидываясь на спину с зажатой между бедер рукой, трясясь как от смеха, так и от постоянно возвращающейся дрожи. — Если ты сейчас уйдешь… то не возвращайся… А-а-а! — вскрикнула она от боли. — Неллс!

Комендант Гарды шагал к ней через поляну.

Дыхание ее было глубоким и неровным. Она снова успокоилась.

— Я была пьяная, не заметила… — бессвязно пробормотала она, глядя в небо и прижимая ладонь ко лбу. — Нужно было накормить ее еще вчера… А теперь, если я ей не дам, она возьмет сама. Я что, должна перебить своих парней? Твоих? Никого другого здесь нет. Я все сделаю по-своему, она не будет мной командовать… Неллс! Э-эй! — Она коротко рассмеялась, поскольку в то же мгновение комендант Гарды схватил ее за волосы.

— Не смей уходить, — сказала она Китару.

Неллс посмотрел на капитана «Колыбели», словно о чем-то спрашивая, о чем-то предупреждая… А может, просто смотрел. Неожиданно дернув за волосы, он поволок вопящую капитаншу, которая схватила его за запястья, чтобы уменьшить вес волочащегося по земле тела. Весивший как две Риди, Неллс не слишком утруждался, направляясь к середине поляны, где ревела песни многочисленная группа матросов.

— Представление от мамочки, сынки!

К ним уже бежали головорезы из Гарды. Двое, трое, пятеро — похоже, все, кто был в лагере. Брыкающаяся и вопящая во все горло девушка вызвала некоторый интерес среди матросов, который перешел в шумное оживление, когда ее узнали.

Китар подошел к ближайшему дереву, оперся о него и на мгновение закрыл глаза, двумя пальцами сильно сжав переносицу. Потом заложил руки за спину и слегка покрутил головой, потираясь затылком о шершавую кору сосны.

В полукруге орущих пьяниц Неллс поставил Риди на ноги и с ходу врезал по лицу с такой силой, что она рухнула на колени, сплевывая розовую слюну. С трудом поднявшись, она получила удар с другой стороны и приземлилась на четвереньки. Она снова попыталась встать, но тяжелая лапа отбросила ее на спину. Из носа ее текла кровь. Она медленно перевернулась на живот, крутя головой, словно пыталась сообразить, где находится. Неллс взял у одного из гвардейцев бич и начал избивать визжащую женщину так, будто хотел убить. Удары бича прижимали ее к земле. Разорванная рубашка окрасилась красным, поперек ног расцвели рубцы, кровь текла по рукам, которыми она неловко пыталась прикрываться. Она хотела отползти, но вместо этого с трудом поднялась на четвереньки, содрогаясь от очередных ударов бича. Выгнув спину, она откинула назад голову — и даже далеко стоявший Китар увидел оскаленные зубы, залитые кровью губы и подбородок. Тяжело дыша, она тупо смотрела непонятно куда, в небо или на кроны деревьев. Неллс перестал ее бить. С хохотом и возгласами матросов слился сладострастный женский вой.

Пошатываясь, вперед двинулся раззадорившийся пьяный моряк с ремнем в руке. Он размахнулся, подогреваемый ревом товарищей. Ближе всего стоявший гвардеец развернулся и врезал ему кулаком в подбородок, да так, что несчастный отлетел назад. Он с трудом сел, опираясь на одну руку и держась другой за челюсть. Вопли стихли, и стали отчетливее слышны хриплые стоны полубесчувственной Риди, которая сидела, подвернув ноги, и, сунув руку в портки и зажав между бедер, судорожно раскачивалась туда-сюда. Гвардеец встал над поверженным моряком, указывая на него пальцем, но лицо его было совершенно спокойно, без каких-либо следов угрозы — так же, как и на физиономии Неллса, который, пройдя три шага, хлестнул матроса бичом, прочертив ему красную полосу наискосок по роже, а потом добавил еще. Толкаясь и ругаясь, все разбегались в стороны, поскольку бич Неллса не особо выбирал жертву. Матрос орал. Неллс пинком отшвырнул в сторону выпавший из его руки ремень и вернулся к капитанше, которая смолкла и, все еще дрожа, склонялась головой к земле, пока не застыла, зажав живот между ног и опершись лбом о траву. Из-под разорванной рубашки виднелись кровавые раны на спине. Неллс содрал остатки грязной тряпки, бросил бич гвардейцу, сам потребовал взамен него дубинку, схватил ее — и со всей силы ударил скорчившуюся девушку по почкам.

Ридарета взвыла.

Неллс бил где попало — по пяткам, спине, ногам, по заду. Он перестал лишь тогда, когда она снова напряглась, откинула голову назад и попыталась ползти — только попыталась, ибо судорожные движения ног не толкали ее вперед. На глазах распухала безвольно повисшая левая рука, видимо сломанная. Пальцы другой сжимали выступающий из земли корень. В напряженной, полной ожидания тишине слышалось ее хриплое дыхание. От боли или наслаждения она обмочилась — под выпяченным задом, между сучащими бедрами на серой ткани портков выросло большое мокрое пятно.

Неллс врезал дубинкой именно по этому месту. Толпа зрителей аж застонала.

Лишь одна Риди не издала ни звука. Напротив — хриплое дыхание мгновенно смолкло. Подброшенная ударом в промежность, Тюлениха застыла в странной судороге, словно превратившись в камень. Командир Гарды наклонился, схватил ее снизу за подбородок, оттянул голову назад и стиснул лапу, сжимая челюсти так, что открылся рот. Потекла слюна и кровь. Неллс копался пальцами внутри, словно что-то искал. Он добрался до языка — тот не был прокушен. Отпустив подбородок, он выпрямился. Голова упала, снова потекли кровь и слюна. Лицо Риди медленно опускалось в траву. Судорожно вздохнув, она начала бить ногами по мху, то подтягивая их, то снова распрямляя. Казалось, будто она умирает.

Ноги напряглись и застыли неподвижно. Дыхание снова смолкло.

Неллс поднял с земли разорванную рубашку и на всякий случай запихнул ее скомканный край в рот Риди, после чего снова взялся за бич. Стонущая сквозь грязную тряпку, не столько распластанная, сколько распятая на земле беременная женщина превращалась в окровавленный кусок мяса, на котором трудно было разглядеть хотя бы кусочек уцелевшей кожи.

Китар скреб кору спиной и терся затылком о ствол, крутя головой: вправо, влево, вправо…

На прозрачном, словно хрусталь, небе сияли звезды — все, что светили над Шерером. Лежавший возле отмели Китар смотрел на искрящуюся ленту, пересекавшуюся с другой, более короткой и менее отчетливой. Мягко шумело море. Он редко слышал его с берега, а жаль, ибо волны, рассекаемые форштевнем парусника, шумели совершенно иначе. Тоже приятно, но иначе.

Что-то случилось с Ридаретой. Он не знал что — она велела ему идти прочь, как и всем прочим. Ее оставили одну в папоротниках. Ближе к вечеру он снова услышал вой, но на этот раз никто не бил ее бичом, она что-то делала с собой сама. Что и зачем? Кто знает…

Похоже, не хотели заживать раны — так же, как и после сражения с отрядом посланника, когда ей вывихнули руку и тяжело ранили в живот. Она выжила после смертельных для любого — так он, по крайней мере, слышал — ран, однако сперва едва могла передвигаться, с трудом и болью, как любой раненый человек. Лишь несколько дней спустя, решив все свои дела с Деларой, она вернулась целая и здоровая.

Китар лежал возле отмели, слушая шум волн, глядя на звезды и перебирая пальцами острые стебли прибрежной травы.

Дальше, за отмелями, шумели кроны деревьев. Ридарете пришла в голову хорошая, очень хорошая мысль… Порой следовало высадить команду на берег, велеть парням закрыть разинутые рты и просто сказать: «Поживем в лесу». Зачем?

Он не знал зачем. Возможно, незачем. Было море, но был и лес. И каждый должен о том знать.

Неизвестно зачем. Возможно, незачем.

Моряцкий лагерь в лесу. В самом деле хорошая мысль. По-своему… красивая. Если только не заливать ее водкой.

Китар услышал неровные шаги по песку. Кто-то, вероятно, видел его вечером и показал, куда он ушел, поскольку она притащилась за ним, едва живая. Осторожно присев рядом, она шмыгнула носом, словно плача от боли.