Страж Порядка

– Чёрти что, – недовольно пробурчал «тесть». Наклонился, поднял с пола бутылку коньяка, показал Паше. – Будешь?

Получив отрицательный ответ, глотнул из горла, поставил коньяк обратно.

Манин терпеливо ждал, рассматривая полковника. На первый взгляд с ним всё в полном порядке. Такой же, как и прежде, уверенный в себе служака, в меру испорченный военным бытом. Нет, Мрак его не сломил. Василий Семёнович остался офицером старой закалки, а ещё добрым и любящим отцом.

– Паршиво получилось, Паша. Когда я понял, что твой Гидон не остановится ни перед чем, чтобы проникнуть на станцию, начал сам постоянно проверять караулы. И, знаешь ли, заметил одну странность. Мои солдатики с каждым днём чаще стали засыпать на посту. В караулке и в казармах пошли разброд и шатание. А милицейского внешнего оцепления иной раз вообще не было. Сплошное разгильдяйство, короче. Как чувствовал, что добром не кончится. Вот и произошло…

Он снова приложился к бутылке, крякнул и с наслаждением задымил толстой сигарой, живо напомнив Уинстона Черчилля. Кстати, в названии коньяка тоже значилось это имя. Манин заподозрил, что знаменитый премьер-министр входит в число кумиров Шпака.

– Что я только ни делал, – выпустив сигарный дым, продолжал рассказывать полковник. – Отсоединял магазины и штык-ножи, даже автоматы забирал у спящих часовых, снимал с поста, объявлял наряды вне очереди, сажал на «губу», бывало, отстранял от службы караул в полном составе – ничего не помогало. Хоть сам караульную службу неси. И ведь нёс. Ночами не спал. Зато оказался в нужном месте и в нужное время. Заметил на одном посту посторонних, рядом с часовым. Стоят себе, болтают миленько, ещё и покуривают в придачу. Вопиющее нарушение. Ну, я туда, и с ходу в крик: «Это что за бардак, мать твою растак?!» Они опешили вначале, но быстро в себя пришли. Развернулись ко мне, и тут вижу, что ребятки-то вооружены. Мало того, и мой солдатик направляет на меня автомат. Ну, думаю, дело швах. Не знаю, как успел среагировать. Упал на землю, покатился, пистолет выхватил. Пальба началась. Пока мог, отстреливался. Выпустил оба магазина, кого-то зацепил. Потом вдруг всё закончилось, а я оказался здесь. Вот, собственно, и вся история.

– Так… – Паша потянулся к бутылке и отхлебнул. Коньяк приятно согревал, но не пьянил. Интересный напиток изобрёл себе Шпак. Теперь понятно, почему он трезвый, несмотря на то, что наполовину опустошил созданную ёмкость. Ладно, если только первую. – И долго вы тут прохлаждаетесь?

– Достаточно, чтобы отгрохать этот дом и понять: вернуться обратно мне не светит. – Полковник помолчал, пристально глядя на Павла. Вдруг его жёсткий взгляд смягчился, потеплел. Губы тронула добродушная улыбка, и Василий Семёнович заговорил совершенно другим, умиротворённым тоном: – А знаешь, меня это нисколько не огорчает. В жизни я достиг всего, чего хотел. Даже смерть достойно встретил, как и мечтал, до конца исполнив служебный долг. И потом… Я всё время с Ксюхой. Ты представляешь? Всё время!

– Хорошо вам. Ни забот, ни хлопот. А меня, между прочим, ваши коллеги напрягают. Устроили шмон у вас на квартире. Записку нашли, которую вы мне писали. Вопросы всякие задают: а что? а почему? а зачем?

– Да? – перестав раскачиваться, Шпак подался вперёд. – Кто такие? Фамилии знаешь?

– Только одного. Подполковник Моисеев.

– Ааа, Отец Моисей, – Василий Семёнович откинулся на спинку кресла, и оно, тихо поскрипывая, закачалось вновь. – Это наш ответственный за чистоту рядов. Везде и всюду суёт свой нос, чтоб его…

– Между прочим, он упомянул, что вы имели неосторожность высказаться о Мраке и одержимых.

Скрип затих. Брови полковника удивлённо поднялись.

– Что? Ну, это уж слишком! – возмущённо проревел он.

– В каком смысле?

– В смысле, что я говорил об этом один-единственный раз в своей собственной канцелярии наедине с проверенным офицером.

Подскочив, Шпак нервно зашагал по залу. Остановился возле камина. Ярко полыхнул огонь, с новой силой весело выплясывая на дровах. Глядя на пламя, полковник задумчиво проговорил:

– Беседа у нас была приватная. Мне нужно было кому-то довериться, обзавестись помощником… Нет, тот майор не мог на меня донести. Даже если подумал, что я чокнутый. Слишком много мы с ним пережили вместе и через многое прошли. А раз не он, то… Вот дьявол! Этот Моисеев натыкал мне «жучков». Он меня прослушивал. Ну, гнида!

– Тогда понятно, почему он думает, что смерть Оксаны повлияла на вашу психику.

Шпак вдруг захохотал. Смеялся долго и заливисто, словно ему рассказали чертовски занимательный анекдот.

– Ох, выставят меня, Паша, умалишённым маразматиком, – похохатывая, выдавил Василий Семёнович. – Скажут, что сбрендил полковник на старости лет. Ему, мол, черти начали мерещиться, вот и открыл пальбу ни с того ни с сего по часовому и нескольким гражданским. А то и вовсе по одному часовому, тогда уж наверняка очернят.

Всё бы ему шутки шутить. Лично Манин ничего весёлого в этом не видел, о чём не преминул сказать:

– И вы так спокойно об этом говорите?

Повернув к Паше улыбающееся лицо, Шпак развязно бросил:

– Да бог с ними со всеми. Где они, и где я?.. – Заметив непонимание в глазах собеседника, вздохнул и, махнув рукой, снова отвернулся к огню, негромко пробормотав: – Поймёшь потом, когда твоё время придёт.

Рассказ Шпака не давал полного представления о том, что на самом деле произошло на станции. Ну, потерял бдительность караул, ну появились посторонние на посту. Возможно, вступили в сговор с часовым, подкупив его или ещё каким-то путём перетянув на свою сторону. Это понятно. А какова была цель проникновения? Ведь явно не из праздного любопытства пришли туда вооружённые люди. И что было потом, когда полковника настигла вражеская пуля? Кто знает, может, диверсия удалась, и сейчас радиоактивное облако уже накрывает район. А власти во избежание паники помалкивают в тряпочку.

Впрочем, нет. Тогда бы Манин не встретился с Моисеевым. Вряд ли тот, зная всю подноготную, останется на верную смерть в обречённом городе. Он же не враг себе. Хотя, облако может и в другую сторону отнести… А почему бы не спросить самого Моисеева? Раз он ведёт расследование происшествия, то знает все детали. Можно получить информацию из первых рук.

Судя по тому, что сущность подполковника долго не объявлялась в Зыби, спать он ложился поздно. Паша снова и снова рисовал его воображаемый портрет, начиная терять надежду встретиться, решив, что на долю бедолаги Моисеева выпала бессонная ночь. Но приложенные усилия не пропали даром. С двухсотой или трёхсотой… да бог его знает, какой попытки, он увидел фээсбэшника сидящим с удочкой на берегу широкой речки.

– Клюёт? – встав за спиной, задал самый банальный вопрос.

Моисеев обернулся, смерил опера недовольным взглядом. Узнал, нахмурился ещё больше. «Тебя мне только не хватало», – читалось в его глазах. Вместо этого спросил:

– Ты что тут делаешь?

– Порыбачить пришёл, – Манин быстро создал себе дождевик и удочку. – Позволите присоседиться?

Не дожидаясь ответа, присел на перевёрнутое ведро рядом с ошалевшим от его наглости подполковником, размотал леску и насадил на крючок жирного червя. С характерным посвистом грузило, прочертив по воздуху пологую дугу, плюхнулось в воду где-то далеко-далеко, едва ли не на середине реки.

– Кто ж так забрасывает, – усмехнулся Моисеев. – Как теперь узнаешь, клюёт или нет? Тебе же поплавка не видать.

– А это что? – Павел показал на реку.

Повернув голову, Моисеев ахнул: на воде покачивался здоровенный буй. Ну и поплавок! Такой только акула утопит. Хотел сказать об этом Манину, но тот опередил, уводя разговор в другое русло:

– Вам удалось выяснить, что со Шпаком произошло? Почему его застрелили?

– Не до конца, – нахмурился фээсбэшник. – Часовой говорит, что задержал четырёх неизвестных, пытавшихся проникнуть на пост. Пока разбирался с ними, появился Шпак, который сразу начал стрелять. Неизвестные открыли ответный огонь и убили полковника.