Страж
Шрифт:
Дамас, внимательно вглядывался в его лицо и не понимал, отчего оно такое серьёзное и почему всхлипывает мать, беспрестанно промакивая платочком глаза.
– Ты стал взрослым, – повторил отец, – и тебе пора выбирать свой путь. Я не знаю какой он будет и куда тебя приведёт, но одно могу сказать точно: путь этот будет нелёгок. Начало его здесь, – отец обвёл взглядом тесную комнатку, – но лишь от тебя самого зависит где и как ему суждено закончиться…, – он задумчиво помолчал и добавил, – это, – он не глядя указал в сторону свитка, – мой тебе подарок. Распорядись им правильно.
Больше Дамас его никогда не видел…
Двери залы мягко отворились. На пороге стоял Гуго де Пейн. Перед собой на согнутых руках он держал какой-то свёрток. Гуго медленно прошествовал вперёд и, сделав пару шагов, отошёл в сторону, пропуская кого-то. Вслед за ним в зал вошла фигура в монашеском одеянии. Лицо вошедшего скрывал глубокий капюшон. Впрочем, все эти таинственные меры были излишними и являлись скорее частью некоего ритуала, поскольку в фигуре без труда угадывался старый знакомый – аббат Бернар из Клерво. Дверь также бесшумно закрылась.
Дамас встал. Процессия прошествовала вдоль комнаты и остановилась напротив алтаря.
– Сим полагаю начало инициации адепта Ордена рыцарей Храма Господня, раба Божьего Дамаса Бонне, – торжественно объявил монах, – преклонись, сын мой!
Дамас опустился на колени и смиренно склонил голову.
– Перед обрядом посвящения тебе надлежит ответить на некоторые вопросы. Готов ли ты, сын мой?
– Да.
– Является ли добровольным твоё решение о посвящении в ряды рыцарства? И действуешь ли ты без принуждения и без всякого злого умысла?
– Да.
– Согласен ли ты впредь жить в строгости и почитании Законов Божьих?
– Да.
– Согласен ли ты посвятить себя превознесению слова Божьего и борьбе с врагами сына Девы Марии, не жалея жизни своей?
– Согласен.
– Готов ли ты помогать страждущим и обездоленным на всём пути, что уготован тебе, не в угоду честолюбия своего, но только лишь во имя Господа?
– Да, – прошептал Дамас одними лишь губами.
– Твои слова честны, а помыслы чисты? – продолжил вопрошать монах, – ибо всё сказанное тобой, сказано пред лицом не нашим, но перед Богом.
– Да.
– Надень эти одежды, сын мой, – священник указал на, стоявшего рядом Гуго, – и пусть будут они тебе напоминанием об этом дне и произнесённой тобой сегодня клятве.
Дамас молча облачился в белую тунику, предложенную ему Великим Магистром.
– А теперь, – подытожил священник, скидывая с головы капюшон, – помолимся Господу!
Странная то была утреня: священник проводил литургию в практически пустом зале. Из прихожан здесь были только двое: рыцари, облачённые в белые длинные плащи. Будто растекающиеся пятна крови, на груди каждого из них алели большие ярко-красные кресты.
Глава 3
Монсегюр
Несмотря на довольно ясный день, в помещении царил полумрак – солнечные лучи с трудом пробивались сквозь небольшие окошки-бойницы. Посреди комнаты стоял тяжелый деревянный стол. За столом, напротив друг друга, сидели двое. Один из них (явно только что с дороги) с аппетитом уплетал деревянной ложкой наваристую горячую похлёбку. Второй, улыбаясь, смотрел на него, немного подавшись вперёд.
– Рад тебя видеть, брат Годфруа! – вставил Гуго,
не переставая улыбаться.– Угу-угу, – закивал тот в ответ (набитый рот не располагал к велеречивости, а оторваться от трапезы и вовсе уж было невозможно).
– Ешь-ешь! – засмеялся Гуго, – не обращай на меня внимания!
Годфруа что-то промычал в ответ и ещё усерднее налёг на еду. Минут через пять, расправившись с содержимым миски и огромным куском хлеба, поданным ему к обеду он, с шумом выдохнул и, блаженно закрыв глаза, отвалился от стола.
– Наелся? – усмехнулся Гуго, – иль ещё распорядиться?
– Ну нееет! – замотал головой Годфруа, – а то так и лопнуть можно. Премного благодарен, господин Великий Магистр! – он, не вставая со скамьи, поклонился, прижав руку к сердцу.
– Не стоит, брат. – Усмехнулся Гуго, – ну, теперь выкладывай: что тебя ко мне привело? Да ещё в такой спешке?
Годфруа кивнул и вытащив из-за пазухи письмо, протянул его собеседнику.
– Вот это.
Гуго взял из рук свиток, перевязанный грубым льняным шпагатом и, сломав печать, углубился в чтение.
«Сын мой! От всего сердца приветствую тебя. Отметаю все лишние слова и немедленно сообщаю тебе свою просьбу: мне срочно необходимы трое, наиболее искусно владеющих мечом, воинов. Не спрашивай меня зачем – объяснимся при встрече. Более сообщить ничего не могу, потому как доверять пергаменту такие сведения недопустимо. Поторопись, молю тебя! И да поможет тебе Бог!
Аббат Бернар из Клерво
1129, 10.III
– Что это? – спросил Гуго, подняв хмурый взгляд на Годфруа.
– Не спрашивай, – замахал руками тот, – я знаю не больше твоего. Я-то письма не читал.
– Небольшое преимущество, – задумчиво проговорил Гуго, протягивая ему свиток, – на вот – прочти.
– Что скажешь? – спросил он, когда Годфруа поднял глаза, изучив пергамент.
Тот, непонимающе помотал головой.
– Где он его тебе вручил?
– В Тулузе, – ответил Годфруа, – а ждать он будет нас в местечке под названием Лавлане. Так он сказал.
«Три дня», – мысленно прикинул Гуго. – Сержант!
Дверь распахнулась и в келью ввалился перепуганный стражник.
– Сержант! Вызови ко мне братьев Роланда, Дамаса и Жака де Онье! И поторопись! Стой! – Гуго окрикнул, уже метнувшегося выполнять приказ, стражника, – передай, чтобы подготовили…, – он вопросительно посмотрел на Годфруа, – ты с нами?
Тот утвердительно кивнул.
– Чтобы подготовили десять самых лучших лошадей и провизию на три дня пути на пятерых путников. Живо!
Стражник поспешил удалиться.
– Может тебе лучше отдохнуть? Выспаться? – поинтересовался Гуго.
– Отосплюсь в могиле, – отмахнулся Годфруа.
Дорогу, которой отводилось три дня, удалось осилить чуть раньше – к исходу второго дня пути на горизонте показалась очередная его веха – Фуа, а уж оттуда и до конечной цели рукой подать. Впрочем, это было и неудивительно, потому как пыли ещё не было (а надо ли говорить, как утомляет пыльная дорога!), но и распутицы особенной не отмечалось. Свежий весенний воздух (ночами, надо сказать, чересчур свежий) располагал к скорейшему завершению их неожиданного путешествия.