Стража Колдовского мира

Крепко прижимая к груди покупку, она протиснулась сквозь рыночную толпу и направилась домой на склад. Симонда не было дома, он ушёл с картой к капитану корабля, но Трусла даже обрадовалась, что осталась одна.

Усевшись на одну из двух табуреток, которыми был обставлен их закуток, она закрыла отдёрнутую занавеску, чтобы никто за нею не подглядел, а на другую, за отсутствием стола, поставила кувшин. Протянув руку, чтобы снять крышку, она вдруг передумала и опустила её на табуретку. Ей расхотелось немедленно проверять правильность догадки, и она просто отдалась воспоминаниям.

Ей вспоминался пологий песчаный склон, озарённый луной — песок всколыхнулся, и из него возникла та, кого Трусла иногда видела в неясном сне, мечтая встретить вновь. Ксактоль — сестра-песок, как она назвалась; после встречи с нею у Труслы пробудилось желание видеть существо, непохожее на тех, кто её окружал. С тех пор Трусла с большой осторожностью и сама начала понемногу экспериментировать.

После её возвращения с Симондом, который спас её и сам был спасён ею от гибели, колдуньи пожелали девушку испытать; заполучив чужестранку из Торовых болот, они сгорали от нетерпения, желая как можно скорее выяснить, какими силами или талантами обладают люди её племени. Но колдуньи в ту пору уже не были так всевластны, как прежде, а Трусла, выйдя замуж за Симонда, утратила для них часть интереса. Но в душе она не сомневалась, что сестра-песок пробудила в ней способности, которые она и сама ещё не успела до конца осознать.

Трусла вспомнила, как однажды они отправились с Симондом порыбачить — то есть рыбачил, конечно, Симонд, а она тем временем знакомилась с островком, на который он её привёз, — и там она наткнулась на участок, покрытый серебристо-серым песком. Тот песок не вызвал у неё того же ощущения, но что-то её притягивало.

Она стала рисовать на его поверхности узоры, которых не могла раньше знать, хотя считалась искусной ткачихой. Узоры навели на неё дрёму, ей запомнилось, что во сне она тогда сделала что-то очень значительное. Но когда она очнулась, услышав голос Симонда, увидела только гладкий песок без всяких рисунков, и от сна осталось лишь ощущение какого-то важного свершения.

И вот перед ней кувшин с песком. Если вдруг окажется, что это песок из Тора, то как следует ей поступить?

— Трусла! — Голос Симонда вернул девушку в настоящее.

Занавеска шевельнулась, но Трусла знала, что Симонд не отодвинет её без разрешения. Она проворно убрала кувшин, спрятав его среди своих вещей. Она сама не знала, зачем нужно скрытничать, но в душе что-то подсказывало ей, что до поры об этом никто, кроме неё, не должен знать.

Трусла отодвинула занавеску и увидела перед собой улыбающегося Симонда. Он поцеловал её в щёчку и, растянувшись на койке, усадил рядом с собой.

— Все! Ни молотков больше, ни пил, ни грязь месить в тяжёлых сапогах! — продекламировал он почти как стихи. — «Разрезатель волн» кончил грузиться и, по словам капитана, готов отчалить. На рассвете выберемся из этой бездонной грязи и поплывём к месту назначения.

Трусла понимала его воодушевление, и она старалась разделить настроение Симонда. Но в душе опасалась, что никогда не сумеет стать настоящей морячкой. Корабельные каюты так тесны, что даже тот закуток, в котором они сейчас жили, казался по сравнению с ними просторным, как хоромы. Она мысленно порадовалась, что удосужилась вчера перестирать и прополоскать в душистых травах всю одежду, кроме той, что на них надета, а Симонд, не жалея сил, потратил много часов, чтобы начистить кольчуги и наточить мечи, так что теперь клинки были острыми, как бритва.

Сияющая улыбка на его лице немного померкла, когда ему пришлось сообщить огорчительную новость:

— Все хорошо, сердце моё, если бы не одна загвоздка. Из-за того, что мы берём с собой латтов, всем пришлось потесниться. Для меня и Оданки нашлись только подвесные койки в каюте помощника, а у тебя в каюте будет жить шаманка.

Нечто подобное она ожидала. Для Фрост в соответствии с её высоким положением устроили отдельную комнатку, отделив перегородкой часть капитанской каюты, остальным же приходилось довольствоваться тем, что было.

— По-моему, эта северянка — покладистая женщина, — сказал Симонд.

Он уже не лежал, а сидел рядом с Труслой, тревожно заглядывая ей в лицо.

— Другое дело, если бы тебе досталась ведунья, с которой советуется Мангус.

Трусла рассмеялась:

— В этом случае я, наверное, предпочла бы путешествовать пешком. Пошла бы себе по бережку, а потом по льду, там он толстый, авось бы выдержал. Ничего! Мне тоже кажется, что мы с шаманкой поладим. Вот только, — воскликнула она, изо всех сил обняв мужа, — жаль, что мне придётся мёрзнуть в постели, потому что рядом не будет Симонда!

— Так же, как и мне, дорогая! А теперь давай приниматься за сборы!

Некоторым утешением для Труслы послужила только сила его ответного объятия да глухой тон точно вдруг севшего голоса.

Отплытие из Коринта произошло отнюдь не тихо и незаметно. На проводы явилась процессия женщин во главе с предводительницей в зелёном одеянии, которые били в бубен, свистели и завывали, так похоже изображая звуки разбушевавшейся бури, что если закрыть глаза, то можно вообразить, что находишься в открытом море.

Но и латты не ударили лицом в грязь перед усердием салкарок, старавшихся снискать кораблю покровительство высших сил; в отличие от последних, у латтов главными действующими лицами выступали мужчины, которые пели и плясали, потрясая копьями и боевыми топорами, словно собираясь на битву. Их богатырь, ставший избранником высшей силы, пришёл, нагруженный двумя тюками, — к одному был привязан его меч, из другого высовывались, трепеща на ветру, разноцветные перья, Трусла решила, что в нём должны находится пожитки шаманки. У той на левой руке уютно примостилось какое-то пушистое существо, которое то и дело вертело кругленькой головёнкой, как бы стараясь высмотреть сразу что только возможно.

Латты опустились на колени и дружно заголосили, их печальные клики не могли оставить равнодушными даже тех, кто не принадлежал к их племени. Затем они все сразу встали и теми же стройными рядами повернулись спиной к кораблю, как будто им не подобало смотреть на отъезд шаманки и воина.

Она тоже не обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на остающихся, а спокойным шагом поднялась на борт корабля, неся на руках странное маленькое существо. Ни на шаг не отставая, за нею следовал Оданки. У Труслы закралось сомнение. Одно дело — делить каюту с другой женщиной, но если женщина берет с собой домашнее животное…

Но сейчас они остановились через несколько человек от неё, наблюдая, как отдают швартовы, но вот под крики провожающей толпы, которая так громко желала им удачного путешествия, что заглушила даже возгласы ведуньи со свитой, корабль вышел в открытое море.

Немного поколебавшись, Трусла обратилась к своей спутнице:

— Здравствуй, премудрая! Наша каюта находится вон там.

Устремив на неё внимательный взгляд угольно-чёрных глаз, женщина кивнула. Очутившись вблизи, Трусла могла наконец хорошенько рассмотреть, что за создание сидит на руках у шаманки. Сначала она приняла его за младенца, плотно завёрнутого в меха, из которых виднеется только нос и чёрные глазёнки.