Стража! Стража! (авторский сборник)

— Мы, э-э, а мы думали, — главный убийца тщательно подбирал слова, — что др… король за прошедшие недели как-то уже определился с этим вопросом.

— А, ничего хорошего, знаете ли. Ничего хорошего. Бродячие собаки и тому подобное, — Воунз закоченелым взглядом смотрел на стол. — Теперь, когда он стал королем, подобные паллиативы более для него неприемлемы.

Молчание нарастало, уплотнялось и обретало фактуру. Советники думали изо всех сил, в особенности об обеде, который только что съели. Большей концентрации умов способствовало появление огромного бисквита с горой взбитых сливок.

— Э-э, — выговорил наконец торговец, — а как часто король бывает голоден?

— Он всегда голоден, — отозвался Воунз, — но ест только раз в месяц. По сути, это не еда как таковая, а ритуал.

— И, э-э, — в разговор вступил главный убийца, — и когда король в последний раз, э-э, ел?

— К сожалению, вынужден сказать, что он не ел по-настоящему с тех самых пор, как прибыл сюда, — ответствовал Воунз.

— О!

— Вы должны понять, — Воунз отчаянно крутил в руках деревянный нож, — что прятаться за углом, подстерегать жертву — это все приличествует разве что какому-то заурядному убийце…

— Я бы попросил… — начал главный убийца.

— Заурядному, еще раз подчеркиваю я… Так вот, это… это не приносит… не приносит удовлетворения. Самая суть питания его величества заключается в том, что оно должно быть… должно быть актом единения между королем и подданными. Оно должно укреплять связь между короной и обществом, — добавил он.

— А конкретный характер пищи? — главный вор говорил так, как будто слова душили его. — Речь идет о юных девственницах?

— Глупейший предрассудок, — пожал плечами Воунз. — Возраст несуществен. Но, разумеется, семейный статус играет роль. А также общественное положение. Наверное, это как-то влияет на вкус. — Он наклонился и заговорил уже другим голосом — полным боли, настойчивым и, как им показалось, в первый раз за все это время своим собственным. — Пожалуйста, задумайтесь об этом! — прохрипел он. — В конце концов, это ведь всего раз в месяц! В обмен на столь многое! О семьях людей, полезных королю, таких как вы, особо верных, вопрос даже не будет подниматься. А когда вы обдумаете все альтернативы…

Все альтернативы они не обдумывали. Обдумывания одной из них вполне хватало.

Воунз говорил, а вокруг тем временем сгущалось сосредоточенное молчание. Они избегали смотреть друг другу в глаза, из страха увидеть там отражение собственных мыслей. Каждый думал: «Сейчас кто-нибудь (не я) обязательно выскажется, выразит протест, и тогда я пробормочу что-нибудь в поддержку, нет, это нельзя будет истолковать так, словно я что-то действительно СКАЗАЛ, я ведь не такой дурак, но пробормочу я очень твердо, так что ни у кого не останется никаких сомнений — я действительно не одобряю это, потому что в такие моменты любому человеку чести подобает почти встать и почти сказать, чтобы быть почти услышанным…»

Но никто не произнес ни слова.

«Вот трусы», — подумал каждый.

И никто не прикоснулся ни к пудингу, ни к поданным напоследок шоколадным конфетам толщиной с кирпич. Красные, мрачные, они лишь молча внимали монотонному жужжанию Воунза, а когда обед закончился, постарались как можно быстрее разойтись, так чтобы не пришлось разговаривать друг с другом.

То есть так поступили все, кроме главного торговца. Так получилось, что он вышел из дворца вместе с главным убийцей, и они шагали по улице бок о бок. Президент Гильдии Купцов и Торговцев старался смотреть на хорошую сторону медали. Он всегда был одним из тех запевал, которые вселяют в людей бодрость, когда дело — полный швах.

— Ну и ну, — покачал головой он. — Значит, теперь мы самые верные. Даже забавно.

— М-м-м-м-м, — промычал убийца.

— Интересно, в чем разница между самым верным и просто верным? — громко сказал главный торговец.

Убийца осклабился.

— Если ты самый верный, то все сожрешь и не подавишься.

Он вновь уставился себе под ноги. Что не выходило у него из головы, так это прощальные слова Воунза. Которые были произнесены, когда главный убийца пожимал руку секретарю патриция. Интересно, услышал ли их еще кто-нибудь? Вряд ли… они были скорее формой, чем звуком. Воунз просто шевелил губами, не отрываясь глядя в загорелое от лунного света лицо убийцы.

«Помоги. Мне».

Убийца поежился. Почему Воунз обратился именно к нему? Насколько он знал, есть только один вид помощи, которую он может квалифицированно оказать, и очень немногие просят оказать ее им самим. В большинстве случаев люди выкладывают кругленькую сумму, чтобы эту помощь оказали в виде сюрприза кому-то другому. Что творится с Воунзом? Почему любая альтернатива кажется ему лучше, чем?..

Воунз остался один в темном зале, похожем на опустевшее поле боя. Он ждал.

Можно было бы попробовать убежать. Но он опять найдет его. По запаху его сознания. Он достанет его повсюду.

И сожжет. Это еще хуже. Так, как он поступил с братьями. Быть может, это мгновенная смерть, то есть НА ВИД она кажется мгновенной, но Воунз провел долгие бессонные ночи, задаваясь вопросом: а что, если эти последние микросекунды каким-то образом субъективно растягиваются в раскаленную добела вечность, когда каждая частичка твоего тела превращается в мазок плазмы, и ты посреди всего этого жив?..

О НЕТ. ТЕБЯ Я НЕ СОЖГУ.

Это не телепатия. Насколько Воунз понимал, телепатия — это когда ты слышишь чей-то голос в голове.

Он же слышал этот голос всем телом. Вся его нервная система, как тетива лука, отозвалась и натянулась при звуках этого голоса.

ВСТАНЬ.

Дернувшись, Воунз вскочил, перевернув стул и ударившись ногой о ножку стола. Когда голос начинал говорить, он контролировал свое тело ровно в той же степени, в какой вода контролирует силу тяжести.

ПОДОЙДИ.

Походкой зомби Воунз двинулся к дракону.

Крылья, не торопясь и время от времени поскрипывая, принялись разворачиваться, пока не заполнили собой весь зал. Кончик одного крыла проткнул окно и теперь проветривался на свежем воздухе.

Медленно и чувственно дракон вытянул шею, зевнул. Покончив с этим, он неспешно повернул голову, и она оказалась всего в нескольких дюймах от лица Воунза.

ЧТО ОЗНАЧАЕТ «ДОБРОВОЛЬНЫЙ»?

— Это, э-э, это означает, когда человек делает что-то по собственному выбору, то есть сам, без принуждения, — ответил Воунз.

НО У НИХ НЕТ ПРАВА ВЫБОРА! ОНИ БУДУТ УВЕЛИЧИВАТЬ МОИ СОКРОВИЩА, ИЛИ Я ИСПЕПЕЛЮ ИХ!

Воунз набрал в рот побольше воздуха.

— Да, — начал он, — но вы не должны…

Беззвучный рев ярости закрутил его на месте.

НЕТ НИЧЕГО ТАКОГО, ЧЕГО Я НЕ ДОЛЖЕН!

— Нет, нет, нет! — завизжал Воунз, хватаясь за голову. — Я не это имел в виду! Поверьте! Просто так было лучше сказать, и все! Лучше и надежнее!