Страждущий веры

Я надела башмаки поудобней и плащ потеплей: идти долго, скорее всего, придётся. И не по нахоженным дорогам, а по кривым лесным стежкам, через бурелом и трясину. Вёльвы кочуют, редко на одном месте засиживаются. Люди их рядом с собой не терпят, вот они и прячутся в укромных закутках и не тревожат никого без дела.

Вейас хмурился одним глазом, а вторым ещё спал. Плёлся за нами безучастно. Наверное, на авантюру тоже только из вежливости согласился. Молчал. Даже про папу не спрашивал, хотя стоило поговорить, учитывая, как они поругались. Но вытягивать из него слова не было сил. Пускай сами разбираются. Тем более тут я всецело на папиной стороне.

Шли долго через старый восточный лес, который селяне уважительно именовали Дикой Пущей, дремучий и древний, почти как сам мир. Пробирались через поваленные сосны, протискивались между колючими лапами молодых елей, прыгали по скользким после дождя кочкам, боясь увязнуть в болотной жиже. Только ближе к полуночи на краю небольшой поляны учуяли тягучий запах горящих можжевеловых веток и заметили рыжевато-алые отблески костра.

Нянюшка подобрала юбки и, стараясь ступать как можно тише, пошла вперёд. Мы с братом тревожно переглянулись и двинулись следом. Боязно с вёльвой встречаться, да ещё ночью посреди прожорливых лесных топей. А вдруг она от обиды на папу нас зачарует и в трясину заманит? Утопимся — вот и вся перемена судьбы будет.

Над головой басовито ухнула белая неясыть. Я зажала рот рукой, чтобы не закричать и тут же споткнулась о сухой сук. Треск огласил поляну эхом. Нянюшка обернулась и укоризненно покачала головой. Какая ж я неуклюжая трусиха!

— Кто здесь? — донёсся от костра знакомый скрипучий голос. — Дух или человек, не таи злые помыслы в ночи!

— Мы из замка. По нужде. И не мыслим ничего дурного! — отозвалась нянюшка и споро поманила нас за собой.

Вейас пошёл первым. По-моему, присутствие вёльвы ему было так же безразлично, как и дорога через дремучий ночной лес. А вот меня уже ощутимо потряхивало. Спину будто прожигал тёмный, исполненный ненависти ко всему живому взгляд. Неясыть? Жуткая птица!

Озираясь по сторонам, мы вышли к костру. Рядом на скорую руку был поставлен небольшой шалашик, накрытый еловыми лапками и ещё свежим зелёным мхом. Белоглазая карга стояла у костра чуть поодаль и помешивала берёзовой палкой бурлящее варево в огромном чёрном котле.

— Зачем явились, горемычники? — спросила она, не отрываясь от своего занятия. Отблески пламени плясали по её лицу, облекая его в причудливо изломанную маску.

— Хотели судьбу переменить, о дальноглядящая! — нянюшка встала на колени и коснулась лбом земли.

Мы с братом недоуменно пожали плечами. Нянюшка укоризненно покосилась на нас, подошла и надавила на плечи так, что нам тоже пришлось поклониться. В пояс, конечно, не в землю. Это было бы слишком. Рыцари ордена даже перед королями не кланяются.

— Простите их. Молодые ещё совсем, глупые, — смиренно попросила нянюшка.

— Их отец тоже молод и глуп? — вёльва криво усмехнулась тонким, изъеденным морщинами ртом. — Не оправдывайся, не стоит. Я хоть и слепая, но прекрасно вижу, куда мир катится. Повсюду гордыня, святотатство и лицемерие. Даже орден, хранитель древнего знания и божественного дара, утратил веру. А без веры мы ничто. Пожираем сами себя, как великий змей Йормунганд. Вот уже и с людьми войну затеяли, хотя боги наказывали не проливать человеческой крови и сражаться лишь с демонами. Седна гневается, Хозяин Вод пропал, и некому усмирить её крутой нрав. Чую, беда грядёт. Да такая, какой этот мир ещё не видывал.

— Что, хуже нашествий демонов? — вырвалось у меня против воли. Вёльва сверкнула белесыми глазами. Я зажала руками рот, чтобы не ляпнуть ещё какую-нибудь глупость.

— Демоны, которых мы знаем, лишь слабый отголосок. Да и насколько мы, люди, отличаемся от них? Они лишь другой народ, борющийся за выживание и территории, как и мы.

Вот это настоящее святотатство — за такие речи орден на костёр отправлял. Нет, не может такого быть. Это мы, те, кто с даром, как демоны, а остальные… просто люди. Какая ж я глупая! Сколько всего не знаю и не понимаю, а хотелось бы… Но сейчас лучше молчать. И без того себя дурой выставила.

— Давайте подарки, — шепнула нянюшка, когда молчание стало в тягость.

Вейас с лязгом выхватил из ножен меч и замахнулся. На несколько шальных мгновений мне показалось, что он хочет отрубить старухе голову. Но он опустил клинок и протянул его вёльве. Я достала из-за пазухи свою вышивку и сделала то же самое.

— Никудышное оружие от никудышного воина, — расхохоталась сухим каркающим смехом старуха. Вейас фыркнул и отвернулся. — И безыскусное рукоделие от бездарной бледной мыши?

Я затаила дыхание от бешенства. Ведь она даже узора не видела! А он получился. Настоящий. Живой. С душой. Особенно глаза… Как те, что я во сне видела. Больше ни у кого таких нет! Пришлось до крови впиться ногтями в ладони, чтобы не ответить — так хотелось высказать всё, что я думала по поводу её бредней. Нет, папа уже достаточно ей надерзил.

— Не поможете?! — нянюшка упала на колени и поползла к вёльве, горестно заламывая руки. Зачем так унижаться? Хотелось поднять её на ноги и поскорей увести от демоновой карги. Мерзкая злобная тварь!

— Умоляю, я всё отдам, только смилуйтесь, — нянюшка достала из-за пазухи бронзовый обручальный браслет и вручила его вёльве. — Это всё, что осталось от моего суженого. Мы так и не успели пожениться — он погиб во время нашествия.

Вёльва с интересом вертела в руках украшение. Не слишком искусное. Бронзовый браслет на свадьбу — всё, что могли позволить себе простолюдины. Мы же носили серебряные, хотя могли купить и золото, но традиции не позволяли. Мы должны помнить, что хотя и не подчиняемся королям и можем быть намного богаче их, а всё же они стоят выше нас.

— Желаешь разорвать связь с любимым ради чужих детей? — в голосе вёльвы не осталось былой надменности и презрения, звучал лишь живой интерес: — Зачем? Разве они твоя кровь?

— Что мне давно утраченная любовь? — нянюшка громко всхлипнула и, вскинув голову, посмотрела так, как не всякая госпожа умела: — Да и найду ли я её на том берегу Черной реки? Кто знает, что будет после смерти? А эти дети мне как родные. Я видела, как они родились. Слышала их первый крик и первое слово. Носила их к кормилице. Помогала сделать первые шаги. Не спала ночами, когда у них болели животики и резались зубки. Лечила и выхаживала, когда хворали. Успокаивала сказками, когда их мучили кошмары. И что, что в них нет моей крови? Для меня они ближе, чем родные. Не хочу, чтобы они умерли, так и не пожив толком. Пусть даже это будет стоить мне любви и самой жизни.

Да как же?.. Я знала об этом, и всё равно слышать такие слова было не по себе. Как ножом по сердцу. Она как мама, которую я никогда не знала. Моя душа! Я пихнула брата в бок. Мы помогли нянюшке встать и крепко обняли. Пускай ничего не выйдет, но я всегда буду помнить её слова.

Поднялся ветер, всколыхнул пламя до самых небес, заставив тёмное варево пениться и выкипать из котла.

— Надо же! — удивилась вёльва. Поколдовала над костром, и пламя опало. — Что ж, будь по-твоему, раз на то воля богов.