Страждущий веры

О, милостивые боги, я же единственная жалкая человечка посреди потустороннего буйства! Страх прошёлся по коже ледяным ознобом. Я попятилась обратно к арке, но духи уже заметили меня. Они спешили наперерез, протягивали руки, что-то кричали — я не понимала ни слова — и толкали во все стороны. Всамделишнее жертвоприношение — духи раздерут меня на части!

Я упала ничком, сжалась в комок и закрыла голову руками. Кто-то в последний раз пнул меня ногой и всё стихло. Зашелестела одежда, послышался раскатистый рык. Любопытство пересилило страх — я подняла голову и встретилась взглядом с ярко-синими глазами посреди налепленной на морду белой маски. Огненный зверь! Он шёл медленно, принюхиваясь к напитанному смолистыми запахами воздуху. Я поднялась и побежала навстречу. Духи жались в стороны, пугливо поглядывая то на меня, то на зверя.

— Это ты! Я так боялась, что ты не ходишь по нетореным тропам, — я гладила полыхающую рыжим шерсть — его огонь был тут единственным земным, тёплым и близким. Зверь раздувал ноздри, смотрел растерянно, а потом рыкнул с неодобрением. Духи бросились врассыпную. Он злится? На меня? Да, я много чего неправильно сделала за последнее время: потворствовала обманам Вейаса, погубила Айку, задурила голову Петрасу… Я шмыгнула носом, но рук не отняла. Пускай карает, раз считает, что я заслужила.

Зверь встал на задние лапы, вытянулся во весь свой огромный рост и рванул зубами завязки моего плаща. Ветер подхватил его и унёс. Зверь удовлетворенно заурчал. Что-то во мне изменилось: голова отяжелела, а одежда стала свободнее. Да на мне же мамино свадебное платье, и волосы снова отросли! Густые и пышные, они доходили почти до середины бёдер и укрывали спину тёплой шалью. Похоже, ему не понравился мой мужской облик. Я засмеялась: такой грозный и такой щепетильный!

Зверь обнял меня за талию и закружил вдоль костров. Стремительно, аж дух перехватило. Я прижималась всё туже к огненной шерсти. Она не обжигала — ласкала нежной теплотой. Зверь оторвался от земли и понёс меня по воздуху над кострами. Он двигался с такой страстью, и казалось, тоже наслаждался празднеством.

Духи наблюдали за нами. Страх разошёлся между ними зыбким дымком. Все до единого пустились в пляс: смеялись, прыгали через костры, подбрасывали друг друга в небо. Словно ликовали. Что их воодушевило?

Мы остановились отдышаться. Я села прямо на мостовую, зверь опустился рядом на все четыре лапы. Я заглянула в его умные глаза, провела ладонью по косматой морде и жёстким длинным усам.

— Я скучала. — Зверь согласно рыкнул. Противоречивые чувства так сильно переполняли меня, что я залепетала, как в детстве: — Я много всего увидела… Мир такой большой, в нём столько горя и страданий, и кажется, что ничего не имеет смысла: любовь и женитьба, рождение и смерть, борьба и милосердие — всё пустое без тебя. Я встретила одну девочку, единоверку. Они не верят в вас, — я указала на толпу духов. — Они верят во что-то странное, своё, я не до конца поняла, но девочка сказала, что их бога на самом деле нет. Ей очень хотелось, чтобы ты стал и их богом. Ты бы смог?

Зверь потупился. Шерсть потускнела, опало пламя костров. Я сказала что-то не то? Духи надвинулись на зверя стеной, как на меня надвинулась толпа людей по указке ряженого.

Духи тоже чего-то хотят от зверя?

Он оскалился и сбил подобравшегося слишком близко духа лапой, как назойливую муху. Остальные поспешили унести ноги, боясь даже смотреть, как зверь ковыляет прочь, низко опустив голову, а волочащаяся по земле кисточка хвоста чертит посреди пыли ровную полосу.

— Погоди! — я поднялась и побежала следом. — Я не хотела тебя обидеть. Не бросай меня!

Он не обернулся. В голове мелькнула картина: тёмный провал в горе с заснеженной вершиной, а за ней облепивший прибрежную долину городок и похожее на панцирь исполинской черепахи плато, упирающееся в бескрайнюю ледяную пустыню.

— Лайсве! — позвал брат.

Я распахнула глаза. Темнота рябила круговертью радужных пятен, гомон толпы отдавался в ушах болезненным звоном. Хотелось попросить воздуха, воды, но вышел лишь всхлип.

— Вы клялись, что с ней всё будет в порядке! — крикнул Вейас.

— Я был уверен! Такого никогда не случалось, — запинался Майлз. Его голос тоже звучал совсем рядом. — Простите, я мигом её вылечу.

С глаз спала мутная пелена, и в отблесках костров я разглядела нависшего надо мной брата. Его черты заострились и вытянулись от тревоги. Я хотела коснуться его, но тело ослабло, а суставы ломило от малейшего движения.

— Лежи, — лицо Вейаса смягчилось. — У тебя был припадок, как у этих, — он кивнул на толпившихся вокруг ряженых.

Майлз сидел рядом на корточках и проверял мой пульс. Хмурился и нервно кусал губы.

— Я снова не смог тебя защитить, — брат гладил меня по волосам и целовал в горевшие щёки.

— Ничего страшного, — после долгих усилий удалось прохрипеть мне.

Это лишь очередной обморок. Всё уже проходит. Слабость отступает, оставляя ноющую пустоту. Вот уже и пошевелиться могу. Я протянула руку брату и переплела с ним пальцы.

— Я знаю, какой путь в Урсалию выбрать, — голос сипел, ломался, но мало-помалу излечивался и он. — Через пещеру.

— А как же сырость и летучие мыши? — насторожился Вей.

— Видали и хуже: варги, Петрас, амфисбена.

— Действительно, — рассмеялся брат и обнял меня.

Следующие день и ночь мы отсыпались в доме Майлза. Целитель отпаивал меня лечебными отварами и справлялся о здоровье, хотя от слабости не осталось и следа. В конце концов я его убедила, и на рассвете второго дня мы выехали к пещере.

После происшествия на празднике я чувствовала себя по-другому: очистившейся не только телесно, но и духовно. Стало легко и весело. Я почему-то знала, что мы одолеем этот путь — огненный зверь не мог завести нас в ловушку и бросить, пускай я даже обидела его глупой просьбой.

Солнце лениво выкатывалось из-за оставленных по левую руку Тролльих гор. Впереди от одного берега до другого раскинулся Спасительный хребет. Подножье густо поросло таёжным хвойником, мертвенно-серым и тихим в преддверии зимы. Вершины венчали ослепительные снежные шапки. Далеко на востоке едва заметным понижением обозначился Перевал висельников. А здесь, гораздо ближе к западному побережью, между разлапистыми елями пряталась та самая колдовская пещера.

Мы проехали по маленькой роще, кое-где покрытой проплешинами инистых разводов — видно, ночью в предгорье были первые заморозки, слишком слабые, чтобы удержаться под натиском пробуждающегося солнца. Безветрие навевало сонные мысли, лошади шагали разморено, то и дело спотыкаясь на разбросанных повсюду камнях. Впереди чёрной глазницей замаячил вход.

Мы спешились, перекусили, запалили факелы и, взяв лошадей под уздцы, тронулись в путь.

— Гляди, действительно надпись, — я замерла на пороге.

Будто рукотворный арочный проход возвышался в два человеческих роста. Наверху были высечены знаки: тонкие клиновидные палочки, то скрещивающиеся, прямо и под наклоном, то, наоборот, идущие параллельно.

— Доманушская письменность, из нерасшифрованных, — задумчиво пробормотал Вейас. Взгляд сделался необыкновенно сосредоточенным.

— Ох! Неужели тебя заинтересовало что-то, кроме селянок и бюргерш? — пошутила я, но брат остался убийственно серьёзным. Даже смутился отчего-то. Пожал плечами.