Стражи утраченной магии
Шрифт:
Вольфрам так и не смог понять причины столь разительной перемены в настроении Ранессы. По-прежнему держа ее за руку, чтобы она опять не надумала сбежать, Вольфрам подвел ее к широкому крыльцу, и они поднялись по ступеням.
Стражи у дверей не было, поскольку не было и самих дверей. Никакой привратник не откликался на стук. Тех, кто приходил в монастырь, не считали чужестранцами. Монастырские окна не имели не только решеток, но и стекол и одинаково свободно пропускали свет солнца и ночную тьму, ветер и дождь. Пройдя через арку, Вольфрам повел Ранессу в просторный общий зал. В центре находился громадный очаг. Каждый день слуги племени омара приносили
Места для ночлега тоже отличались простотой. Кто бы ни появлялся в монастыре — от королей до простых дровосеков, — всем давали тростниковую подстилку, шерстяное одеяло и отводили место на каменном полу вблизи очага. Напрасно важный карнуанский военачальник заявлял, что ему положена отдельная спальня. Напрасно виннингэльский купец предлагал щедро уплатить серебром за хотя бы небольшую комнату. И тому и другому приходилось спать на полу наравне со всеми. Комнаты предназначались только для монахов, чьи ученые занятия требовали полной тишины и покоя.
Вольфрам облегченно вздохнул, увидев, что в стенах монастыря Ранессе стало лучше. Он подвел ее к очагу и предложил согреться, а сам раздобыл одеяло и набросил ей на плечи. Вольфрам суетился вокруг Ранессы так, словно она была его родной дочерью, которой завтра предстояло выйти замуж. Он налил ей кружку горячего вина и убедил выпить хотя бы несколько глотков. От вина ее щеки немного порозовели. Ранесса перестала дрожать, но есть не могла. К счастью, они были единственными гостями, находившимися в этот момент в общем зале.
Выпив вина, Ранесса легла на подстилку и закрыла глаза.
Вольфрам подождал, пока она заснет, и направился в комнату для встреч, чтобы рассказать о своих странствиях и передать серебряную шкатулку, принадлежавшую покойному Владыке Густаву по прозвищу Рыцарь Сукин Сын.
Час был уже очень поздний, однако кое-кто из служителей и монахов по-прежнему бодрствовал. Они читали, переписывали, выслушивали вопросы и давали спрашивающим нужные сведения. Навстречу Вольфраму, улыбаясь, вышел один из служителей и приветствовал его. Вольфрам назвал свое имя, показал браслет и хотел было уже сказать, что ему необходимо поговорить с кем-нибудь из монахов по необычайно важному делу, когда служитель вежливо прервал его.
— Мы ждали тебя, Вольфрам из Пеших, — учтиво сообщил он. — Огонь предупредила нас, чтобы, как только ты появишься, послали за ней.
— Огонь? — удовлетворенно повторил Вольфрам. — Замечательно.
Орден Хранителей Времени возглавляли пять монахов: по одному на каждую природную стихию. Пятый представлял Пустоту. Каждого из возглавлявших звали именем стихии, а не его собственным, если у них вообще были собственные имена.
Каждый из четверых представлял ту расу, которая наиболее тесно была связана с определенной природной стихией. Так, Огонь была дворфом, Воздух был эльфом, Земля — человеком, а Вода — орком. Никто не знал, к какой расе принадлежал монах, представлявший Пустоту. В тех редких случаях, когда он появлялся в монастыре, он был целиком закутан в черные одеяния, а его лицо скрывал черный капюшон. Даже его руки — и те облегали черные перчатки.
Лицезреть верховных монахов удавалось лишь немногим посетителям
монастыря, поскольку их жизнь протекала в уединении и они редко удостаивали беседой тех, кто поднимался на Драконью Гору за советом или ответом. Вольфрам никогда их не видел и не ожидал увидеть в этот раз. Он удивился, однако после недолгого размышления решил, что удивляться тут нечему.Вольфрам вместе со служителем поднялся на самый верхний этаж монастыря, где находились покои верховных монахов.
Служитель оставил дворфа в комнате, а сам пошел сообщить Огню о прибытии дворфа. Вольфрам сидел на стуле, слегка постукивая пятками по его ножкам, и оглядывал помещение. Оно не отличалось богатым убранством. Простой стол, на котором ничего не лежало, два таких же простых деревянных стула. В прорезь окна заглядывали звезды.
Монахиня не заставила Вольфрама ждать. Вскоре в комнату вошла женщина-дворф, облаченная в ярко-оранжевые одежды. Вольфрам привстал, но она махнула рукой, заставляя его снова сесть. Монахиня пересекла комнату, села за стол и обратила на Вольфрама свои глаза, в которых отражалась та стихия, которую она представляла.
Огонь приветствовала Вольфрама на родном языке, осведомившись, удачным ли было его путешествие.
Вольфрам отвечал, тщательно подбирая слова, и внимательно, с некоторой опаской смотрел на монахиню.
Монахиня принадлежала к расе дворфов, однако в ее облике было что-то чужеродное. Вольфрам не мог понять, что именно. Возможно, эти ярко-оранжевые одежды — наряд, который ни один уважающий себя дворф ни за что не надел бы. Возможно, ее манера говорить на фрингрезском языке. Монахиня прекрасно владела этим языком, но в ее выговоре слышалась какая-то странность. И еще Вольф подумал о том, что ни один дворф по доброй воле не стал бы всю жизнь жить на одном месте, если только эта монахиня не принадлежала к числу Пеших и была вынуждена вести оседлую жизнь.
Наверное, решил Вольфрам, слухи о главах ордена, которые доносились до него уже многие годы, были не беспочвенны. Монахиня не была женщиной расы дворфов. Она умела менять обличье и для разговора с ним приняла облик дворфа. Эта мысль заставила Вольфрама насторожиться.
Разговор начался вполне гладко. Вольфрам протянул Огню серебряную шкатулку Густава и передал слова рыцаря.
— Я выполнял роль подсадной утки со сломанным крылом. Тех двоих юношей он отправил в другом направлении, — сказал Вольфрам. — Его замысел удался. Опасность долго шла за нами следом.
Вольфрам рассказал монахине про врикиля.
— Надеюсь, что те юноши благополучно добрались до нужного места, — добавил он, намекнув, что знает больше.
Огонь ничего не сказала. Она выжидающе смотрела на Вольфрама. Лицо ее было спокойным, бесстрастным.
— Что бы ни находилось в этой шкатулке, оно, должно быть, имеет исключительную ценность, — сказал Вольфрам, попытавшись зайти с другого края.
Огонь улыбнулась, взяла шкатулку и отодвинула ее в сторону. Потом монахиня жестом попросила его продолжить свой рассказ.
Пожав плечами, Вольфрам подчинился, вкратце пересказав дальнейшие события. В подробности он не вдавался. Это он сделает, когда ученые монахи станут записывать его рассказ на своих телах. Огонь продолжала слушать молча. Вольфрам вскользь упомянул о Ранессе, сказав лишь, что она — из племени тревинисов и сама вызвалась сопровождать его. Он надеялся, что монахиня проявит хоть какое-то любопытство или объяснит, почему монахи захотели видеть Ранессу. Тогда, ответив на ее вопросы, он задаст ей свои.