Стражи земель. Доспехи демона
Шрифт:
— Моя… дочь? — Волшебница посмотрела на коробку с пальцами и бросилась бежать.
Мысли путались, радость захлестнула женщину.
Сама не помня как, она очутилась у южных ворот. И там… стояла Занда!
На девушке была кольчуга, но завязки болтались, словно гномка в спешке набросила доспех. Лицо распухло от побоев, правый рукав рубашки пропитался кровью, каштановые волосы лоснились от грязи. Но Занда улыбалась.
— Доченька! — Года, закрыв глаза, прижала к себе девушку.
Они простояли так несколько мгновений.
— Что он сделал с
Гномка отвернулась, в глубине зрачков что-то сверкнуло.
— Он бил и унижал меня. Я была в месте, о котором говорил Тунгдил, когда рассказывал о стране по ту сторону Черного Ущелья, — прошептала она, обхватывая себя за плечи. Девушку била мелкая дрожь. — Я не хочу туда возвращаться! — Занда перешла на крик. — Я лучше умру!
Года хотела что-то сказать, но обратила внимание на правую руку дочери. Она ожидала увидеть рану, однако… рука была целой, со всеми пятью пальцами!
Забыв, о чем она хотела спросить, волшебница схватила дочь за руку.
— Как это возможно, Занда? — Пальцы были розовыми, нежными, как у новорожденного.
— Тот, у кого много имен, отрубил мне пальцы, — севшим голосом ответила гномка. — А потом вырастил новые. Это было очень больно, но боль в руке не идет ни в какое сравнение с тем, что мне еще пришлось пережить. — Она пустым взглядом уставилась на пальцы. — Пришлось пережить… — прошептала Занда, пошатнувшись.
— Почему он отпустил тебя? — Года успела подхватить дочь под руку.
— А он и не отпускал. Я сбежала. — У девушки подогнулись ноги.
Мать усадила ее на лавку и приказала принести ей воды.
— Я сбежала. Бежала, бежала, бежала… И сбежала. — Занда не отводила взгляда от руки. — Скорее, дай мне нож! — вдруг завопила она, вытягивая руку вперед. — Это не мои пальцы! Это егопальцы! Это он их вырастил! Они повинуются его воле!
— Успокойся, доченька. — Года обняла девушку, убаюкивая ее, словно младенца. — Ты снова с нами.
— Это егопальцы! — уже тише выдохнула Занда. — Я коснулась ими барьера, и он открылся, пропуская меня, — ровным голосом произнесла она. — Почему барьер открылся? Теперь зло во мне!
И она закричала.
С неожиданной силой оттолкнув мать, Занда выхватила У остолбеневшего от происходящего стражника секиру и отрубила себе пальцы, прежде чем кто-либо успел что-то предпринять.
— Так-то лучше! — возликовала она, топча обрубки и забрызгивая все вокруг кровью.
— Враккас, да она же обезумела! Верни ей рассудок, молю тебя! — в ужасе прошептала Года.
Стражники скрутили сумасшедшую и перевязали ей руку, чтобы гномка не погибла от потери крови. В какой-то момент Занда потеряла сознание, и ее отнесли в комнату. Там мать раздела девушку и омыла ее тело. Увидев следы пыток, Года расплакалась. Слезы гнева и ненависти стекали по ее щекам.
— За то, что он сотворил, я буду пытать его целый солнечный цикл, — пообещала она дочери. — Пускай сам испытает боль, которую причинил тебе.
Вытирая руку Занды,
волшебница вдруг замерла от ужаса. Она никогда раньше не замечала, что у ее дочери есть родинка на внутренней стороне запястья. Родинка размером с ноготь, красновато-коричневая, совершенно обычная.Выпрямившись, Года внимательно посмотрела на лежавшую перед ней гномку. В ее душе зародились сомнения в том, что это действительно ее дитя. Может быть, враг прислал сюда подменыша, двойника Занды? Так, как было и с Тунгдилом?
— Враккас, развей мои подозрения! — в отчаянии взмолилась она. — У Занды всегда была эта родинка! Прошу, дай мне вспомнить это!
Теребя в руках полотенце, волшебница всматривалась в черты гномки, находя все новые несоответствия. У Занды всегда был такой круглый подбородок? Может быть, скулы были выше? А нос? Как раньше выглядел ее нос? Даже форма ее бровей показалась Годе неправильной.
— Нет, — заплакала она. — Это моя дочь! Моя дочь! — Чародейка заставила себя вытереть плечи Занды и укрыла девушку одеялом. — Это она! Я не позволю врагу заманить меня в ловушку. Он хочет посеять сомнения в наших душах и разжечь распри.
В последний раз проверив повязку на руке дочери, гномка встала. Нужно было поговорить со стражниками, выяснить, что творится на равнине вокруг Черного Ущелья.
И все же Годе пришлось пересиливать себя, чтобы поцеловать своего ребенка в лоб.
Проснувшись, Боиндил открыл глаза.
В небесах сияли звезды. Вокруг слышалось тихое похрапывание. И скрип песка — сапоги Слина шаркали по земле. Четвертый дежурил с двумя жадарами, но те не издавали при движении никаких звуков.
В остальном в лагере было тихо.
«Почему же я проснулся?» — удивился Бешеный. Ему показалось, что звезды светят все ярче. Словно в небе вдруг зажглось солнце. Оно светило, но не грело. «Да что такое?»
Ночь будто сменилась днем.
Боиндил видел все вокруг, даже Слина, мочившегося у скалы. Арбалетчик старательно выводил свое имя на песке. С короткими именами это хорошо получалось, а вот слово «Бешеный» так просто не напишешь, не говоря уже о полном имени. Это же сколько воды надо выпить!
Гном протер глаза. Вокруг по-прежнему было светло, хотя солнце еще не встало. Посмотрев на руку, он увидел на пальцах черную жидкость! Она сочилась… у него из глаз?
В душе Боиндила вспыхнул страх. «Что происходит? Мы попали в какое-то проклятое место?»
Бешеный поднялся, и Слин тут же повернулся к нему. Боиндил помахал рукой и подошел поближе, намереваясь расспросить дозорного, не заметил ли он чего-то необычного.
Гном отчетливо видел Четвертого, различал каждый бугорок, слышал все звуки, даже тихий шелест песка, вздымаемого ветром. При этом Бешеный знал, что его слух уже не так хорош, как в юности. Давали о себе знать многочисленные битвы — Боиндил почти не воспринимал высоких нот.