Стражи

— Белого вина с содовой.

Мне очень захотелось присоединиться к ней. Она посмотрела вслед Джеффу и заметила:

— Симпатичная задница.

— Он мотоциклами увлекается.

— Мой тип.

Он принес вино и лучезарно улыбнулся ей. Я подумал, что Джефф все еще во всеоружии.

Кэти сказала:

— В вас, старичках, есть класс.

Я засмеялся, будто мне и в самом деле было смешно, и сказал:

— Я в Лондон уезжаю.

— Не теряй зря время.

— В смысле?

— Я только из Лондона, забыл? Сэкономь на поездке.

— Это уже решено. Я и билет купил.

— Говори-говори. — Она отпила глоток. — Блеск!

— Серьезно, Кэти, я отбываю.

— Этот бармен, он женат?

— Нет… Он когда-то работал в оркестре.

— Я влюбилась.

— Кэти… послушай, можешь ты на минутку сосредоточиться? Тебе нужны деньги?

— Не-а, я сейчас много выступаю.

Я встал:

— Хочешь, погуляем, покормим лебедей?

— Я тут побуду, попробую запустить коготки в этого парня.

Я ожидал, что она обнимет меня или по крайней мере пошлет воздушный поцелуй, но не дождался.

— Ладно, когда-нибудь увидимся.

— Ну да, думаю, скоро.

Я сжал мячик в левой руке. Если это и помогло чему-то, я этого не заметил.

* * *

Бури

~ ~ ~

Мне приснился чертовски поганый сон. Похоже, как у того парня в фильме, который просыпается весь в поту и орет: «Вьетнам… они идут!»

Вроде того.

Мне снились Пэдриг, Шон, Плантер, Форд и Сара Хендерсон. Они выстроились передо мной, мертвые глаза ввалились, и они все тянули ко мне руки. Как я ни бежал, они всегда оказывались передо мной.

Я закричал: «Оставьте меня, иначе я запью!»

Проснулся от собственного крика. Солнце палило в окна, и я ощутил такую смертную тоску, какой никогда не испытывал. Вылез из постели и быстро проглотил таблетку Джеффа. Если бы я еще помнил хоть одну молитву, я бы помолился. Сказал:

— Se do bheatha, a Mhuire. — Первая строчка молитвы Пресвятой Богородице по-ирландски.

Немного полегчало. В младших классах школы я учился только по-ирландски. В старших классах мы заново принялись учить молитвы по-английски. На какое-то время я оказался обезмолитвенным.

Верил, что, если умру, попаду прямиком в ад. Это были первые ночные кошмары. Когда я освоил новые молитвы, кошмары стали сниться реже. Но почему-то укоренилась мысль, что я был в большей безопасности, молясь по-ирландски.

Я принял душ, с трудом выпил жидкий кофе и оделся. Надел выцветшую почти добела хлопчатобумажную рубашку, бежевые брюки и мокасины. Меня можно было принять за мужика с рекламы «Американ экспресс», только не в фокусе.

Стук в дверь. Я чертовски сильно понадеялся, что это не Саттон.

Джанет.

Она сказала:

— Извините, что врываюсь.

— Ничего.

— Миссис Бейли сказала, что вы уезжаете.

— Верно.

— Я хочу отдать вам вот это. — Она протянула руку. Черные четки. Казалось, они сверкают. Когда их взял, на фоне моей рубашки они показались наручниками. Она добавила: — Они освящены.

— Я очень тронут, Джанет. Я всегда буду носить их при себе.

Она засмущалась, и я добавил:

— Мне будет вас не хватать.

Ее лицо залилось румянцем. Такое уже не часто увидишь. Чтобы больше не смущать ее, я спросил:

— Вы любите шоколад?

— О Господи, обожаю!

— Ну, тогда я подарю вам безобразно огромную коробку самых лучших конфет.

— С собакой на крышке?

— Точно.

Она ушла в неоновом сиянии. Я положил четки под подушку. Я не отказывался ни от какой помощи.

~ ~ ~

Когда я переходил через площадь, ко мне подошел полицейский.

«Только этого мне не хватало», — подумал я.

Он спросил:

— Мистер Тейлор?

Если они называют вас мистером, бегите к адвокату.

Я сказал:

— Да.

— Старший инспектор Кленси хотел бы поговорить с вами. Пройдите сюда.

Он подвел меня к черному «даймлеру». Открылась задняя дверца, и послышался голос:

— Залезай, Джек.

Я послушался.

Кленси был при полном параде. Эполеты, нашивки — все напоказ. С нашей последней встречи он еще больше поправился.

Я спросил:

— Не слишком ли часто ездишь за город?

— Что?

— Поиграть в гольф. Я слышал, ты играешь с разными шишками.

Лицо его стало пурпурным, глаза вылезли из орбит. Когда-то этот парень был тоще крысы.

— Тебе тоже стоит этим заняться — полезно для здоровья.

— Тут не поспоришь — ты тому живое доказательство.

Он покачал головой:

— Вечно ты гадость скажешь, Джек.

Водитель был скроен на манер сортира из поговорки. На шее выпирали мускулы.

Кленси сказал:

— Наверное, мне надо перед тобой извиниться.

— Наверное?

— Насчет самоубийств. Похоже, ты был на верном пути.

— А, здорово: «на верном пути»… Например, насчет местопребывания мистера Плантера?

Кленси вздохнул:

— Его уже давно нет. За деньги можно все купить.

Я не хотел заходить слишком далеко в этом вопросе, поэтому сменил тему:

— Я уезжаю из Голуэя.

— В самом деле? Надеюсь, твой приятель Саттон едет с тобой?

— Нет. Его муза здесь.

Кленси помолчал, потом сказал:

— А ты знаешь, что он однажды пытался поступить в полицию?

— Саттон?

— Ну да. Ему отказали — все-таки у нас свои стандарты.

— Ты уверен? Нас же они взяли.

Он слегка улыбнулся:

— Ты мог бы далеко пойти.

— Да ну?! Может, даже стать таким, как ты?

Он протянул руку. Меня заворожили его ботинки. Черные, тяжелые, надраенные так, что в них можно смотреться, как в зеркало. Я пожал ему руку.

Он спросил:

— Ты уезжаешь из-за Коффи?

— Что… кого?

— Ты его помнишь, ростовщик из Корка.

Я отпустил его руку, оторвал взор от его ботинок и сказал:

— Ах да, большой толстый козел. Но в хоккей играть умеет.

— Он под моим началом работает, так послушать его, Энн Хендерсон трахает его, как последняя шлюха.