Стразы

– Ты маленькая, непослушная тварь,- рычит зверь, хватая меня за ворот новой толстовки. Он – тьма, клубящаяся, обволакивающая. Он – наваждение. Толстая ткань рвется, словно бумага, раздираемая руками Алекса. – Сними с нее джинсы – приказывает он Лису. Я краснею, когда чужие мужские руки касаются моей обнаженной кожи. Покрываюсь мурашками.

– Ты совсем меня разочаровываешь, зайчонок,- хриплю, пытаясь справиться с дрожью, охватившей мое тело. Не смотрю по сторонам, только бы не видеть лиц прислуги.- Я проститутка, уличная блядь. Ты же не думаешь, что мне будет стыдно.

Я лгу. Подыхаю от стыда, затопившего мой мозг ядовитой субстанцией. Они не должны. Я успела подружиться с Зоей и Лизой, и Лис. Я не хочу, пожалуйста.

– Ближе, я хочу, чтобы вы видели,- рычит Алекс, разбивая мой мир на осколки.

– Я говорил тебе, как ты должна обращаться ко мне?- спрашивает Беркут, глядя на меня, распятую на журнальном столе. Лис стоит чуть поотдаль, контролируя каждое мое движение. Не сбежать не скрыться. Я в полной власти безумца, моего сладкого зверя. Я скучаю по нему вчерашнему – ласковому и теплому, я хочу его теперяшнего – яростного, и безумного. Возбуждение, которое терзает мое тело, прогоняет стыд, здравые мысли. Только он – центр моей вселенной.

– Да пошел ты в жопу, зайчонок,- хриплю, бросая ему вызов.

– Обязательно, если будешь послушной,- ухмыляется Алекс, стягивая с меня насквозь промокшие трусики. Я смотрю, как он расстегивает ремень, и замираю в ожидании. Надеюсь, что он трахнет меня, что позволит мне слегка затушить жар, мешающий дышать, мыслить, соображать.Но нет. Первый удар заставляет меня заорать, во всю мощь легких. Боль, раздирающая, горячая, высвобождающая. Я извиваюсь на столе, прижатая Сильной рукой Алекса. Второй рукой, он обрабатывает мое тело. Следующий удар приходится по груди. Слезы брызжут из глаз, но я молчу, прикусив губу до крови. Его это только больше распаляет. Ремень скользит по промежности, холодя кожу.

– Хозяин, вы велели звать себя хозяином,- шиплю я.

– Ласкай себя,- хлесткий приказ. Я смотрю на него расширившимися глазами. – Слушайся приказа.

Он говорит тихо, в голосе угроза. Я отрицательно качаю головой. Ремень в руке Алекса со свистом рассекает воздух, выбивает из меня дух.

– Слушайся приказа,- рычит Беркут.

Делаю так, как он сказал. Пальцы не слушаются, и не удается получить разрядки.

– Пошли вон,- приказываеьт Алекс, и я слышу вздох облегчения со стороны.

– Кончай, сука,- рычит хозяин.

– Не могу,- хнычу я. У меня и вправду не выходит.

Удары сыплются градом. Я уже нахожусь на грани межмирья, когда наконец чувствую мужскую, каменно твердую плоть, врывающуюся в мое сухое лоно.

– Теперь ты хочешь кончить? – тихо спрашивает Алекс, когда я начинаю отвечать на его движения во мне. О да, оргазм накатывает волнами. Тело отдается болью, которая приводит меня в восторг. Твою мать, он меня разбудил. Вернул к жизни.

– Ты больной ублюдок,- стону я, корчась в последних, самых сладких судорогах.

– Ты такая же, как я Эмма,- шепчет Беркут, спуская в меня последние капли спермы. Мой хозяин, мой палач, моя любовь. – Такая же чертова тварь. Хотя нет, ты в разы страшнее. Я раню тело, ты оставляешь незаживающие шрамы на сердце.

ОН

– Я сбежал. Оставил Эмму заботам Зои, и позорно смылся из дома. Своего дома,- сквозь силу говорю я, сидящему напротив психологу, который знает меня, как себя, наверное, а может даже лучше. Его зовут Владимир Леонидович, пожилой дядька, который сейчас копается в моей душе.

– Почему ты не пришел сразу? Алекс, мы же договаривались, при малейших проблемах, ты сразу идешь ко мне,- молчу. Что тут ответить.- Я считал, что смогу справиться без посторонней помощи, как это бывало с другими зверушками. Но, Эмма – она другая.

– Она похожа на твою мать, так Алекс? Ты говоришь – сны вернулись с ее появлением.

– Нет, она не похожа на маму. Эта женщина чистая. Слишком иная, слишком ранимая,- отвечаю, прикрыв глаза. Самое страшное, что будь она копией моей биологической матери, я бы не стал церемониться с девкой. У меня была такая зверушка, ее звали Маргарита. Копия женщины произведшей меня на свет – грязная и порочная. И как я ее не отмывал, не лечил, из ее нутра я так и не смог вывести нечитоты.- Она напоминает мне измученного, забитого семилетнего мальчика. Испуганного, брошенного на произвол судьбы малыша, вынужденного наблюдать, как его любимая, единственная мама убивает себя, как она спит с грязными мужиками, чтобы заработать денег, нет, не на еду для сына, не на теплую одежду. Она продает свое тело за наркоту. Эмма напоминает мне маленького меня, Володя. Она – это я, и меня это чертовски пугает.

– Так прогони ее, Алекс,- доктор не сводит с меня внимательного взгляда серых глаз. Говорит вкрадчиво, словно читая мои чувства,- ты не можешь, ведь так?

– Не могу,- отвечаю честно,- она не должна умирать на улице. Я схожу с ума, просто представив, что ее будут касаться руки грязных ублюдков, что она снова будет вынуждена терпеть насилие, или еще хуже продавать свое тело, чтобы не сдохнуть с голода в вонючей подворотне. Я не могу,- уже стону я, чувствуя, как проваливаюсь в темноту очередного своего воспоминания.

– Отпусти ее,- пищу, глядя в налитые кровью глаза материного клиента. Она лежит на полу абсолютно голая, и этот ублюдок избивает ее. Бьет ногами, куда придется. Мама даже не стонет больше, просто всхрипывает, от очередного удара.

– Щенок, - сквозь зубы цедит мужик, - пошел вон, я заплатил твоей шлюхе матери за секс, и хочу получить услугу, а не обдолбанную шмару, которая ни на что не способна. Сейчас я приведу ее в чувство.

От маминого клиента разит дешевым алкоголем. Меня тошнит, так сильно, что тело сотрясают судороги. Вот только блевать нечем, я не ел уже два дня.

– Отойди от нее,- рычу я, откуда только силы берутся. Мне уже не семь, но я больше не считаю дни рождения. Хватаю со стола разделочный нож. Мужик не обращает на меня никакого внимания, как на муху по случайности залетевшую в комнату. Ярость ослепляет. Нет, тупой нож не наносит изуверу каких – то значительных повреждений, но отвлекает его от избитой матери.

– Тварь. Маленький зверек,- он точно убьет меня, но мне совсем не страшно. Удар огромной ручищи выбивает весь воздух из легких. Второй, третий. Я уже не понимаю, на каком свете нахожусь. И даже пропускаю момент, когда экзекуция заканчивается, и кто-то плачет рядом, и пытается поднять меня с грязного пола. Не слышу проклятий мерзавца, так избившего маму. Мою мамочку, за которую я готов отдать свою икчемную жизнь. Я люблю ее, и не понимаю, почему она не чувствует ко мне даже малой крупицы того же.

– Все будет хорошо, мой мальчик,- ее голос. Теплые слезинки, капающие на мое разбитое лицо.- Ты прости меня. Прости.

– Мать любила меня,- говорю. Открыв глаза. – Я так и не рассказал тебе,что было дальше, и сейчас не могу. Не думаю, что вообще когда нибудь смогу. Тогда не изменилось почти ничего. Все те же грязь, холод, голод. Все изменилось сейчас.

– Я хочу, чтобы ты мне сказал, Алекс. Чего ты хочешь? – улыбается психолог, подводя невидимую черту. Он не пытает меня, не заставляет рассказывать о моей жизни до...