Стрекоза и Муравей

Крестьянин и работник

Когда у нас беда над головой, То рады мы тому молиться, Кто вздумает за нас вступиться; Но только с плеч беда долой, То избавителю от нас же часто худо: Все взапуски его ценят, И если он у нас не виноват, Так это чудо! Старик-Крестьянин с Батраком Шёл под вечер леском Домой, в деревню, с сенокосу,И повстречали вдруг медведя носом к носу. Крестьянин ахнуть не успел, Как на него медведь насел.Подмял Крестьянина, ворочает, ломает,И где б его почать, лишь место выбирает: Конец приходит старику.«Степанушка, родной, не выдай, милой!» —Из-под медведя он взмолился Батраку.Вот новый Геркулес со всей собравшись силой, Что только было в нём,Отнёс полчерепа медведю топоромИ брюхо проколол ему железной вилой. Медведь взревел и замертво упал: Медведь мой издыхает. Прошла беда; Крестьянин встал,

И он же Батрака ругает. Опешил бедный мой Степан.«Помилуй, – говорит, – за что?» — «За что, болван! Чему обрадовался сдуру? Знай колет: всю испортил шкуру!»

Заяц на ловле

Большой собравшися гурьбой, Медведя звери изловили; На чистом поле задавили — И делят меж собой, Кто чт'o себе достанет.А Заяц за ушко медвежье тут же тянет. «Ба, ты, косой, —Кричат ему, – пожаловал отколе? Тебя никто на ловле не видал». — «Вот, братцы!» Заяц отвечал:«Да из лесу-то кто ж, – всё я его пугал И к вам поставил прямо в поле Сердечного дружка?»Такое хвастовство хоть слишком было явно, Но показалось так забавно,Что Зайцу дан клочок медвежьего ушка. Над хвастунами хоть смеются,А часто в дележе им доли достаются.

Волк и журавль

Что волки жадны, всякий знает: Волк, евши, никогда Костей не разбирает.За то на одного из них пришла беда:Он костью чуть не подавился.Не может Волк ни охнуть, ни вздохнуть; Пришло хоть ноги протянуть!По счастью, близко тут Журавль случился.Вот, кой-как знаками стал Волк его манить И просит горю пособить. Журавль свой нос по шеюЗасунул к Волку в пасть и с трудностью большеюКость вытащил и стал за труд просить.

«Ты шутишь! – зверь вскричал коварный, —«Тебе за труд? Ах, ты, неблагодарный!А это ничего, что свой ты долгий носИ с глупой головой из горла цел унёс! Поди ж, приятель, убирайся,Да берегись: вперёд ты мне не попадайся».

Две собаки

Дворовый, верный пёс Барбос,Который барскую усердно службу нёс, Увидел старую свою знакомку, Жужу, кудрявую болонку,На мягкой пуховой подушке, на окне. К ней ластяся, как будто бы к родне, Он, с умиленья чуть не плачет, И под окном Визжит, вертит хвостом И скачет. «Ну, что, Жужутка, как живёшь,

С тех пор, как господа тебя в хоромы взяли?Ведь, помнишь: на дворе мы часто голодали. Какую службу ты несёшь?» —«На счастье грех роптать, – Жужутка отвечает, —Мой господин во мне души не чает; Живу в довольстве и добре,

И ем, и пью на серебре;Резвлюся с барином; а ежели устану,Валяюсь по коврам и мягкому дивану. Ты как живёшь?» – «Я, – отвечал Барбос,Хвост плетью опустя и свой повеся нос, — Живу по-прежнему: терплю и холод,И голод, И, сберегаючи хозяйский дом,Здесь под забором сплю и мокну под дождём; А если невпопад залаю, То и побои принимаю. Да чем же ты, Жужу, в случай попал, Бессилен бывши так и мал,Меж тем, как я из кожи рвусь напрасно?Чем служишь ты?» – «Чем служишь! Вот прекрасно!» С насмешкой отвечал Жужу. — На задних лапках я хожу». Как счастье многие находятЛишь тем, что хорошо на задних лапках ходят!

Кукушка и горлинка

Кукушка на суку печально куковала. «Что, кумушка, ты так грустна?»Ей с ветки ласково Голубка ворковала: «Или о том, что миновала У нас веснаИ с ней любовь, спустилось солнце ниже, И что к зиме мы стали ближе?» — «Как, бедной, мне не горевать?»Кукушка говорит: «Будь ты сама судьёю:Любила счастливо я нынешней весною, И, наконец, я стала мать;Но дети не хотят совсем меня и знать: Такой ли чаяла от них я платы!И не завидно ли, когда я погляжу,Как увиваются вкруг матери утяты,Как сыплют к курице дождём по зву цыпляты:А я, как сирота, одним-одна сижу,И что есть детская приветливость — не знаю». —«Бедняжка! о тебе сердечно я страдаю;Меня бы нелюбовь детей могла убить, Хотя пример такой не редок;Скажи ж – так-стало, ты уж вывела и деток? Когда же ты гнездо успела свить? Я этого и не видала: Ты всё порхала, да летала». — «Вот вздор, чтоб столько красных дней В гнезде я, сидя, растеряла: Уж это было бы всего глупей!Я яйца всегда в чужие гнёзды клала». —«Какой же хочешь ты и ласки от детей?» Ей Горлинка на то сказала.Отцы и матери! вам басни сей урок.Я рассказал её не детям в извиненье: К родителям в них непочтенье И нелюбовь – всегда порок;Но если выросли они в разлуке с вами,И вы их вверили наёмничьим рукам: Не вы ли виноваты сами,Что в старости от них утехи мало вам?

Рыбья пляска

От жалоб на судей, На сильных и на богачей Лев, вышед из терпенья,Пустился сам свои осматривать владенья.Он идет, а Мужик, расклавши огонёк, Наудя рыб, изжарить их сбирался.Бедняжки прыгали от жару кто как мог; Всяк, видя близкий свой конец, метался. На Мужика разинув зев,«Кто ты? что делаешь?» – спросил сердито Лев.«Всесильный царь! – сказал Мужик, оторопев,Я старостою здесь над водяным народом; А это старшины, все жители воды; Мы собрались сюдыПоздравить здесь тебя с твоим приходом». —«Ну, как они живут? Богат ли здешний край?» —«Великий государь! Здесь не житьё им – рай. Богам о том мы только и молились, Чтоб дни твои бесценные продлились».(А рыбы между тем на сковородке бились.)«Да отчего же, – Лев спросил, – скажи ты мне,Они хвостами так и головами машут?» —«О, мудрый царь! – Мужик ответствовал, – онеОт радости, тебя увидя, пляшут».Тут, старосту лизнув Лев милостливо в грудь,Еще изволя раз на пляску их взглянуть, Отправился в дальнейший путь.

Лиса

Зимой, ранёхонько, близ жила,Лиса у проруби пила в большой мороз.Меж тем, оплошность ли, судьба ль (не в этом сила), Но – кончик хвостика Лисица замочила, И ко льду он примёрз. Беда не велика, легко б её поправить: Рвануться только посильнейИ волосков хотя десятка два оставить, Но до людей Домой убраться поскорей.Да как испортить хвост? А хвост такой пушистый, Раскидистый и золотистый!Нет, лучше подождать – ведь спит ещё народ;А между тем, авось, и оттепель придёт, Так хвост от проруби оттает.Вот ждёт-пождёт, а хвост лишь боле примерзает. Глядит – и день светает,Народ шевелится, и слышны голоса. Тут бедная моя Лиса Туда-сюда метаться;Но уж от проруби не может оторваться.По счастью, Волк бежит. – «Друг милый! кум! отец!»Кричит Лиса: «спаси! Пришёл совсем конец!» Вот кум остановился — И в спасенье Лисы вступился. Приём его был очень прост: Он начисто отгрыз ей хвост. Тут, без хвоста, домой моя пустилась дура. Уж рада, что на ней цела осталась шкура.Мне кажется, что смысл не тёмен басни сей. Щепотки волосков Лиса не пожалей — Остался б хвост у ней.

Мальчик и змея

Мальчишка, думая поймать угря,Схватил Змею и, воззрившись, от страхаСтал бледен, как его рубаха.Змея, на Мальчика спокойно посмотря,«Послушай, – говорит, – коль ты умней не будешь,То дерзость не всегда легко тебе пройдёт.На сей раз бог простит; но берегись вперёд, И знай, с кем шутишь!»

Волк на псарне

Волк, ночью, думая залезть в овчарню, Попал на псарню. Поднялся вдруг весь псарный двор.Почуя серого так близко забияку,Псы залились в хлевах и рвутся вон на драку;Псари кричат: «Ахти, ребята, вор!» И вмиг ворота на запор; В минуту псарня стала адом. Бегут: иной с дубьём, Иной с ружьём.«Огня! – кричат, – огня!» Пришли с огнём.Мой Волк сидит, прижавшись в угол задом. Зубами щёлкая и ощетиня шерсть,Глазами, кажется, хотел бы всех он съесть; Но, видя то, что тут не перед стадом, И что приходит, наконец,

Ему рассчесться за овец, — Пустился мой хитрец В переговоры,И начал так: «Друзья! К чему весь этот шум? Я, ваш старинный сват и кум,Пришёл мириться к вам, совсем не ради

ссоры;Забудем прошлое, уставим общий лад!А я не только впредь не трону здешних стад,Но сам за них с другими грызться рад, И волчьей клятвой утверждаю, Что я…» – «Послушай-ка, сосед, — Тут ловчий перервал в ответ, — Ты сер, а я, приятель, сед,И Волчью вашу я давно натуру знаю; А потому обычай мой:С волками иначе не делать мировой, Как снявши шкуру с них долой».И тут же выпустил на Волка гончих стаю.