Стрельба по «Радуге»

— Ты считаешь, что-то должно произойти?

— Иван, я и сам, честно говоря, не знаю. Интуиция словно бы предупреждает. А о чем, понятия не имею. Не забывай, что Ловков — человек чрезвычайно грамотный. Имел серьезные связи. И если они еще существуют сейчас, можешь мне поверить, что они его не бросят, не оставят без помощи. Вот в этом я как раз уверен больше всего. Одного не пойму: как он, опытный волчара, рискнул ввязаться в такую авантюру?! Ведь изначально было ясно, что проиграет!

— А может, ему слишком большие деньги глаза застили?

— И это могло быть… Но вот Грошев, по сравнению с ним, мелкая шавка, даже шпана, хотя тоже наверняка «дружит» с теми, с кем нам с тобой даже здороваться, как они говорят, западло. Либо с теми, которые при встрече протянут нам всего два пальца — так высоко сидят и ценят свое положение. Понимаешь, о ком я?..

— Что ж, хотелось бы и мне поверить твоей интуиции.

— Тогда ты возвращайся и командуй. А я еще немного понаблюдаю за хозяйкой. Неужели ей не дают покоя лавры Мата Хари? — засмеялся он. — Черт ее знает. Пойдем…

Уезжая, Александр Борисович был почти уверен в том, что угадал хозяйку, хотя она продолжала оставаться до самой последней минуты, пока не уехали нежеланные гости, и их начальник покинул дом последним, все той же пустой и беззаботно равнодушной ко всему, что происходило здесь на протяжении нескольких часов. Ведь это ее не «колыхало», Зинаида Борисовна совершенно не считалась со временем, поскольку ничем не была занята. В отличие от них, пребывавших «на службе»…

Но один ее быстрый, скользнувший взгляд успел-таки засечь боковым зрением Турецкий. Он отличался от всех других своей краткой заинтересованностью. И брошен был в его сторону. Но Александр Борисович мог бы поклясться, что к его мужским достоинствам этот интерес не имел ни малейшего отношения. Очевидно, не менее острой своей интуицией мадам Шевченко тоже угадала в нем неформального старшего в этой компании, да и что это за роль консультанта? Чего консультировать-то всерьез? И то, что он вызвал наружу Рогожина, а не наоборот, наверняка тоже не прошло мимо ее внимания — якобы рассеянного. Как и то, что решение о прекращении обыска тоже последовало после его разговора с Рогожиным.

Но, впрочем, это не так уж и плохо. Если он — старший тут и решил заканчивать, значит, и сам убедился в тщетности своих поисков, а следовательно, можно больше не беспокоиться. И вот как раз тут-то теперь и может появиться… пусть пока только появится возможность ее ошибки. И потому с этой минуты надо быть предельно осмотрительными, внимательными и — ждать. Не совершая при этом никаких резких «телодвижений»…

Игорь Грошев шлялся весь день неизвестно где, во всяком случае, на работе его не видели. Звонки туда из следственного управления ничего ровным счетом не давали. Хитро улыбаясь, Александр Борисович намекнул на то, что при большом желании, конечно, только Филя и мог бы «достать» очередного фигуранта. Не для задержания, а пока лишь для допроса. Если у того вдруг не появилось уже собственной причины скрываться от следствия. Такие вот аргументы.

Филипп обозначил морщинами на лбу напряженное раздумье, хотя в душе был даже рад, что предоставляется формальная возможность позвонить Татьяне — есть предмет для разговора. А так — о чем? Разве что договориться о новой встрече. Но теперь же там сын будет. К себе везти? А дальше что делать? Да и вряд ли она согласится кочевать по Москве в поисках, грубо говоря, удобного лежбища. А по-скромному — укромного уголка для проявления разбуженных страстей.

Он набрал ее домашний номер.

— Извини, снова вынужден побеспокоить. Заодно и хочу проинформировать, хотя, вероятно, это будет тебе глубоко безразлично. Но, мало ли?.. Короче, Грошев задержан в невменяемом состоянии и отправлен в соответствующее место на предмет вытрезвления. С ним уже все ясно. Решать станет суд. Но тут, в управлении, возникла нужда в Игоре Грошеве. Не для задержания, а для допроса в качестве подозреваемого, поскольку он тоже был задействован в той отвратительной операции с избиением руководителей предприятия, на котором сам же работает. Ну, и еще есть вопросы по поводу его угроз им и прочего. Словом, он нужен срочно. Желательно, чтобы Игорь подъехал сам, я продиктую тебе телефон, по которому он должен обязательно позвонить сегодня. Иначе его привезут с милицией, но тогда он рискует расстаться со своей свободой. И уж позору не оберется, это не мне тебе рассказывать.

— Его нет до сих пор, Филя, — он услышал в ее голосе некоторое беспокойство, все же сын, хоть и сукин, пошутил Филя мысленно. — Но я знаю его мобильный номер. Если нужно срочно, можете ему позвонить сами. А он, я уже говорила, появился утром в таком виде, будто общался всю ночь с бомжами вокзальными, и на вопросы не ответил, а умылся, переоделся и уехал куда-то. Я пробовала прозвониться — не отвечает, хотя видит, кто ему звонит. Не знаю, но попробуйте сами. Диктую… — и после паузы, пока он записывал, спросила спокойным голосом: — А ты сегодня очень занят?

— До конца дня, если не появится срочных дел по сыскной части, у нас так бывает. А ты хотела бы встретиться?

— А ты?

«Вот оно… — подумал Филипп. — Кажется, мадам понравилось… Уже сама готова опередить события».

— Могла бы и не спрашивать. Но у тебя — сын.

— А у тебя нельзя?

— Если ты не будешь стесняться скромности моей берлоги. Все-таки одинокий мужчина, проводящий жизнь на работе, а женщины у меня не бывают.

— Я понимаю, ты сам предпочитаешь бывать у них? — она издала смешок, который вполне укладывался в непроизнесенную ею фразу: «А ты мне нравишься, молодец!»

— Ты очень догадливая девочка. Поэтому, если не возражаешь, я попозже подъеду к твоему дому и позвоню снизу.

— Я буду ждать, — просто, как, наверное, сказала бы своему мужу, ответила она.

«Кажись, проблема? — спросил себя Агеев и беспечно махнул рукой. — Чему бывать, того не миновать, говорит мудрый народ… Но замуж-то тебя, Филипп Кузьмич, брать пока никто не собирается, ну, и живи себе… и не скупись, раз другим от этого хорошо… И тебе неплохо».

— Сан Борисыч, вот тебе мобильный номерок ихнего сынка, пусть Рогожин его пробьет по своей службе.

— Я знал, Филя, что ты — всемогущ, — одобрил Турецкий. — Только не зарывайся и, как говаривал один мой старый знакомый, не вноси в дело преждевременной ясности. Надеюсь, ты понимаешь, о чем речь?

— Слушаюсь, начальник, больно ты умный… А я хотел бы со стороны поглядеть на этого сынка.

— Неужто усыновить собрался? — ужаснулся Турецкий. — Или пока в ближних родственниках подержишь?

— Сплюнь три раза!

— Ну, поезжай, раз тебе надо… А я никак не могу найти того нотариуса. В конторе нет, дома — тоже, сказали, работает с клиентом. Сколько он будет работать, интересно?

— Не знаю, но думаю, что младшему Грошеву известны его дела. Он ведь у них, надо понимать, почти семейный нотариус. Либо они его держат на коротком поводке.

— Может быть, не исключено. Тогда брать его для допроса надо у дома. Или с утра — в конторе, если он вообще там бывает. Мне сказали, во всяком случае, что он «бывает», понимаешь? «Бывает», а не работает.

— Так у него наверняка и работа такая — искать клиентов, волка ноги кормят…

Турецкий перезвонил Рогожину, с которым условился, что тот сообщит в «Глорию», если юрист будет найден. Иван Васильевич пообещал. И позвонил полчаса спустя.

— Найден! Ему приказано срочно явиться… Уже едет — на городском транспорте, поскольку машина на ремонте. А он ведь пытался уже забрать себе машину Петухова, тот рассказывал, но ничего из этого не вышло, та машина Николаю не принадлежит, а хозяин ее видел этого наглого и жадного юриста в гробу и в белых тапочках. Юрист, говорил Петухов, очень обиделся и, похоже, затаил подлость в душе. Если она у него имеется. Отвратный тип — скользкий и, вероятно, в быту жестокий.

«Может, в этом как раз и причина того, что Таня холодна, в общем, и со своим сыном, хотя и беспокоится о нем. Как всякая мать… Но горячей любовью там и близко не пахнет… Странная семья…».