Стрельба в невидимку (Десерт для серийного убийцы)

Парень молчит. Посматривает на мои руки и на руки майора. Ожидает – с какой стороны будут бить больше.

– Так что? – Лоскутков низко наклонился к его лицу. – Знаешь, что в камере с бывшим ментом сделают?

Молчание в ответ. Угрюмое и дремучее, как лес в сказках про Соловья-разбойника.

Знает.

– Что вам надо было в этой квартире?

А вот теперь все стало ясно. Парень бросил короткий взгляд на «бульдозера». При нем говорить не решается. Лоскутков, к сожалению, неправильно сориентировался. Дожимать не стал, хотя дожать можно бы было. Всегда надо продолжать атаку. И при напарнике все бы он выложил после обещания майора. Более того, сразу бы поставил себя в такое положение, что помощи от пославших сюда ему ждать бы уже не пришлось. Это тоже важно. Майор оплошал. Склонился над вторым.

– Что здесь надо было?

– В сортир сходить хотели. Понимаешь, на улицах все общественные туалеты в пивбары переоборудовали. Говорят, ваш мэр лично сортирами торговал и мелочь на сдачу недодавал. Непорядок. Куда человеку по нужде податься? Вот и вспомнили, что здесь хата пустует…

– Ничего, – успокоил его Лоскутков, – теперь параша рядом с твоей шконкой стоять будет. Это очень удобно.

«Бульдозер» широко улыбнулся и замурлыкал себе под нос мотивчик из популярной песни.

Вышел из второй комнаты Слава:

– Что еще забрать надо?

Майор ему ответил только злобным взглядом. Он сам не знал, что нужно забирать из этой квартиры. Не знал и не понимал, почему так настойчиво, с риском для свободы кто-то пытается сюда попасть.

А я решил исправить ментовскую ошибку – первого парня «дожать», пока не остыл. Все же в армейской разведке лучше учат проводить допросы, чем в ментовке. Оно и понятно, нам зачастую приходилось это делать в условиях боя. Для повторного допроса времени может и не быть.

– Мыло возьми, – посоветовал я Славе.

– Зачем? – не понял он ситуацию, и бровь на его «зрячем» глазу удивленно поднялась вверх – ходячая комедия ужасов, а не лейтенант.

– А вот этому другу задницу намылить… – кивнул я. – Он уже готовится к сеансу камерного секса.

Теперь и Лоскутков понял ситуацию. Снова склонился над бывшим омоновцем.

– Мне долго некогда болтать. Что здесь надо было?

– Деньги… – сказал вдруг «бульдозер». – Десять тысяч баксов здесь должно быть.

За деньгами, насколько я понимаю, на шестисотом «Мерседесе» не ездят. Даже если это и десять тысяч баксов. Откровенно врет и дает подсказку товарищу.

– Что здесь надо было? – я тоже склоняюсь над первым. – Что?

– Деньги… – говорит он, но уже так неуверенно, что даже менту заметно: клиент «созрел».

– Гальцев знает, что здесь был обыск. Значит, деньги забрали бы. В последний раз спрашиваю, – нажимает майор. – Что здесь надо было?

Молчание. И потом – почти шепот:

– Компьютер…

Камерный секс парню не по вкусу…

2

Еще в студенческие годы Леший, который тогда не был Лешим, а носил обыкновенное имя, любил гулять в позднее вечернее время. Где-то на грани вечера и ночи, часов в одиннадцать. Особенно в дождь. Когда прохожих очень мало. Когда редко-редко встретится на улице девушка, спешащая домой, и можно подойти к ней и предложить проводить. А если она и откажется, как, впрочем, всегда и бывало, так ведь вечер – никто не видит его позора, никто не будет смеяться над ним. Это очень унизительно, когда над тобой смеются.

И в тот, в первый раз он вышел так же. И долго бродил по улицам в одиночестве, подняв воротник плаща. Дождь моросил не переставая. Было грустно. Было скользко и мокро. На душе тоже было скользко и мокро.

Эту одинокую фигуру в коротком плаще он увидел издали. Она вышла откуда-то из лабиринта дворов, окруженных серыми стандартными монстрами-девятиэтажками. Мрачными, как сами дворы, лишенные зелени. По фигуре, по походке Леший понял, что девушка очень молода. Он прибавил шагу и быстро догнал ее.

– Что-то поздно погулять решили… – ничего умнее в голову не пришло.

Она посмотрело коротко и совсем не испуганно. Не так, как смотрели на него в это время другие девушки. И улыбнулась.

Девушка была некрасива. Так же некрасива, как он сам. И это в чем-то давало надежду. Это позволяло думать, что она не шарахнется от него испуганно, когда он предложит проводить ее до дома.

– А я люблю вечером гулять. И дождь люблю…

– Я тоже… – больше он слов найти опять не смог.

Так, рядом, прошли они целый квартал.

– Вам в какую сторону? – спросил Леший.

– Пока – прямо. Потом – направо. Потом опять – прямо…

– Из гостей возвращаетесь?

– Да, к подруге ходила.

– Я не помешаю, если провожу вас?

– Нет. Не помешаете.

И опять улыбнулась.

Они остановились на перекрестке, дожидаясь зеленого сигнала светофора. Появилась обляпанная грязью машина. Брызги должны были полететь в их сторону. Леший взял девушку за локоть и чуть отодвинул от дороги. И вовремя, иначе они стояли бы сейчас сами грязные, как эта машина. А Леший затрепетал. Показалось, что в животе у него все подтянулось, и почему-то именно там часто-часто застучало сердце.

Когда загорелся зеленый свет, он ладонь с ее руки не убрал, но она сама мягко высвободила локоть. Посмотрела на него чуть смущенно – и улыбнулась опять. У девушки было, похоже, отличное настроение.

Лешему стало легче. Его не гнали, он не был кому-то непонятно-неприятен – это главное, что он понял.

– А чем вы занимаетесь? Учитесь или работаете?

– В медицинском училище учусь.

– Медсестрой будете?

– Да.

– А я буду программистом.

– Ой!.. – она посмотрела на него чуть не с восхищением. Будущая профессия Лешего показалась ей страшно интересной. – Как здорово!

И он стал рассказывать. О компьютерах, о том, что такое компьютеростроение и как быстро оно развивается, как через несколько лет жизнь без компьютера будет уже невозможной.

Было легко. Просто удивительно легко было с ней.

Так незаметно они дошли до дома девушки. Дождь усилился, и они зашли в подъезд. На первом этаже около холодной батареи отопления царил полумрак. Там они и встали. Девушка достала пачку сигарет и закурила. Это слегка оттолкнуло от нее Лешего. Сам он не курил и не любил, когда курят девушки, хотя в институте дымили почти все. И показалось, что она совсем не такая, какой он увидел ее вначале. Сказывалось воспитание матери. Мать всегда возмущалась, когда видела курящих девушек. И называла их только шлюхами. И сейчас Лешему показалось, что эта девушка вполне доступна, стоит только протянуть руку.