Стрелки
Шрифт:
— Не бойтесь. Погони нет.
Гэльд выпустил рукоять и усмехнулся. Обидно, конечно, что девушка сомневается в его храбрости, но это лучше, чем валяться с пронзенным горлом, сохраняя славу безукоризненного храбреца. Тем более что это не был честный поединок. Когда Хладир упал, обагряя кровью мостовую, свора родичей и прислужников выскочила из засады и набросилась на Гэльда. Ему удалось вырваться чудом. А потом очень кстати подвернулась эта карета... Пусть думают, что хотят. Острие меча поможет ему укоротить не в меру длинные языки.
Барон посмотрел на девушку, вспомнил, что
— Прошу вас простить меня за это невольное вторжение... — начал он. Гэльд говорил, а девушка слушала, казалось, равнодушно, и он чувствовал, что изысканная речь пропадает даром. Барон начинал злиться.
— Вероятно, изъявления благодарности от безродного бродяги, коим я кажусь, немного стоят для вас, — он украдкой взглянул в спокойное лицо, выискивая в нем хоть тень любопытства. — Что ж. Разрешите назваться. Гэльд Эрнарский.
Казалось, на незнакомку не произвело впечатления его имя. А странно. Молодой владелец Эрнара успел показать себя не в одном бою. И не в одной драке. И в постельном поединке.
— Звучное имя, — отозвалась вдруг тихим, чуть раздраженным голосом незнакомка, — к сожалению, я не могу похвастать таким же.
Девушка стукнула ладонью в стенку кареты, веля кучеру остановиться, сунула Гэльду в руки кошелек:
— Это поможет вам добраться до Эрнара. Прощайте, — добавила она чуть слышно.
Гэльд медлил. Неужели это все?
— Скажите, ради Предка, — проговорил он, — увижу ли я вас еще раз?
Она покачала головой.
Барон стоял на обочине, глядя вслед, пока не осело поднятое каретой облако пыли. Потом с искренним недоумением взглянул на зажатый в кулаке кошелек, криво усмехнулся, сунул его за пояс и зашагал по дороге.
***
Знакомый пронзительный голос прервал мой сон наяву. Наша экскурсия! Они дружно любовались на Храм Светлой Матери, а экскурсовод во всю силу легких разъясняла туристам красоту древней архитектуры.
Встречаться мне с ними хотелось — как Гэльду с родичами убитого им барона. Я нырнула в арку, из которой только что выбежала, и — налетела на своего соседа. С добрым утром! К счастью, он не был вооружен ничем, кроме кинокамеры.
— Наконец-то и вы! — воскликнул он. — Как же вы отстали? Пропустили такую прелесть!
Его круглое лицо так и лучилось добродушной улыбкой, светлые волосы были взлохмачены, и вообще парень выглядел симпатично, но мне его вездесущность начинала надоедать, и, поскольку путь к отступлению был отрезан, я невежливо повернулась на каблуках и подошла к своей группе.
— Ну, вот вам краткая история Хатанского Храма Светлой Матери, — провозгласила экскурсовод. — А сейчас мы пройдем...
— Простите, — прервала я ее, — вам известна легенда о Хатанской карете?
Экскурсовод с недоумением сощурилась на меня:
— В принципе, известна... Но стоит ли ее сейчас рассказывать? Впрочем... — она развернулась к группе: — Существовало предание, что каждую полночь по этой площади проезжает карета. В этой карете — посланница Светлой Матери, которая помотает всем, кого встретит, — женщина с досадой вздохнула, — вот, вкратце, и все. Пошли, товарищи!
Вот
и все. Коротко и ясно. Конечно, разве можно доверять древним преданиям? Но ведь мой давний предок тогда, пятьсот лет назад, тоже не верил. И все же на дороге легенды сошлись два пути, чтобы больше уже не расходиться.В утреннем автобусе дремали все, даже экскурсовод. Мелькала за окнами ухоженная, в подстриженных деревьях дорога на Ландейл. Семь часов конно. А в автобусе? Смешно.
Если б я могла написать все это, я начала бы, как в сказке: было их семеро братьев и сестра. Мать у них давно умерла, а отец погиб в битве. И жили они в своем замке Эрнар — Серебряная башня...
Или начать с другого? С того, как появились Стрелки?
Или с того, как в Торкилсен прискакал израненный гонец, и юная Хель прилюдно надела на руку браслет убитого отца?
Самое трудное — начать.
Так, значит, — вначале были Стрелки?..
И была битва. Отец шел на сына и брат на брата. И так много было злобы и ненависти, что они черной тучей клубились над ратным полем...
Лилась кровь, и хрустели людские кости под копытами коней, и боевые кличи смешивались с воплями о пощаде. Некому было поднять голову — ни живым, ни мертвым. И никто не увидел, как из черной тучи возник огромный всадник. Крыльями бился за его спиной плащ. В руке он сжимал арбалет. Конь его несся вперед, не касаясь земли. А лица у всадника — не было.
— Что? — я не сразу поняла, что ему надо.
— Вы не знаете, долго еще до Ландейла? — поинтересовался мой сосед — тот самый, еще с самолета.
Я перевела дыхание и сосчитала в уме до десяти. Потом вежливо ответила:
— Представьте себе, не знаю.
— Какая жалость! — но лицо парня выражало совсем другое, и он старался незаметно запихнуть под сиденье путеводитель, в котором все было расписано по минутам... Лицемер!
— Послушайте, — спросила я ласково, — как вас зовут?
Он просиял:
— Ивар Кундри, а вас?
— Так вот, Ивар Кундри, — продолжила я еще ласковее, не замечая его протянутой руки, — я вас очень прошу оставить меня в покое!
И отвернулась, чтобы не любоваться разобиженной физиономией.
С шорохом стелилась дорога под колеса автобуса, летели мимо редкие тополя, луга, разномастные, будто игрушечные, домики. Потом дорога круто свернула в лес, еловые лапы зацарапали по стеклам, и ворвался через окно горячий запах нагретой земли и хвои. Зеленые тени заскользили по салону, смягчая солнечный свет.
Автобус затормозил. Шофер вышел из кабины, хлопнув дверью, спрыгнул ни землю.
— Что случилось? — спросила экскурсовод, наклоняясь с переднего сиденья.
— А ничего! — откликнулся шофер. — Чего по жаре ездить, людей мучить? Погуляйте.
— Как же так? — экскурсовод растерянно оглянулась. — У нас график!
— Врежусь в первый столб, будет вам график... Голова у меня от жары кружится, ясно?
И, не обращая больше на нее внимания, лег на траву, закинул руки за голову и умиротворенно прикрыл глаза.