Стрелочники истории. Дилогия
Шрифт:
Пока прокладывали дорогу, строители сумели полностью перейти на «подножный корм», оставив большинство взятых с собой припасов в неприкосновенности. Леса изобиловали непуганой дичью. Глухарей били палками – по утрам те сами выходили к только что расчищенной и засыпанной песчано-гравийной смесью дороге – клевать мелкие камешки, служившие боровой птице в качестве «зубов», которыми в зобу перетирают твердые семена. Птицы разгуливали по пустой дороге, а одинокого человека подпускали очень близко, лишь в последний момент шарахаясь в кусты. Но именно тут переплетения мелких ветвей не давали им распахнуть широкие крылья и огромные птицы попадали в котлы дорожных рабочих. Рябчиков и куропаток извлекали по утрам из снежных сугробов: дичь вечером ныряла в снег и там ночевала,
– Ну и что мне с ними делать? – размышлял Шибалин, глядя как мальчишки колонии пытаются кормить хлебом перепуганных и связанных телят. – На мясо зарезать? Жалко. Звери то из Красной Книги. В зоопарк продать? Пойдут вопросы – откуда взяли. Просто в Беловежской Пуще выпустить? А они выживут?
Немцы все больше и больше удивлялись богатству открывавшейся перед ними земли. Между ними уже устойчиво ходили рассуждения, что коль путь домой закрыт, было бы неплохо остаться тут навсегда. Хотя еще месяц тому назад такая мысль вызывала резкое неприятие бывших сослуживцев.
Река Проня, начало декабря 1237 года (студень 6746 год)
Три немецких четверочки, сопровождавшие автоколонну с артиллерией, после четырех часов марша по следам снегоходов ушедшей вперед разведки, наконец-то вышли на реку Проня. Неглубокий и широкий овраг, прокопанный безымянным ручьем, заваленный притоптанным санями смерзшимся снегом, оказался вполне проходимым не только для танков, но и для следующей по пятам автоколонны. В отличие от непроходимого густого леса, стоявшего по краям. Короткие пеньки ольхи, березок, то и дело торчавшие из под сугробов на обочинах, говорили, что этим зимником местные часто пользуются и все выросшее за лето и мешающее в пути, заботливо срубают.
Но дальше зимник выходил на лед, танкистов взяло сомнение – выдержит ли он тяжелую технику? Вслед за замершими танками остановились и автоколонна.
Притомившиеся за время марша по трясучей дороге, без хуторов, без коротких привалов и потому примолкшие в кузовах красноармейцы, начали высовываться, пытаясь разглядеть – что там впереди и как долго продлиться остановка.
Силурийский старожил артиллерист лейтенант Игорь Андреев, попавший на базу вместе с Афанасьевым из Бобруйского лагеря, связался с танкистами, потом пешочком направился к Лэнд-Роверу доложить обстановку. Арсений Николаевич выслушал, махнул рукой – мол, все равно давно пора привал делать, а заодно пусть лед проверят.
Команду продублировали взводные и отделенные, бойцы загомонили, высыпали из кузовов. Назначенные в караул патрули разошлись в разные стороны, остальные разбежались по кустам, в считанные минуты запылали костры, над огнем повисли закопченные котелки, набитые снегом.
Тем временем четверка бойцов с командирами танков пробивала на реке лунки и измеряла толщину льда.
– Хреново. – подытожил через некоторое время лейтенант результаты промеров. – Для танка весом в 20 тонн лед должен быть не менее полуметра, а тут и половина нужного не везде набирается. Даже грузовики не пройдут. Хотя для джипа – в самый раз.
Но, делать нечего, нужно двигаться дальше. Наскоро перекусив и выпив горячего чаю, бойцы заняли свои места и колонна пошла по правому берегу реки. В основном путь пролегал по твердой промерзшей земле заливной поймы. Однако на отдельных участках пойма повышалась, и это пространство тут же захватывал подлесок в виде кустов ивы, ольхи, вездесущих березок. Передовые танки легко проламывали препятствие, как катком прокладывая путь автомобилям и лишь в двух местах на крутых поворотах река полностью размыла пойму, а высокий обрывистый берег зарос такими древними и толстыми деревьями,
что даже с применением бензопил на расчистку ушло бы дня два-три. В этих местах пришлось спуститься на лед, проведя колонну по воде. Лед ломался, машины фактически шли «вброд», но глубина у берега была небольшая, к тому же перед переправой автомобили и тягачи сцепили тросами в длинную цепочку – одна за другой и потому даже забуксовавшие общими усилиями сразу же вытягивались. И лишь Афанасьев спокойно ехал на своем джипе по зимнику, пролегавшему на середине реки.К вечеру добрались до поворота к деревне на «черных землях». Разведчики, уже обследовали ее и доложили, что деревня пуста. Вероятно, жители, после того как Серега освободил их от монгол, решили не возвращаться в «засвеченное» место и ушли куда-то еще, поглубже в леса.
– Вот и отлично! – ответил лейтенант Андреев. – У деревни поставим батарею – до реки километра два – для гаубиц расстояние в самый раз, заодно будет где расчеты разместить.
Автоколонна медленно втягивалась в лес, а джип Афанасьева с сопровождающим его ганомагом, изрядно прибавив в скорости – рванул дальше, в Рязань за невестой.
Следующие сутки батарея обустраивалась. Артиллеристы готовили огневые и запасные позиции, расставляли орудия, оборудовали командно-наблюдательные пункты. Измерительно-топографическое отделение моталось по лагерю и реке, высчитывая углы и азимуты стрельбы, определяя основные и дополнительные сектора обстрела для каждого орудия. Бойцы сопровождения распределяли позиции и зоны ответственности на берегу, маскируясь в густом лесу.
Во второй половине дня поднялась метель, повалили густой снег.
– Это хорошо, – радовался Андреев. – Все наши следы заметет.
В этот момент пришло сообщение от дозора. К лагерю приближалось около трех сотен воинов, по виду – русские дружинники. Много раненых.
Секрет, вынесенный далеко вверх по реке, и первым заметивший войско, по мнению самих бойцов – остался не обнаруженным, хотя их разведчики прошли всего в пяти метрах. Хотя, как потом выяснилось – дружинники сразу вычислили засаду и даже определили принадлежность, количество бойцов, включая их намерения. Именно поэтому изобразили невнимательность и продефилировали мимо, чтобы не спровоцировать ненужное столкновение. А протоптанную тяжелой техникой дорогу и поворот в лес, несмотря на начавшуюся метель, проигнорировать было сложно, да и не нужно. Витязи остановились напротив поворота, подтянулась их разведка, шнырявшая по берегам.
– К нам собираются повернуть. – размышлял Андреев, наблюдая за воинами из-за кустов.
– Наши это. – подтвердил стоящий рядом сержант, командир разведки.
– Ну, раз ты так уверен, тогда поехали. Чего ждать? – ответил лейтенант.
На реку он выехал в сопровождении пятерки бойцов – все на снегоходах, и направился к дружинникам.
Паники среди витязей не было – нечто подобное они и ожидали, быстро подтянулись, образовав некую «коробочку», закрылись щитами, но копья не опустили и мечей из ножен не доставали.
Подъехав поближе, Андреев заглушил мотор и слез со снегохода. Из-за щитов вышел бородатый воин в богатых доспехах, прикрытый сверху алым сильно изорванным плащом. Представились. Лейтенант не ошибся, это был пронский князь Всеволод Михайлович с остатками пронских и рязанских дружин, разбитых на реке Воронеж.
Всеволод высказал категоричное пожелание присоединиться к засаде. О том, что именно тут союзники хотят встретить врага, князь нисколько не сомневался. А что может натворить всего один пулемет с десятком бойцов – он собственными глазами видел на реке Воронеж, когда отделение Осадчего выкашивало правый фланг наступающей тысячи. На Проне, судя по далеко расставленным секретам, воинов было намного больше, да и сотник Андреев как-то замялся, не желая приглашать дружинников в свой лагерь. Наверняка приготовил нечто большое, тяжелое и страшное, припрятанное далеко в лесу. Об этом говорила плотная колея. Легкие снегоходы, виденные им ранее – не смогут так непринужденно сносить и подминать крепкие березки и кусты, оказавшиеся на пути.