Стрелок-2

— Да, и нам нужно об этом поговорить.

— Может быть, после?

— Нет, немедленно. Просто разговор касается вас обоих.

— Слушаю вас, — удивленно отозвался Пётр Викторович.

— Для начала, господа, позвольте представить вам эту молодую особу. — С этими словами Паулина Антоновна вывела к заводчикам совсем юную, но при этом очень красивую девушку. — Её зовут Степанида Филиппова, прошу любить и жаловать!

— Ой, барыня, скажете тоже, — покраснела как маков цвет Стеша.

— Погодите-ка, — припомнил фабрикант. — Да ведь это дочка нашего машиниста Степаныча, не так ли?

— Именно так, дорогой кузен, — ответила ему Барановская и обернулась к своей гостье. — Не смущайся, милая, и расскажи этим господам, всё, что только что поведала мне.

— Вы уж простите меня — дурочку необразованную — если что не так, — начала свой рассказ дочь машиниста. — Только я просить пришла, за Дмитрия. Не прогоняйте его, а?

— Какого Дмитрия? — переглянулись ничего ещё не понимающие кузены.

— Ну, квартиранта нашего — Будищева!

— Ах, вот ты про кого. Не беспокойся, как тебя — Стеша? Так вот, никто не собирается увольнять твоего Будищева. Он, конечно, совершил ужасный поступок, и его совершенно поделом забрали в участок, но, я полагаю, скоро всё образуется, и он вернется к работе.

— Да он же не со зла! — горячо воскликнула девушка, но Пётр Викторович её перебил.

— Конечно-конечно, так вот взял и совершенно не со зла — избил пожилого человека!

— Так ведь он за Сёмку заступился!

— За какого Сёмку?

— Известно за какого — Трифонова! Ну, ученика на вашем заводе.

— Это какого Трифонова, того, что в больницу угодил? Погоди, а при чём тут он?

— Так это же Никодимыч его избил!

— Какой Никодимыч… мастер Перфильев?!

— Ну да! Вот Дмитрий-то и взбеленился!

— Девочка, а ты ничего не путаешь?

— И ничего я не путаю! — сердито отвечала Стеша. — Всем известно, что Никодимыч почем зря к Семке придирается и за всякий проступок норовит затрещину дать! Вот и получилось так.

— Подожди, одно дело — затрещину, — это дело житейское, а другое…

— Уж не хотите ли вы сказать, кузен, — вмешалась Паулина Антоновна, — что одобряете подобные методы?

— Увы, дорогая моя, в управлении предприятием иногда приходится прибегать к мерам, далёким от гуманизма!

— Я ушам своим не верю!

— Не делай поспешных выводов, дорогая, — прервал негодование жены Владимир Степанович. — Это всё, конечно, ужасно, но такова жизнь!

— Но неужели нельзя как-то иначе? — не сдавалась женщина.

— Отчего же нельзя — можно-с! — отвечал её уже изрядно взведенный Пётр. — Мастер имеет право оштрафовать нерадивого работника, в том числе и ученика. Но как вы думаете, многоуважаемая Паулина Антоновна, а что будет, когда этот Сёмка придет домой без своего обычного заработка?

— И что же?

— Известно что, — выпалила Стеша. — Отец его выдерет, как сидорову козу!

— Вот видите! — продолжил фабрикант, обрадованный такой поддержкой. — И это будет куда неприятней затрещины от мастера.

— Ага, он у него на расправу лютый! — подтвердила девушка.

— Но не избивать же ребенка до полусмерти!

— Нет, конечно, но имело ли место подобное событие?

— Что вы хотите этим сказать?

— Только то, что если бы Перфильев так избил это самого Сёмку, будьте покойны, мне бы немедля стало известно об этом, и я принял надлежащие меры!

— Уж не думаете ли вы, что мальчик сам себе нанес эти побои?

— Разумеется, нет! Однако же, эта травма вполне могла быть следствием неосторожности. А Будищев, мог, не разобравшись, бог знает что себе вообразить, и начать вершить «правосудие».

— Кстати, это на него похоже, — поддакнул Владимир Степанович.

— И ничего он не вообразил, — снова вмешалась Стеша. — Я у Сёмки в больнице была, и он мне всё рассказал!

— Вот видите! — обрадовалась Паулина Антоновна. — Что я вам говорила?

— Это меняет дело, — задумался Барановский-старший. — Хотя действия его в любом случае недопустимы! Он мог довести нам об этом инциденте и мы бы приняли надлежащие меры.

— Я же говорил, что надо помочь нашему гальванёру, — сокрушенно вздохнул его кузен.

— Да ничего страшного, — пожал плечами Пётр. — Сегодня же отправлю поверенного, проверить эти обстоятельства — и, если всё подтвердится, уже завтра он будет на свободе…

— Да он уже на свободе, — воскликнула дочь Степаныча. — Просто батюшка осерчал и из дома его выгнал. А кабы вы не стали Дмитрия увольнять, так он бы, глядишь, и смягчился.

— Как «на свободе», когда?!

— Так вчера ещё. Только мужики наши возвращаться с работы начали, так и он появился.

— Ты что-нибудь понимаешь? — удивленно спросил у кузена Владимир.

— Нет, а ты?

Тут в комнату, где проходили столь оживленные переговоры, вплыла пышная фигура горничной.

— Так на стол подавать или нет? — певучим голосом поинтересовалась она. — Остынет же!

— Да, конечно же, подавай, Глафира, — обрадовался возможности закончить неприятный разговор под благовидным предлогом Владимир Степанович. — Господа, прошу к столу.

Его кузен, очевидно, испытывавший те же чувства, поспешно согласился и проследовал в столовую. За ним двинулся хозяин квартиры, и только Паулина Антоновна немного задержалась.

— Милочка, я за всеми этими волнениями совсем забыла спросить — не голодна ли ты? — спросила она у о чём-то задумавшейся Стеши. — Если, да, то я сейчас же распоряжусь…

— Что вы, барыня, — смутилась девушка. — Сытая я. Да и домой мне пора уж, а то батюшка заругает, если узнает, куда я бегала.

— Тогда не буду тебя задерживать. Ступай и ни о чём не беспокойся. Я обо всём позабочусь.

— Благодарствую. И простите меня, дурочку необразованную, если что не так сказала.

Выпалив это, дочка машиниста поспешно покинула квартиру фабриканта, и лишь оказавшись на улице, перевела дух.