Стрелок. Путь на Балканы

– Скажи мне, чадо, – спросил он у Федора, – умеешь ли ты обращаться с конями?

– Конечно, батюшка, – бесхитростно улыбнулся парень.

– Вот и бери вожжи на второй, а мы с Будищевым покамест потолкуем.

Хотя Шматову было безумно интересно, о чем священник собирается говорить с его приятелем, он послушно кивнул и занял место на козлах. На первой повозке править взялся сам отец Григорий, и какое-то время они ехали молча. Наконец, когда тишина стала совсем уж гнетущей, священнослужитель тихонько спросил:

– Скажи мне, раб божий, а каком таком грядущем ты своим товарищам толковал? Про каких таких дев с синими волосами с короткими подолами рассказывал?

– Да это я так, шутейно, – не стал отнекиваться Дмитрий, сообразивший, откуда ветер дует.

– Про то, что священное таинство венчания можно отринуть и вдругорядь жениться, ты тоже шутил?

– А вот этого не было!

– Что значит не было, разве ты, пакостник эдакий, про разводы не рассказывал?

– Про разводы говорил, а вот про венчание ни слова!

– Какой же развод может быть, если венчания не случилось?

– Так я про гражданский брак…

– «Гражданский брак», богохульник, сиречь непотребное сожительство!

– Не скажите, батюшка, – принялся возражать Дмитрий, понявший, что угодил в нехорошую историю и выкрутиться ему может помочь только наглость, – разве не бывает такого, что в церкви обвенчали молодых против их согласия?

– Всяко бывает, так что с того? То, что Господь соединил, человеку разрушить не дано! Стерпится – слюбится.

– Ага, а если не стерпится? Потом или маются, или гуляют друг от друга тайком! Ну, я и сказал, что не лучше ли, чтобы молодые сначала пожили вместе, а лишь потом повенчались. А если не подходят друг к другу или, к примеру, детей нет, то и развелись без волокиты.

– Тьфу, окаянный! Если Господь детей не дает – молиться надо! По святым местам ездить, к иконам чудодейственным прикладываться, а не о блуде вожделеть!

– Спасибо, батюшка, что развеяли мои заблуждения, – неожиданно заявил расходившемуся священнику Дмитрий. – Вы мне просто глаза открыли!

– Что?! – выпучил глаза сбитый с толку отец Григорий. – Ты издеваешься надо мной, порождение антихристово?

– Да как можно! Я, можно сказать, до сих пор во тьме пребывал, – принялся с жаром уверять его солдат, – вот и нес чего попало! А теперь я свет увидал… нет ли у вас батюшка, акафиста Божьей Матери?

– Митя, – неожиданно ласково спросил его священник после короткого молчания, – ты видишь, что там?

– Не знаю, синагога, наверное…

– Правильно, а вон там?

– Церковь. Только какая-то…

– …католическая это церковь, – закончил за него священник, – иначе – костел.

– Ну да, наверное, а что?

– А то, что я не иудей и не католик. Я, Митя, – православный! Я ведь могу и в морду дать!

От удивления у Будищева пропал дар речи, а отец Григорий, как ни в чем не бывало, продолжал:

– Ты ежели сам афей [16] , то что поделаешь. Но не смей отвращать от церкви Христовой малых сих, иначе лучше бы тебе на шею жернов мельничный, да и в воду! И это я тебе, нечестивцу, не Святое Писание растолковываю, а объясняю, чем все закончиться может! Внял ли?

16

Афей – атеист.

– Понял…

– Так вот, Митя. Впереди война, и кто его знает, как оно повернется. Бывает, что и грешники добро творят, а случается, что и праведники обмишулятся. Я за тобой давно слежу. Странный ты, но к воинскому делу способный, а потому офицерам я о твоих художествах рассказывать не буду, если ты, конечно, не прекратишь непотребства сии.

– Не буду больше, батюшка!

– Ну и ладно. Ой, а ведь мы, пожалуй, что и приехали. Спасибо вам, чада, что пособили отцу своему духовному.

С этими словами отец Григорий благословил слезшего с козел Шматова и, укоризненно глянув на все еще озадаченного Будищева, пошел к собору.

– Граф, а Граф, – спросил Федор, когда они возвращались назад, – а чего это батюшка тебя благословлять не стал?

– Грешен я, – трагическим голосом отвечал ему Дмитрий.

– Все грешны, окромя Господа, а все же?

– Отстань, Федя, давай лучше водки, что ли, купим?

– Давай, только у меня денег нет.

– С деньгами и дурак сумеет, ты так попробуй.

– Как это?

– А вот смотри, – усмехнулся его приятель и повернул к ближайшему питейному заведению.

Неказистый снаружи кабак изнутри тоже не блистал убранством. Располагался он в полуподвале, через небольшие оконца под потолком в помещение попадало мало света, и потому оно всегда находилось в полумраке. Одну из стен целиком занимала большая стойка, за которой стоял кабатчик, а за столиками сидели несколько посетителей и о чем-то тихо переговаривались. Появившиеся на пороге солдаты привлекли всеобщее внимание, тем более что один из них, входя, хотел по привычке перекреститься, снял было кепи, но, не заметив икон, смутился и нахлобучил головной убор обратно. Второй же лишь криво усмехнулся и, обведя глазами присутствующих, поздоровался:

– Шалом, евреи!

– Шалом, – ответил странному солдату кабатчик и добавил несколько слов на идиш.

Но ничего не понявший Будищев, даже не подумав ему отвечать, уселся за крайний стол и прислонил к нему винтовку. Шматов, помявшись, последовал примеру товарища и все же стянул с головы свое кепи, положив его на стол.

– Господа солдаты хотят что-то заказать? – перешел на русский язык кабатчик.

– Нет.

– Тогда зачем вы пришли?

– Все дело в моем покойном друге, – со вздохом отвечал ему Дмитрий, – он был родом из Бердичева и перед смертью просил навестить его мать.

– И вы таки хотели найти ее у меня в трактире?

– Нет, конечно, но мой друг не успел сказать мне своего адреса. Он попросил только, чтобы я навестил старушку, но не сказал, где она живет. Я подумал, что в вашем заведении бывают разные люди и, может, они подскажут, где ее искать?

– А как звали вашего друга?

– Марк Бернес.

– Никогда не слышал этого имени.

– Очень жаль. Наверное, я просто ошибся… у вас слишком маленькая забегаловка и вряд ли тут бывает много народа. К тому же Марк был приличным молодым человеком и, скорее всего, ходил по другим местам. Мы, пожалуй, пойдем…