Стреляй первым

— Мама, когда тебе будет угрожать настоящая опасность, пожалуйста, скажи об этом мне.

— Что? — не поняла Светлана.

— Когда тебе будет угрожать конкретная, а не выдуманная опасность, скажи об этом мне.

— И что тогда?

— Я постараюсь что-нибудь для тебя сделать. Как-никак, в игре «Уоркрафт» я прохожу до одиннадцатого уровня, а больше у нас в классе никто этого сделать не может. И для тебя что-нибудь придумаю…

— Ясно.

Светлана отошла от дочери с полной уверенностью, что ребенок окончательно тронулся от компьютерных игр и чрезмерных нагрузок в школе. «Надо будет поговорить с классной руководительницей», — озабоченно подумала Светлана и тут же вспомнила, что о такой беседе ей остается только мечтать.

Она опустилась в кресло, подавленная и усталая. Алиса права, все это скорее напоминает кино, но никак не реальную жизнь. Точнее, реальная жизнь осталась в нескольких метрах от нее, за окном, за воротами усадьбы.

Там можно было купить в кассе билет и уехать на электричке в Москву, напрочь забыв о каких-то там тайных организациях с их дурацкими целями и приговорами.

Но Светлана сидела за столом в холле загородного дома ее приемного отца, рядом лежал ее двоюродный брат, отравленный быстродействующим ядом, а чуть дальше по коридору в инвалидном кресле с изуродованной головой сидел и сам Леонид Владимирович Чернов — это была реальность. И в такой обстановке существование неких тайных организаций отнюдь не казалось дурацкой шуткой.

Она посмотрела на часы: пятнадцать минут десятого. Пошел третий час после объявленного приговора. Пока самым невероятным образом приговор исполнялся абсолютно точно: два часа и два убитых члена семьи Черновых. Светлана тяжело вздохнула и откинулась на спинку кресла. Часы продолжали тикать, и каждое движение секундной стрелки сокращало срок отпущенной ей земной жизни. Она смежила веки, стараясь расслабиться и достичь покоя, необходимого в такие моменты. Ей хотелось внушить себе, что даже если жизнь для нее сегодня закончится, то после себя она оставит этому миру… Что? Светлана основательно задумалась над этим вопросом и не сразу услышала странный звук. Вначале она подумала, что стучит в висках. Но незнакомый и пугающий шум все нарастал. Светлана поняла, что он исходит извне, и открыла глаза.

Макс и Лина тоже с удивленным и настороженным видом прислушивались к непонятному то ли шуршанию, то ли жужжанию, которое доносилось со стороны левого крыла дома. Непонятный шум приближался, Макс поднял пистолет, а Лина мучительно пыталась вспомнить, что же это ей напоминает:

— Это похоже… Это…

В тот миг, когда производивший шум предмет показался на пороге холла, пистолет в руке Макса непроизвольно опустился, Лина всплеснула руками и вскрикнула — настолько очевидной и в то же время невероятной оказалась разгадка.

С легким скрипом в холл въехало старенькое инвалидное кресло, колеса которого вращались усилиями худых и жилистых рук Леонида Владимировича Чернова.

Глава десятая, в которой присутствующих бросает из радости в отчаяние, а из жары в холод

— Папа? — не веря своим глазам, спросила Лина. — Папа, как же…

Не доезжая трех шагов до стола, кресло остановилось, старик выпрямился и внимательно осмотрел сидевших за столом Светлану и Алису, стоявших рядом Лину и Макса, лежавшего у двери Дмитрия.

— Похоже, я несколько поторопился, — негромко сказал Чернов.

— Папа, что здесь происходит? — Лина шагнула навстречу отцу, но тот отрицательно замотал головой:

— Стой там, где стоишь. Так будет лучше.

— Я не понимаю… — начала было Лина, но старик сказал что-то уж совсем странное, и она в растерянности замолчала.

— Почему все стало так плохо? — спросил негромко как бы самого себя Чернов. — Все так хорошо начиналось, а кончилось не по-людски…

— О чем вы, Леонид Владимирович? — рискнула подать голос Светлана и тут же поняла, что лучше бы она этого не делала: в коротком ответном взгляде Чернова содержалось столько откровенной ненависти, что Светлана тут же опустила глаза, будто провинившаяся школьница.

Макс внимательно оглядел старика: почти до груди он был прикрыт шерстяным пледом, но не тем, что был на трупе в дальней комнате. На коленях у Чернова лежала какая-то книга, и, присмотревшись получше, Макс понял, что это альбом семейных фотографий.

Старик ласково гладил сухой ладонью дерматиновый переплет и повторял:

— Все так хорошо начиналось… Так было славно…

Макс решил, что старик слегка впал в маразм и сделал едва заметный шаг по направлению к инвалидному креслу, но Чернов это немедленно заметил:

— Стой, где стоишь. Не надо ко мне приближаться.

— Мне кажется, что вам нужна помощь, — пояснил свои намерения Макс.

— Х-х-х, — раздалось в ответ. — Уж я-то знаю, кому в этом доме нужна помощь.

— Но действительно, — вмешалась Лина. — Все это очень странно. Мы так беспокоились за тебя. Мы нашли какого-то человека в твоем кресле, мертвого… А потом появляешься ты и бормочешь что-то непонятное…

— Я не бормочу, — резко ответил Чернов. — Я разговариваю сам с собой, потому что ни с кем из вас у меня нет ни малейшего желания говорить. Я смотрю на эти старые фотографии и думаю: как же все хорошо начиналось — круглые веселые мордашки, штанишки в цветочек, бантики, игрушки… Папина радость, одним словом.

— Так чем же ты недоволен?

— Да тем, во что все это превратилось! — раздраженно буркнул Чернов. — Я столько раз думал за последние годы: что, когда я сделал не так? Почему мои милые прекрасные дети превратились в отъявленных сволочей и паразитов?!

— Папа, — нахмурилась Лина. — Я все это уже неоднократно слышала от тебя…

— И послушай еще: без совести, без морали, без какой-либо нравственной опоры в жизни — это вы все! Цепляетесь за выгоду, за деньги, готовы ради этого на любую гадость и мерзость! Вилять голым задом перед толпой мужиков — пожалуйста! — при этом он посмотрел на Лину, но она выдержала его взгляд. — Продать Родину ради какого-то черножопого самца — пожалуйста! — Светлана настойчиво смотрела в пол и не смогла оценить всей злобы, направленной в ее сторону. — Все загубили, все предали, ничего не осталось не опоганенного вами! Как будто не дети вы мне, как будто какие-то бляди подзаборные вас воспитывали, а не я!

Старик слегка запыхался, и, пользуясь этим, Лина спросила:

— Если ты по-прежнему нас ненавидишь, зачем же ты нас сюда пригласил?

Чернов презрительно посмотрел ей в глаза, и Лина угадала ответ еще до того, как он прозвучал:

— Как зачем?! Меня жгло изнутри все эти годы сознание того, что я породил ублюдков, которые поганят все вокруг себя, несут порчу и грязь! Я понял, что должен с этим покончить — именно я, раз я дал вам жизнь, воспитал и выкормил вас! Я несу ответственность за то, что вы стали не такими, как я хотел!

— Ты позвал нас сюда для того, чтобы убить?

Старик согласно молчал.

— Убить своих детей за то, что они выросли не такими, как хотелось тебе? За то, что они живут той жизнью, которую избрали сами, а не той, что хотел навязать им ты?

— Я пытался поставить вас на правильный путь, — спокойно объяснил старик. — Но что-то тут не заладилось.

Может, не на той женщине я женился в свое время, надо было мне посерьезнее подойти к этому вопросу. Но видишь, Ангелина, я не перекладываю всю ответственность на вас. Я готов признать свои ошибки и лично исправить их. Так сказать, смыть кровью…