Стремглав к обрыву

– Ты никогда не надеваешь халат по вечерам, словно в любой момент готова выскочить из дома, – сказал он однажды.

– Не могу найти себе места.

– Это заметно.

– Я всегда была такой. Ты же знаешь, я люблю ходить.

Он не ответил.

– Если хочешь, пойдем вместе. Я буду рада. Иногда вечером мне просто необходимо немного погулять.

– Я устаю – я, видишь ли, весь день работаю.

Намек на то, что, женившись на мне, он взял на себя определенные обязательства и теперь вынужден работать вдвое больше.

– Понимаю. Поэтому я и не звала тебя с собой.

Потом, словно меня гнала какая-то сила, я выходила из дома и по Пятой шла к центру. Представляла себе, что рядом со мной Дэвид. Уолтер куда-то исчез, может, погиб в авиакатастрофе, а может, его и вовсе никогда не было. Мы с Дэвидом иногда молчим, иногда беззлобно спорим о пустяках. Между нами нет ожесточения. Мы наконец научились понимать друг друга. Но как только мы доходим до 57-й улицы, все кончается. Дэвид исчезает в толпе. Но домой возвращаться все равно не хотелось. Я останавливала такси и называла шоферу адрес Хелен.

– Руфь, – взволнованно произнесла она, когда я пришла в один из вторников в марте, – входи и слушай. Да, конечно, сними пальто. Я непременно должна тебе это прочесть, – помахав книгой, которую держала в руке. – Билли доводит меня до бешенства – не желает оценить, упрямец.

Билли был ее новым питомцем. Она подобрала его в канун Нового года на распродаже в одном из больших универмагов. Он пытался решить свои финансовые проблемы и стащил шарф, но тут же был уличен в краже Хелен, которая выбирала пижамы у соседнего прилавка, и продавцом, собиравшимся привлечь к Билли внимание детектива. Во избежание скандала Хелен предложила заплатить за шарф (вместе с шестью парами пижам, выбранными ею для себя) и покончить с этим. Продавец охотно согласился, и через несколько минут она и Билли вышли на улицу, где она отдала ему шарф, угостила кофе и выяснила, что он в Нью-Йорке уже неделю, что за пять дней истратил деньги, которых должно было хватить на месяц, и что последние две ночи провел в парадных. Он устроился в кинотеатр билетером, но только со следующей недели, и не знает, что ему теперь делать. Хелен привела его домой и поселила в комнате Лотты, предупредив: ему придется выкатываться, когда приедет дочь, а так может жить сколько хочет. О порядке в комнате она не беспокоилась – он оказался аккуратным, как старая дева, и целыми днями подбирал за Хелен вещи, которые она везде раскидывала.

Ему было девятнадцать лет. Невысокого роста, тоненький, смуглый, с черными волосами и большими, как у олененка, глазами. Впечатление несколько портили огромные темные подглазья. Его вполне можно было представить где-нибудь в итальянском порту, зазывающим иностранцев к своей красотке сестре; на самом деле шесть поколений его предков были фермерами в штате Мэн.

Хелен бросила мое пальто на стул в прихожей и провела меня в гостиную. У Билли был выходной, он сидел на диване и вязал свитер. Он его вязал уже несколько недель и говорил, что для Хелен, но ей свитер был явно велик.

– Привет, – сказал Билли. – У тебя красивая блузка.

– Спасибо.

– Ну, ладно, – вмешалась Хелен, – слушай. – И она зачитала отрывок из книги какого-то русского писателя, где он рассказывал о благотворительной школе для крестьян, которую организовал один помещик. Местные мужики жаловались автору на своих сыновей – мол, никто теперь не хочет работать на земле, каждый метит в управляющие.

Она захлопнула книгу и торжествующе посмотрела на нас:

– Это написано в России в первой половине прошлого века. Думаете, мир с тех пор поумнел? Нисколько. Поверь мне, Руфь…

Я внимательно слушала и время от времени в знак согласия кивала головой. У меня были кое-какие сомнения, но не хотелось их высказывать, не хотелось задавать вопросов, впрочем, она и не побуждала меня к этому. Немного погодя я подошла к буфету и смешала себе коктейль. Билли попросил ему тоже налить. Хелен отказалась от выпивки, объяснив, что это мешает ей думать. Я улыбнулась: на меня подобное действие оказывала она сама.

– Скажи честно, Билли, тебе все это тоже кажется забавным? – спросила она, неверно истолковав мою улыбку.

– Знаешь, Хелен, – мечтательно ответил он, – ты похожа на моего деда.

Она повернулась ко мне с недовольной гримасой:

– Что с вами говорить! Вы оба столько же смыслите в политике…

Я лукаво улыбнулась ей:

– Зато Уолтер в последнее время страшно интересуется политикой. Ходит на собрания демократов. Заставил своего секретаря размножать листовки в поддержку Стивенсона. [11]

– Как трогательно.

– Да уж. – Слегка поддразнивая ее: – Знаешь, они с этим Стивенсоном как с ума посходили. Он и правда редкий тип, не похож на политика. Ходят слухи…

11

Кандидат в президенты от демократической партии на выборах 1952 и 1956 годов. Оба раза проиграл Эйзенхауэру – кандидату от республиканской партии.

– Как говаривал один мой знакомый судья, «либералы распустили слюни», – зевнув, перебила она.

Когда я вернулась домой, Уолтер читал, лежа в постели. Я заранее решила: если спросит, скажу, что была у Теи. Ему нравилась Тея, и он не возражал против наших встреч. Но я не слишком часто этим пользовалась. Тея все еще много значила для меня, хотя наши отношения словно застыли, и я все больше замыкалась в себе. Впрочем, Уолтер ни о чем меня не спросил, я не стала ничего объяснять. Разделась, приняла душ и легла. Засыпая, отметила про себя, что у него над изголовьем по-прежнему горит свет.

В следующий раз после свадьбы я встретилась с Лоттой и июне. Она приехала в Нью-Йорк на каникулы после первого года в Вассаре. [12] В начале года она поставила условие: если Уолтер хочет с ней встречаться, это должно происходить не у него дома. Конечно, он хотел ее видеть, и они вместе ужинали где-нибудь в городе. Говоря по совести, Уолтер теперь уделял Лотте гораздо больше внимания, чем раньше, когда его отеческая забота была направлена на одного Бориса, а о Лотте заботилась мать. Обычно она звонила и холодно просила меня позвать Уолтера. Но на этот раз вдруг спросила, можно ли к нам зайти. И пришла к ужину – хорошенькая, дорого и со вкусом одетая. Сшитое на заказ летнее платье голубого цвета, туфли из натуральной кожи на шпильках. Постриглась, и ее прическа походила бы на мою, если бы не прямые волосы. Ей исполнилось восемнадцать.

12

Привилегированный частный колледж на северо-востоке США.

Уолтер еще не вернулся. (Я позвонила ему, предупредила, что Лотта придет к пяти; он ужасно огорчился, что именно сегодня не может уйти из конторы пораньше. Через пять минут перезвонил, попросил передать Эстер, чтобы она приготовила на ужин телятину по-пармски – любимое блюдо Лотты.) Борис играл в парке с приятелями. Я провела Лотту в гостиную.

– Ты, наверное, хочешь пить. Налить тебе лимонаду?

– Джина с тоником, пожалуйста, – без тени улыбки ответила она.

– Извини.

Я наполнила два бокала и подошла к дивану. Она взяла свой и молча кивнула, явно не имея желания поддерживать беседу.

– Что собираешься делать летом? – Вопрос прозвучал не совсем естественно: я успела подружиться с Хелен Штамм, но в обществе ее дочери по-прежнему чувствовала себя неуютно.

– Не знаю. Может, поработаю, если удастся найти что-нибудь приличное. Скажем, в издательстве или в рекламном агентстве. А работать просто так, лишь бы время убить – этого мне не надо. Мне и без работы есть чем заняться.

Я кивнула. Она пристально рассматривала свой бокал.

– Мы в этом году хотим пораньше уехать на озеро. Такая жара стоит!.. Мы с Борисом пробудем там все лето.