Стригольники. Русские гуманисты XIV столетия

Нового владыку согнали «акы злодея пьхающе за ворот», а Антония вернули на его архиепископское место.

Четырнадцатое столетие началось упоминанием о расправе с колдуньями, вредившими урожаю:

1303. «Бысть зима тепла без снега и хлеб бысть дорог велми. И несколько жен сожгоша» [16] .

Возвращаясь к интересующим нас событиям 1375 г., мы можем установить типологическое сходство между конфликтами двух разных столетий: и там, и здесь во время стихийных бедствий внимание народа устремлялось к служителям бога (или языческих богов), которых считали ответственными в первую очередь за то или иное состояние природы. И там, и здесь после эксцессов глава новгородской церкви уходил (временно) с поста: в 1228 г. после самовольной расправы новгородской толпы с языческими жрецами, а в 1375 г. после расправы со стригольниками.

16

ПСРЛ, т. XVI. Летопись Авраамки.

Ни светская, ни церковная власть не санкционировала этих действий, хотя действия против волхвов или против подозреваемых в ереси прямо относились к юрисдикции церковного епископального суда. Суда не было; со стригольниками расправились безымянные «новгородцы», и эту расправу юридически следует считать не казнью, а самосудом.

Можно подозревать, но, правда, без особых доказательств, что против образованных и «чистое житие имущих» стригольников (такими их рисуют полемизирующие с ними епископы) новгородцы были направлены кем-то из состава ортодоксального духовенства, какими-то многочисленными последователями владыки Моисея (умер в 1363 г.), которому дважды приходилось покидать архиепископскую кафедру «по своей воле». В его житии автор ставит ему в заслугу противоборство с ересью стригольников. Основной тезис стригольников, как известно, состоял в недоверии к посреднической роли всякого вообще духовенства между людьми и богом. Врагов из числа среднего и высшего духовенства у стригольников было много, но, учитывая позицию вселенских патриархов, рекомендовавших лишь уговоры и призывы к воссоединению стригольников с церковью и прямо запрещавших смертную казнь, мы не можем связывать новгородский самосуд 1375 г. с именем архиепископа Алексея, прямо ответственного за деяния «дома святой Софии».

К тридцатилетней деятельности владыки Алексея, вступившего на пост после вынужденного ухода врага стригольников — Моисея — мы еще не раз вернемся в дальнейшем.

В заключение обратимся снова к миниатюре Лицевого свода, изображающей эпизод расправы. На новгородском Великом мосту сошлись, как мы видели, две различных группы: слева, с Торговой стороны (где, как увидим в дальнейшем, обнаружились памятники стригольнической обрядности) [17] , идет толпа просто одетых молодых новгородцев. Они держат в руках связанных стригольников и бросают их в Волхов. Навстречу им из крепостной воротной башни Детинца идет группа высоких седобородых старцев в корзнах-плащах. Ни архиепископа, ведающего дела «развратников веры», ни кого бы то ни было из духовенства на рисунке нет.

17

Рыбаков Б.А. Стригольнические покаянные кресты // Культурное наследие древней Руси: (Истоки. Становление. Традиции). Л., 1976, с. 79–86.

Идущий впереди старик с жестом укора или назидания обращается к толпе «заречан». Никто из действующих лиц не смотрит на тонущих дьяконов и простецов: головы всех подняты, люди обеих групп смотрят друг на друга: заречане на бояр софийской стороны, а те на заречан. Создается зрительное впечатление, что почтенные старцы не столько порицают стригольников, сколько укоряют молодых людей, творящих самосуд. Обитатели Кремля явно противопоставлены обитателям Торговой стороны.

* * *

После событий 1375 г., когда погиб глава неизвестно когда возникшего стригольнического движения Карп, само движение не прекратилось, и мы получаем за последующие пять десятков лет две группы основных документов о характере этого движения. Одна из них — это послания константинопольского патриарха (которому была подчинена вся русская церковь) Нила 1382 г. и блестяще написанное поучение русского епископа Стефана Пермского 1386 г., дающее наиболее полное представление о стригольниках. Затем следует период молчания, а через тридцать лет возникает вторая серия документов, направленных только против стригольников во Пскове и посланных митрополитом Фотием из Москвы; она датируется 1416–1429 (или 1427) гг.

Из последнего (четвертого по счету) послания митрополита Фотия во Псков явствует, что ранее он дал распоряжение «тех стригольников обыскать (выявить) и показнить», и в этом послании, которое датируется 1429 г., благодарил посадника и духовенство Пскова за исполнение его приказа, в результате которого «инии те стриголници побегали, а котории осталися… те деи… яко диаволу в них въгнездившуся», сохранили прежние воззрения. Молчание источников в последующие десятилетия объясняется, быть может, тем, что нетерпимый к ереси Фотий вскоре умер (в 1431 г.), а в 1430-е годы сложилась новая политическая ситуация: Псков стал союзником Москвы против Новгорода. Новый московский митрополит Исидор содействовал эмансипации псковской церкви от власти новгородского архиепископа.

В этих условиях внимание псковского духовенства должно было сосредоточиться не столько на борьбе со своими заблуждавшимися псковичами, сколько на противостоянии могущественному архиепископу новгородскому Ефимию II, у которого псковичи отняли с помощью Москвы владычный суд и поборы. Один из приездов Ефимия во Псков «не в свою череду» закончился тем, что вскоре «стал бой псковичам с софьяны» (людьми архиепископа) [18] .

Сведения о стригольниках как об общественном движении прекратились. Слово «стригольники» становилось нарицательным, обозначавшим теперь не последователей стригольника (расстриги) Карпа, а всяких вообще инакомыслящих, отклоняющихся от ортодоксии прихожан [19] . В дальнейшем даже старообрядцы XVII–XVIII вв. получали не только наименование «раскольников», но и «стригольников». В 1799 г. в Петербурге была издана книга под таким названием: «Полное историческое известие о древних стригольниках и новых раскольниках, так называемых старообрядцах, о их учении, делах и разгласиях, собранное из потаенных старообрядческих преданий, записок и писем… протоиереем Андреем Иоанновым [Журавлевым] [20] в Санктпетербурге при Императорской Академии Наук 1799 года».

18

Псковская 2-я летопись, 1436–1438 гг., с. 130–133.

19

Пожалуй, последним воспоминанием о стригольниках в первичном смысле, как о «стригольниковых учениках», было письмо новгородского владыки Геннадия в Москву собору епископов в 1490 г. Геннадий жаловался на некоего псковского монаха Захария, писавшего на него многочисленные доносы. Захарий «перестригл» каких-то монахов от местного князя (из ктиторского княжеского монастыря?), и три года не давал им причастия, и сам не причащался. Захарий оправдывался тем, что все духовенство поставлено за деньги, за «посулы»-взятки «ино дел у кого причащатися?» «И аз познал [писал Геннадий], что [Захар] стригольник». Отказ от причастия под предлогом продажности духовенства действительно был основным тезисом учения стригольников 1380-х годов. См.: «Источники», с. 378, 380.

20

В имеющемся в моей библиотеке экземпляре приписано на титульном листе: «он родился в Москве 1751-м году августа 9-го дня».

Первым историком стригольничества, разумеется крайне пристрастным, был Иосиф Волоцкий, боровшийся в конце XV и в начале XVI в. с новым, значительно более радикальным движением в Новгороде и Москве, обнаружившим себя с 1480-х годов. Иосиф, хорошо знавший современного ему новгородского архиепископа Геннадия (опознавшего в чернеце Захаре стригольника), мог получить от него дополнительные сведения о Карпе, например, о месте зарождения ереси:

Некто бысть человек, гнусных и скверных дел исполнен, именем Карп, художеством стриголник, живый во Пскове, Сей убо окаянный ересь состави скверну же и мерзку, якоже и вси верят и мнози от православных христиан, иже суть слаби и неразумии, последоваша ереси той…

(«Просветитель» 16-е слово) [21] .

21

Н.А. Казакова в своем исследовании о стригольниках сомневается в псковском происхождении Карпа и самой ереси стригольников, считая сведения о Пскове домыслом «осифлян», сторонников Иосифа Волоцкого. См.: «Источники», с. 34–35. Данных для этих сомнений недостаточно, со Псковом связан ряд произведений живописи стригольнического толка. Кроме того, следует учесть, что не было у Иосифа Волоцкого никаких мотивов заменять предполагаемое новгородское происхождение Карпа на псковское. Достоверные сведения о Карпе и месте зарождения ереси Иосиф мог получить от новгородско-псковского архиепископа Геннадия. Митрополит Фотий писал о стригольниках только псковским церковным властям.

Церковные историки позднейших времен мало уделяли внимания движению стригольников. Для них слово «ересь» сразу ставило еретиков за рамки церковной истории, и поэтому даже серьезнейший из церковных историков Е.Е. Голубинский ограничился в своем известном труде лишь самой краткой характеристикой этого, по его словам, «маленького противуцерковного общества».

В советской историографии А.Д. Седельников и Н.П. Попов начали интереснейшую работу по выяснению исторических корней стригольничества в эпоху, предшествующую такому финальному эпизоду, как самосуд 1375 г. [22]

22

Седельников А.Д. Следы стригольнической книжности // ТОДРЛ. Л., 1934, т. 1; Попов Н.П. Памятники литературы стригольников // Ист. зап. М., 1940, т. 7.

Наиболее всеобъемлющими и интересными исследованиями являются работы Н.А. Казаковой и А.И. Клибанова [23] . Н.А. Казакова в своем труде посвятила целый раздел историографии стригольничества; раздел достаточно полон и интересен, что избавляет меня от необходимости углубляться в эту тему.

В итоге произведенного за последнее столетие исследования только одних письменных источников 1375–1429 гг., и притом исходивших только из антистригольнических кругов высшего русского и византийского духовенства, общая характеристика стригольнического движения может быть конспективно представлена в таком виде.

23

Казакова Н.А. Новгородско-псковская ересь стригольников XIV–XV вв. Это первая часть книги «Антифеодальные еретические движения на Руси XIV — начала XVI в.» (М.-Л., 1955, с. 7–73). Вторую половину книги писал Я.С. Лурье, см.: Клибанов А.И. Реформационные движения в России в XIV — первой половине XVI в. М., 1960, с. 1–166.

1. Учитывая «обмирщенность» духовенства, пьянство (бичуемое и властями) и склонность его к стяжательству и взяткам, стригольники сомневались в праве духовенства быть посредником между людьми и богом. На этом основании они отказывались от обычной исповеди священникам: Карп «не велел исповедатися попам». Стригольники предлагали взамен неясную по источникам «исповедь земле».

2. Инициаторами этого протеста были, очевидно, выходцы из низшего духовенства — из людей, достигших только сана дьякона (Карп, Никита). Могли быть, очевидно, и «простецы», не имевшие никакого сана.